Эспадон

Не следует путать с эспадроном — лёгким мечом, используемым как рубящее оружие.

Эспадон, спадон (фр. espadon от исп. espada — меч) — тип двуручного меча («большая шпага»), использовавшийся главным образом в Германии и (в особенности) Швейцарии в XV—XVII веках. Эспадон можно рассматривать как «классический» тип двуручного меча. В ряде источников наименование «эспадон» является синонимом собственно двуручного меча.

Устройство

Эспадон является тяжёлым рубящим мечом, приспособленным исключительно для работы двумя руками.

Клинок меча обоюдоострый, с округленным острием, длиной до 1,5 м при длине всего оружия около 1,8 м. В сечении клинок в абсолютном большинстве случаев четырёхгранный. Гарда состоит из двух длинных и массивных дужек, усложненных иногда боковыми кольцами и в большинстве случаев слегка спускающихся к лезвиям. Центр тяжести оружия — на лезвии возле гарды. Иногда встречались варианты с центром тяжести, смещённым ближе к острию клинка, что облегчало бой против вооружённого щитом и мечом противника, а также усиливало пробивную способность данного оружия. Рукоять трубчатая или накладная, покрывается материей или кожей и оканчивается оголовьем, которого, впрочем, может и не быть. Вес боевого оружия колеблется в пределах от 3 до 5 кг (более тяжелые клинки были, как правило, декоративными, церемониальными, тренировочными и т. п.)

Характерной особенностью является наличие на клинке на некотором расстоянии от гарды выступов — так называемой контргарды. Между ними и гардой клинок имеет рикассо, иногда покрывающееся кожей или тканью. Кроме того, эфес часто имеет характерные кольца возле гарды, которые, как и рикассо, использовались для дополнительных хватов меча, а также обеспечивали дополнительную защиту и в некоторых случаях могли служить ловушкой для клинка противника.

Эспадон не имел ножен, однако в походе клинок мог зачехляться. При ходьбе меч носился на перевязи из широкого ремня справа на плече. Также существовал вариант ношения эспадона слева под мышкой — в этом случае он придерживался большим пальцем левой руки за кольцо гарды.

Применение

Двуручные мечи употреблялись только небольшим числом очень опытных воинов, рост и сила которых должны были превышать средний уровень, и которые не имели другого назначения как быть «joueurs d'épée à deux mains» (играющим двуручным мечом). Эти воины, находясь во главе отряда, ломали древки пик и прокладывали дорогу, опрокидывая передовые шеренги неприятельского войска; вслед за ними по расчищенной дороге шли другие пешие воины. Кроме того, «joueurs d'épée à deux mains» (играющие двуручным мечом) сопровождали в стычке знатных лиц, главнокомандующих, начальников; воины прокладывали им дорогу, а в случае падения сопровождаемых охраняли их устрашающими противника взмахами меча, пока те подымались при помощи пажей. Также такие воины (а точнее — их облегчённые вариации) иногда употреблялись легкой пехотой для противостояния тяжёлой панцирной пехоте.

Отрывок, характеризующий Эспадон

У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.