Эсмеральда (балет)

Эсмеральда
La Esmeralda
Композитор	Ц. Пуни
Автор либретто	Ж. Перро
Источник сюжета	роман В. Гюго "Собор Парижской Богоматери"
Хореограф	Ж. Перро
Оркестровка	Р. Глиэр, С. Василенко, В. Качесов
Последующие редакции	М. Петипа, А. Я. Ваганова, В. Д. Тихомиров, В. П. Бурмейстер, Н. Н. Боярчиков, А. Б. Петров
Количество действий	3
Год создания	1844
Первая постановка	1844
Место первой постановки	Лондон

Эсмеральда — балет в трёх действиях, 5 картинах, либретто Ж. Перро, музыка Ц. Пуни, музыка отдельных номеров — Р. Дриго. Премьера состоялась 9 марта 1844 года, в лондонском театре Театре Её Величества. В России впервые поставлен 21 декабря 1848 года в Большом Каменном театре Санкт-Петербурга.

Краткое содержание

Действующие лица:
Эсмеральда, цыганка.
Гренгуар, поэт.
Клод Фролло, архидьякон Собора Парижской Богоматери.
Квазимодо, звонарь Собора Парижской Богоматери.
Феб де Шатопер, капитан королевских стрелков.
Альбер Флоран, — офицеры, друзья Феба.
Алоизия де Горделорье.
Флер де Лис, её дочь, невеста Феба.
Диана, Беранже — подруги Флер де Лис.
Клопен Трульфу, король бродяг.
Судья.
Палач.

Бродяги, нищие, цыгане и цыганки, дамы и кавалеры, подруги Флер де Лис, шуты и шутихи, народ.

Действие происходит в средневековом Париже в конце XV века.

Действие первое.
Картина первая.
Двор чудес.
Поэт Пьер Гренгуар попадает в руки обитателей парижского дна. Бродяги обыскивают его и, не найдя ничего ценного, решают повесить. Гренгуар молит о пощаде. Король нищих Клопен Трульфу обещает сохранить ему жизнь в том случае, если кто-нибудь из находящихся в его подданстве женщин согласится выйти за него замуж. Все присутствующие осматривают Гренгуара, но никто не решает взять его в мужья. В это время появляется Эсмеральда. Узнав о том, что Гренугару грозит смерть, она решает спасти его. Их объявляют мужем и женой на четыре года.
Цыганка и её новообретенный супруг идут домой по ночным улицам Парижа. Клод Фролло, давно и безответно влюбленный в Эсмеральду, с помощью Квазимодо, Клопена и трёх бродяг пытается похитить её, но подоспевший ночной патруль во главе с капитаном Фебом де Шатопером вырывает её из рук похитителей. По приказу Феба, солдаты заковывают Квазимодо в цепи.
Эсмеральда очарована спасшим её офицером. Феб спрашивает, в порядке ли она и узнаёт, кто она такая. На память он дарит ей свой шарф. По просьбе Эсмеральды стража освобождает Квазимодо.
Картина вторая.
Комната Эсмеральды.
Цыганка любуется подаренным шарфом и мечтает о прекрасном офицере, выкладывает его имя из букв и гравирует его ножом на стене.
Вошедший Гренгуар предъявляет свои права супруга. Эсмеральда отвергает его домогательства, объясняет, что они вышла за него замуж, чтобы спасти его от смерти, и что они будут только друзьями. Она учит Гренгуара танцевать. Она велит ему спать в соседней комнате, а сама ложится в этой.
Как только она засыпает — в каморку входят Клод Фролло, Квазимодо и Клопен. Они вновь пытаются похитить цыганку, но ей удается скрыться. Клод Фролло поднимает оброненный Эсмеральдой кинжал: в его голове рождается план мести.
Действие второе.
Картина третья.
Сад в замке Алоизии де Гонделорье.
Флер де Лис танцует со своими подругами.
Входит её мать со свитой, затем — её жених Феб. Флер замечает, что на нём нет шарфа, который она для него вышила.
Эсмеральда, Гренгуар и четыре цыганки приглашены в замок — погадать невесте и развлечь гостей своими танцами. Эсмеральда предсказывает Флер де Лис счастливое замужество. Цыганки начинают танец. Эсмеральда замечает, что жених Флер — это спасший её офицер, в которого она влюбилась с первого взгляда. Ею овладевает отчаяние, но, побуждаемая Гренгуаром, она продолжает танцевать для гостей.
Флер де Лис замечает на цыганке шарф Феба. От волнения она лишается чувств. Гости взволнованно реагируют на происходящее. Гренгуар уводит Эсмеральду; Феб уходит за ними.
Действие третье.
Картина четвёртая.
Комната в таверне.
Клопен Трульфу приводит в таверну, где должно состояться свидание Эсмеральды и Феба, Клода Фролло. Он показывает ему, где спрятаться и удаляется.
Появляются счастливые любовники. Феб клянётся Эсмеральде в силе своих чувств, но цыганка, сорвав с его плюмажа перо и подбросив его, говорит: твоя любовь улетучится также легко.
Клод Фролло выходит из своего укрытия и поражает Феба кинжалом — тем самым, который он подобрал в каморке Эсмеральды. Когда на крики собирается народ, он обвиняет её в убийстве. Прибежавший Гренгуар умоляет его спасти ни в чём неповинную девушку. Клод лицемерно обращается к небу и говорит, что её может спасти только Бог.
Картина пятая.
Праздник шутов.
Берег Сены; справа — тюрьма; в отдалении — башни собора Парижской Богоматери.
Вечерние улицы Парижа полны ряженными — шутами и шутихами и горожанами, участвующими в празднике. Квазимодо, избранный шутовским Папой, танцует в тиаре и с посохом. Появившийся на площади Клод Фролло останавливает кощунственное действо.
Стража выводит из тюрьмы подвергшуюся пыткам Эсмеральду. Она готовится к смерти и молится. Клод предлагает ей спасение, если она согласится принадлежать ему. Девушка отвергает его предложение. Архидьякон приказывает начать казнь.
В это время на площадь вбегает Феб де Шатопер — он был не убит, а только ранен. Он указывает судье, что цыганка не виновата в нападении на него. В ответ на вопрос судьи: кто же виновен, он указывает на Клода Фролло.
Фролло хочет наброситься на Феба, но его останавливает и убивает Квазимодо.
Феб и Эсмеральда соединяются.

