Эстергомский десант

Эстергомский десант 1945 года
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Дата	19 марта—23 марта 1945 года
Место	район Эстергома, Венгрия
Итог	победа РККА
Противники
СССР Третий рейх Венгрия
Командующие
Р. Я. Малиновский Г. Н. Холостяков О. Вёлер Й. Хесленьи
Силы сторон
536 человек неизвестны
Потери
195 убитых, 307 раненых, потоплены 3 катера по советским источникам до 900 убитыми

Эстергомский десант 19 - 23 марта 1945 года (десант у Тата, Эстергомско-Татский десант) — тактический десант, высаженный катерами Дунайской военной флотилии в ходе Венской наступательной операции Великой Отечественной войны.

План и подготовка операции

К началу Венской операции советская Дунайская военная флотилия (командующий вице-адмирал Г. Н. Холостяков) находилась в оперативном подчинении командующего 2-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. Маршал поставил флотилии задачу на высадку десанта восточнее венгерского города Эстергом с целью перекрыть дороги по южному берегу Дуная и удерживать их до подхода частей 46-й армии, отрезать пути отхода противника на запад, тем самым содействовать частям армии в прорыве обороны и уничтожении группировки противника в районе города Эстергом. Выполнение задачи планировалось в течение 10-12 часов. Со стороны противника там занимали оборону части 3-й венгерской армии (командующий генерал Йожеф Хесленьи) немецко-венгерской группы армий «Юг» (командующий генерал пехоты Отто Вёлер).

Для высадки катера должны были пройти по Дунаю, на протяжении 15 километров по маршруту перехода оба берега которого были заняты противником. При этом противником было подготовлено противокорабельное заграждение в виде взорванного и рухнувшего в воду моста в городе Эстергом, это препятствие было заминировано и прикрывались несколькими артиллерийскими батареями.

В состав десанта был выделен 144-й отдельный батальон морской пехоты (командир майор В. П. Быстров, он же командир десанта), усиленный штрафной ротой автоматчиков (командир лейтенант П. И. Кирсанов), ротой противотанковых ружей, взводом сапёров и группой из состава медсанроты. Численность десанта — 536 человек, в составе — 2 противотанковых орудия, 3 батальонных миномёта, 21 противотанковое ружьё. Отряд высадки десанта составлял 10 бронекатеров, также задействованы отряд катеров артиллерийской поддержки и отряд прикрытия (ещё 9 катеров).

Ход операции

В 22 часа 19 марта 1945 года бронекатера с десантом начали продвижение к месту высадки. При выходе к устью реки Грон они подверглись сильному огневому воздействию противника. С участием береговой артиллерии флотилии и армейской артиллерии вражеский огонь был подавлен. В дальнейшем, по мере движения бронекатеров вверх по реке, они сопровождались передвижной огневой завесой. Сильная огневая поддержка артиллерии, смелые и решительные действия командиров кораблей дали возможность всем бронекатерам прорваться через укрепленный рубеж и пройти Эстергомский мост. При преодолении моста в темноте и при сильном течении один катер напоролся на затопленную конструкцию и затонул, экипаж и десантников удалось снять с него без потерь.

Высадка десанта произведена в 2 часа 15 минут 20 марта. В районе высадки оказалось небольшое подразделение, не оказавшее значительного сопротивления. Прибрежные дороги были перехвачены и создан плацдарм до 3 километров по фронту. С 7 часов утра противник предпринял ожесточенные атаки, пытаясь сбросить десант в реку. При поддержке огня артиллерии были отбиты многочисленные атаки танков и пехоты. Вместо нескольких часов, десантникам пришлось вести ожесточённый бой трое суток. В первый день было отбито 8 атак, при этом десант потерял всю артиллерию и миномёты. С утра 21 марта враг подтянул несколько танков и самоходных орудий, возобновив атаки.

Наступление советских войск по берегам Дуная развивалось медленнее запланированного. Только 21 марта с большим трудом был занят город Эстергом, который по плану необходимо было занять в первый день операции, но и после его потери враг упорно оборонялся. В этих условиях вечером 21 марта командующий флотилией разрешил командиру десанта прорыв навстречу наступающим войскам. Ввиду большого количества раненых командир десанта отказался от прорыва, решив удерживать уже оборудованные позиции. Попытки доставить подкрепление катерами успехом не увенчались, так как после прорыва десантного отряда враг держал Дунай под непрерывным наблюдением. К плацдарму смогли прорваться только единичные катера, доставившие незначительное количество боеприпасов и вывезшие несколько десятков раненых, при этом два катера были потоплены врагом и ещё несколько получили тяжёлые повреждения. В течение всего 22 марта бойцы вновь отбивали вражеские атаки, проявляя массовый героизм и самоотверженность. Утром 23 марта с десантом соединилась передовая разведгруппа наступавших по побережью войск, а вскоре в связи с приближением других частей противник прекратил атаки десанта и начал спешный отход по обходным дорогам, бросая технику и военное имущество. Через несколько часов к позициям десанта вышла наступавшая по дунайскому берегу 83-я отдельная морская стрелковая бригада.

Итоги и результаты операции

Десант смог удержаться во многом благодаря активной поддержке артиллерии берегового отряда флотилии. За время боя она 281 раз открывала огонь по заявкам командира десанта, при этом было сожжено и подбито 9 танков, 4 самоходных орудия, 20 пулемётов, 7 орудий, 48 автомашин. Всего в ходе боя уничтожено около 900 человек, отбито 39 атак танков и пехоты, подбито до 30 танков и 6 самоходных орудий.

Потери десантников оказались очень велики: 502 из 536 бойцов (195 убитыми, 307 ранеными). Были потоплены два бронекатера (БК-7 погиб при форсировании Эстергомского моста, БК-131 потоплен вражеской артиллерией при рейсе на плацдарм) и катер-тральщик КТ-220 (огнём вражеской артиллерии). За мужество и героизм в этом бою трём морским пехотинцам присвоено звание Героев Советского Союза. Один из них, Михаил Владимирович Ашик, написал ряд книг об этом десанте.

Десант в районе Тат стал одной из наиболее сложных и дерзких операций Дунайской военной флотилии. Был осуществлён прорыв кораблей на большую глубину в условиях, когда оба берега реки занимал противник. Сковывание эстергомской группировки положительно сказалось на дальнейшем ходе операции: основная часть этой группировки не успела выйти на соединение с главными силами группы армий «Юг» и была пленена или уничтожена. Ускорились темпы наступления советских войск на Вену.

В качестве ошибок советского командования необходимо отметить недостаточную численность десанта для блокирования отхода крупной группировки противника и острую нехватку огневых средств. По последней причине основную часть вражеских танков десантники были вынуждены уничтожать гранатами, неся при этом большие потери, а сам десант находился под угрозой полной гибели.

Источники и литература

• [militera.lib.ru/memo/russian/sverdlov_av/03.html Свердлов А.В. Воплощение замысла. — М.: Воениздат, 1987.]
• [militera.lib.ru/h/perechnev_ug/08.html Перечнев Ю. Г. Советская береговая артиллерия. — М.: Наука, 1976.]
• [bratishka.ru/archiv/2007/7/2007_7_4.php Статья «Главный бой Михаила Ашика» в журнале «Братишка»]
• [liveaid.org.ua/ Статья об участнике десанта старшине Литвинюке Н.Е.]
• Ашик М.В. Эстергомский десант. С.-П. 2000.
• Косенко И.Н. Эстергомский десант // Военно-исторический журнал. 2004. №2. С.2-7.

Отрывок, характеризующий Эстергомский десант

– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.