Эстерхаз, Джо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джо Эстерхаз
венг. Jozsef Eszterhas
англ. Joe Eszterhas
Имя при рождении:

Йожеф А. Эстерхаш

Дата рождения:

23 ноября 1944(1944-11-23) (79 лет)

Место рождения:

Чаканьдоросло, Венгрия

Гражданство:

США США

Профессия:

сценарист

Карьера:

1978 — наст. время

Йожеф А. «Джо» Эстерхаш (венг. Jozsef A. "Joe" Eszterhas), более известный как Джо Эстерхаз (англ. Joe Eszterhas; родился 23 ноября 1944 года) — американский сценарист венгерского происхождения, потомок знаменитого аристократического дома ЭстерхазиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3286 дней]. Он работал над 16 фильмами, которые собрали в мировом прокате около миллиарда долларов. Он также написал несколько научно-популярных книг и автобиографическую книгу «Животные Голливуда».





Ранняя жизнь

Джо Эстерхаз родился в Чаканьдоросло[hu], маленькой деревне на западе Венгрии, сын Марии (урождённая Биро) и графа Иштвана Эстерхази (Эстерхаз). Эстерхаз вырос в лагере для беженцев в Австрии. Потом его семья переехала в Нью-Йорк, а затем в бедный район для иммигрантов в Кливленде, где Эстерхаз провёл большую часть своего детства. Отец Эстерхаза был римско-католическим издателем и автором новостей. В возрасте 45 лет Эстерхаз узнал, что его отец скрывал своё сотрудничество с Венгерским нацистским правительством и то, что он «организовал сожжение книг и сделал самую подлую антисемитскую пропаганду допустимой». После этого открытия он вычеркнул отца из своей жизни, не помирившись с ним до его смерти.

Журналист

Автор сценария и слава

Его первый сценарий был в фильме «Кулак», снятый Норманом Джуисоном. Эстерхаз внёс свой вклад для написания сценария к высоко успешному фильму 1983 года «Танец-вспышка» и он также написал сценарии к фильмам «Зазубренное лезвие», «Шлюха», «Преданный», «Щепка» и «Основной инстинкт».

В 1989 году Эстерхаз планировал покинуть «Креативное агентство артистов», потому что его старый друг возобновлял своё агентство. Майкл Овитц, председатель CAA, угрожал предотвратить актёров CAA от участия в будущих проектах Эстерхаза. Эстерхаз написал влиятельное письмо, которое ослабило мёртвую хватку, которую когда-либо была у CAA в Голливуде.

В 1995 году он написал сценарий к фильму «Шоугёлз», за который он получил премию «Золотую малину» за «худший сценарий». Фильм пользовался успехом на рынке домашнего видео, принеся больше 100 миллионов долларов в видеопрокате, и стал одним из 20 бестселлеров всех времён по версии MGM.

Он предпринял производство, следовавшее успеху «Основного инстинкта», создавая в 1997 и 1998 годах два фильма, к которым он написал сценарии: «Ложь в Америке» и «Гори, Голливуд, гори». «Гори, Голливуд, гори», говоря о режиссёре названным Аланом Смити, чьи фильмы были высоко-бюджетными бомбами и он пытался уничтожить это, быстро получил плохую репутацию и потерпел фиаско в кассовых сборах. Он выиграл несколько премий «Золотая малина», четыре из которых были номинированы на самого Эстерхаза: «Худший фильм» (Эстерхаз был неуказанным в титрах продюсером), «Худший сценарий» и обе «Худшая новая звезда» и «Худшая мужская роль второго плана» за собственное камео. (Персонаж в «Гори, Голливуд, Гори» описывает фильм-внутри-фильма как «Хуже чем „Шоугёлз“».)

Провал фильма «Гори, Голливуд, гори» (также как попытки основать Голливуд) бросил вызов карьере Эстерхаза: ни один из сценариев, которые он написал в период с 1997 по 2006 годы, не стал фильмом. Однако венгерский фильм «Дети славы», снятый по сценарию Эстерхаза, был выпущен в прокат в 2006 году. Фильм рассказывает о Венгерском восстании 1956 года и о матче «Кровь в бассейне», произошедшем на Летних Олимпийских играх 1956 года в Мельбурне. «Дети славы» был приглашён в секцию Берлинского кинофестиваля 2007 года. Его более точный сценарий был историческим байопиком об Иуде и Маккавеях. Это последний набросок сценария, названный «М. К. К. В. И.», был датирован на 20 февраля 2012 года. Впоследствии проект был отменён.

Работа с Мелом Гибсоном

В 2011 году было объявлено, что актёр и режиссёр Мел Гибсон заказал Эстерхазу сценарий о Маккавеях. Дистрибьютером фильма должна была стать компания Warner Bros.. Объявление вызвало дебаты. Эстерхаза, который в 2008 году написал «Этот Мел разделял мысли Адольфа Гитлера», спросили в интервью в феврале 2012 года: «Он [Гибсон] кричал, „Евреи ответственны во всех войнах мира“… Вы уверены что он — нужный режиссёр?» Эстерхаз ответил: «Мел сказал, что он считает, он должен это сделать. Мне очень сильно понравился этот ответ». Когда их спросили какое у них мнение о католической вере, Эстерхаз сказал про Гибсона: «По-моему, его католицизм — это плод его воображения». К апрелю 2012 года Warner Bros. отменила проект. Эстерхаз утверждает, что провал был вызван вспышкой гнева и антисемитизмом Гибсона, пока Гибсон обвинял плохой сценарий. Позже Эстерхаз написал книгу «Рай и Мел», где рассказывается о его совместной работе с Гибсоном.

Другие работы

Он написал несколько бестселлеров, включая «Животные Голливуда», автобиография о политике в Голливуде, которая рассказывает о том как юный иммигрант стал крупной фигурой Голливуда. Его третья книга, «Путеводитель Дьявола по Голливуду», была издана в сентябре 2006 года.

Его книга «Крестоносец: Мемуары судьбы» была опубликована в 2008 году. Она рассказывает о его возвращении в лоно Римско-католической церкви, о вновь обретённой вере в бога и в семейные узы после перенесённого им рака горла, выявленного в 2001 году.

Личная жизнь

В 1974 году Эстерхаз женился на Герри Явор. У них двое детей.

Фильмография

Напишите отзыв о статье "Эстерхаз, Джо"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Эстерхаз, Джо

Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…