Либретто

Либретто балета написано балетмейстером Жюлем Перро по мотивам оперного либретто В. Гюго «Эсмеральда», в свою очередь основанного на его романе «Собор Парижской Богоматери».

Балетная версия включает некоторое мотивы романа, не использованные Гюго при переработке его для оперы. Однако, как и в опере, судьба балетной Эсмеральды кончается благополучно: в последний момент перед казнью её спасает Феб (после этого, в отличие от оперного либретто, он не погибает и герои воссоединяются).

Авторы последующих редакций спектакля использовали как трагический, так и счастливый варианты финала, по-разному воплощая их сценически.

В остальном либретто Перро практически не подвергалось перекройкам: основные изменения касались введения дополнительных сцен, призванных дать танцевальную характеристику Клоду Фролло и Квазимодо, изначально действовавших исключительно в сфере пантомимы, и картины быта средневекового Парижа. Заданная же раскладка основных событий романа на три акта сохранялась почти неизменной.

Музыка

Для первой постановки музыкальную партитуру создал итальянский композитор Цезарь Пуни.

В период сценической жизни в России балет дополнялся вставными номерами на музыку различных композиторов. В 1886 и 1899 годах, возобновляя спектакль в Мариинском театре М. И. Петипа поручил Р. Дриго написать новые номера для второго акта — вариации для Флер де Лис и двух её подруг в «Танце с корзиночками» и Pas de six Эсмеральды, Гренгуара и четырёх цыганок, заменивший существовавшее ранее на этом месте Pas de deux с муз. Пуни. Позднее вариации в «Танце с корзиночками» заменялись в отдельных спектаклях на вставные (по желанию исполнительниц)

Музыкальная структура последнего возобновления Петипа стала канонической. Именно от неё отталкивались при создании всех последующих версий спектакля.

В 1926 году для постановки балета в Большом театре Р. М. Глиэр заново оркестровал партитуру Пуни — Дриго и сделал в ней несколько вставок. В 1950 году аналогичную работу ещё раз проделал Сергей Василенко. С тех пор театрами обычно используются их редакции. В 2006 году в спектакле театра «Кремлёвский балет» прозвучала музыкальная редакция В. Качесова.

В 2009 году при постановке балета в Большом театре новая концепция музыкальной драматургии балета была разработана Ю. Бурлакой, на основании оригинальной партитуры Пуни, восстановленной Александром Троицким по архивным материалам Библиотеки Консерватории Сан-Пьетро а Майелла в Неаполе и Музыкальной библиотеки Большого театра России.

Последующие постановки

В марте 1845 года Перро перенёс свою «Эсмеральду» в «Ла Скала» в расчёте на Фанни Эльслер, гастролировавшую в Милане. Посетив в апреле Вену, а затем Брешию, Виченцу и Больнью, Эльслер до зимы задержалась в Риме — здесь префект полиции запретил исполнять «Эсмеральду» вследствие «аморальности» сюжета, и балерина выступала в «Гентской красавице», «Жизели» и «Безумии художника».

Основные постановки в России

Санкт-Петербург 

Большой театр

• 21.12.1848 — балетмейстер — Перро; Эсмеральда — Ф. Эльслер (позже Гризи, Н. К. Богданова, К. Кукки, Е. П. Соколова и др.), Гренгуар — Перро, Феб — Фредерик, Клод Фролло — П. И. Дидье.

Мариинский театр — ГАТОБ им. Кирова

• 17.12.1886 — балетмейстер М. И. Петипа (по Перро с добавлением новых танцев на музыку Р. Е. Дриго); Эсмеральда — В. Цукки (позже — К. Брианца);
• 21.11.1899 — балетмейстер Петипа (по Перро); Эсмеральда — М. Ф. Кшесинская (позднее А. Павлова), Клод Фролло — Н. С. Аистов, Феб — И. Ф. Кшесинский, Квазимодо — А. Ф. Бекефи;
• 1918 — возобн.; Эсмеральда — Е. А. Смирнова;
• 1923 — возобн.; Эсмеральда — О. А. Спесивцева (позднее — Е. Люком, Т. Вечеслова);
• 23.4.1935 — балетмейстер А. Я. Ваганова, реж. С. Э. Радлов, А. А. Берёзова, И. Н. Иванов; Эсмеральда — Т. М. Вечеслова, Гренгуар — Л. С. Леонтьев, Феб — Б. В. Шавров, Клод Фролло — М. А. Дудко, Квазимодо — К. А. Журавлёв, Диана — Г. С. Уланова, Актеон — В. М. Чабукиани;
• 15.11.1948 — балетмейстер А. Я. Ваганова; Эсмеральда — Вечеслова, Гренгуар — В. В. Фидлер, Феб — Шавров, Клод Фролло — Р. И. Гербек, Квазимодо — М. М. Михайлов, Диана — А. Я. Шелест, Актеон — С. С. Каплан.

МАЛЕГОТ

28 декабря 1981 года — премьера

Художественный руководитель постановки Николай Боярчиков (по мотивам постановки Перро и Петипа), консультанты Татьяна Вечеслова и Пётр Гусев, художник-постановщик Татьяна Бруни, музыкальный руководитель и дирижёр Михаил Орехов

Действующие лица

• Эсмеральда — Татьяна Фесенко, (затем Елена Алканова)
• Флер де Лис — Валентина Муханова
• Феб де Шатопер — Никита Долгушин
• Клод Фролло — Д. Я. Церус, (затем Г. Н. Колобков)
• Пьер Гренгуар — Александр Евдокимов, (затем Валерий Печерский)
• Квазимодо — Евгений Мясищев
• Клопен — Игорь Соловьёв

Москва

Большой театр

• 22.11.1850 — балетмейстер Перро; Эсмеральда — Эльслер (позже Е. А. Санковская, П. П. Лебедева, Л. Н. Гейтен и др.), Гренгуар — Перро;
• 29.4.1866 — балетмейстеры К. Блазис и Эльслер;

21.11.1890 — Ж. Мендес; Эсмеральда — Гейтен, Гренгуар — Н. Ф. Манохин, Феб — И. Н. Хлюстин, Клод Фролло — В. Ф. Гельцер, Квазимодо — В. А. Шашкин;

• 7.2.1926 — балетмейстер В. Д. Тихомиров (по Перро-Петипа); Эсмеральда — Е. В. Гельцер (позднее — М. Т. Семенова), Гренгуар — И. В. Смольцов, Феб — Тихомиров, Клод Фролло — А. Д. Булгаков, Квазимодо — В. А. Рябцев;
• 25.12.2009 — балетмейстеры Ю. Бурлака и В. Медведев (по Петипа); Эсмеральда — М. Александрова, Феб — Р. Скворцов, Гренгуар — Д. Савин, Клод Фролло — А. Лопаревич, Квазимодо — Г. Янин.

Московский музыкальный театр

• 14.10.1950 — балетмейстер Бурмейстер; Эсмеральда — В. Т. Бовт, Феб — А. В. Чичинадзе, Клод Фролло — А. А. Клейн, Квазимодо — Терентьев;
• 8.6.1999 — возобн., балетм. Д. А. Брянцев, худ. В. А. Арефьев, Эсмеральда — Н. В. Ледовская, Феб — В. Е. Дик, Флёр де Лис — К. Амирова;
• 27.11.2009 — возобновление, руководитель возобновления — С. Ю. Филин; Эсмеральда — Ледовская, Феб — С. Чудин, Флёр де Лис — Н. Сомова, Клод Фролло — В. Е. Дик, Квазимодо — А. А. Домашёв.

Кремлёвский балет

• 08.11.2006 — балетмейстер А. Петров (с использованием фрагментов хореографии Перро, Петипа и Вагановой); Эсмеральда — заслуженная артистка России Жанна Богородицкая, Феб —заслуженный артист России Айдар Шайдуллин, Гренгуар —Сергей Смирнов, Клод Фролло — А. Лопаев, Квазимодо — Д. Альтамаре, Диана — А. Тимофеева, Актеон — М. Мартынюк.

В других городах

Воронеж (1962, Т. Е. Рамонова), Волгоград (1960, К. Ставский), Горький (1938, М. Д. Цейтлин, 1952, Т. Н. Кудашева, 1968, Н. Г. Конюс), Красноярск (1944, В. И. Вронский, 1970, В. А. Хараев, Т. Н. Куржиямская), Куйбышев (1981, Ю. П. Ковалёв), Новосибирск (1953, М. Л. Сатуновский), Омск (1983, Бовт), Пермь (1936, А. Э. Монковский), Свердловск (1951, Сатуновский, 1973, М. Н. Лазарева), Челябинск (1958, О. М. Дадишкилиани, 1972, Л. В. Воскресенская — под назв. «Собор Парижской богоматери», 2012, Ю. Бурлака).

Экранизация

В 1994 году постановка Боярчикова была экранизирована студией «Лентелефильм».
В фильме-балете роли исполнили: Эсмеральда — Э. М. Хабибулина, Феб — К. В. Мясников, Флёр де Лис — А. К. Кондрашова, Гренгуар — А. В. Кулигин, Клод Фролло — А. В. Константинов, Квазимодо — А. Б. Брегвадзе, Клопен Трульфу — И. Ю. Соловьёв.
Режиссёром телеверсии выступила Евгения Попова.

Запись постановки Петипа

На протяжении первой четверти XX века оригинальная постановка Петипа была записана по системе Степанова режиссёром балетной труппы Н. Г. Сергеевым (записи отдельных фрагментов датируются в интервале 1903 — 23 гг.).

Сегодня хореографическая нотация «Эсмеральды» входит в «Коллекцию Сергеева» и хранится в Театральной библиотеке Гарварда.

В 2009 году материалы гарвардской коллекции были использованы Ю. Бурлакой в ходе работы над «Эсмеральдой» в Большом театре (балетм. Ю. Бурлака и Д. Медведев). Однако их версию нельзя считать восстановлением спектакля М. И. Петипа.

Известные фрагменты

Pas de six

Pas de six Эсмеральды, Гренгуара и четырёх цыганочек из второго акта балета часто исполняется в качестве концертного номера. Эта композиция на музыку Дриго была поставлена Петипа в 1886 году, для В. Цукки и заменила ранее существовавшее в спектакле Pas de deux на муз. Пуни, с хореографией Перро (исполнялось Эсмеральдой с Гренгуаром или безымянным солистом).

Pas de six — единственный фрагмент постановки Петипа, считающийся «каноническим» и воспроизводимый в большинстве редакций без изменений. Особенностью хореографии Pas de six’а является то, что, в отличие от многих других танцевальных ансамблей в классических балетах, он требует от балерины актёрской игры, параллельной танцу: изображая танцующую перед знатными гостями цыганку, она в то же время, должна мимикой передать отчаяние, охватывающее Эсмеральду при виде Феба и его невесты.

Наиболее знаменитый момент Pas de six’а — заключительная часть вариации Эсмеральды: балерина спиной вперед движется на пуантах на мелком pas de bourre suivi змейкой, отступая в глубь сцены, затем через центр сцены выходит вперед и, лишаясь чувств, падает на колено.

Pas de Dian (Pas de deux Дианы и Актеона)

Самостоятельную жизнь обрело Pas de deux Дианы и Актеона, поставленное в 1935 году Вагановой на музыку Пуни из балета «Царь Кандавл», по мотивам постановки Петипа и с использованием женской вариации из «Танца с корзиночками» (муз. Дриго, хореогр. Петипа).

В оригинальном спектакле Вагановой солистам аккомпанировал ансамбль кордебалетных танцовщиц — нимф, отсутствующий в концертной версии номера.

Pas de deux

В концертах исполняется также Pas de deux Гренгуара и Эсмеральды на муз. Пуни (или отдельно — вариация с бубном из этого Pas de deux). Многие ошибочно принимают этот номер за часть спектакля Петипа, хотя на самом деле он был создан в 1954 году Николаем Березовым, поставившим в Лондоне собственную версию «Эсмеральды».

Отрывок, характеризующий Эсмеральда (балет)

– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.