Партия социалистов-революционеров

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эсэры»)
Перейти к: навигация, поиск
Партия социалистов-революционеров

Предвыборный плакат партии социалистов-революционеров, 1917 год
Лидер:

Чернов Виктор Михайлович

Дата основания:

1902

Дата роспуска:

1921

Идеология:

аграрный социализм[1], демократический социализм,
федерализм[2]

Интернационал:

Второй интернационал

Союзники и блоки:

меньшевики,
левое крыло до 1918 сотрудничало с большевиками

Количество членов:

более 1 000 000 (1917)

Девиз:

"В борьбе обретешь ты право свое!"

Мест в Государственной думе:
23 / 499
(1 созыв)
37 / 518
(2 созыв)
0 / 446
(3 созыв)
0 / 432
(4 созыв)
Партийная печать:

«Революционная Россия», «Мысль», «Народный вестник», «Сознательная Россия»

К:Политические партии, основанные в 1902 году

К:Исчезли в 1921 году

Па́ртия социали́стов-революционе́ров (ПСР, па́ртия с.-р., эсе́ры; после 1917 года — правые эсеры[3]) — революционная политическая партия Российской империи, позже Российской республики, РСФСР. Входила во Второй интернационал.

Партия социалистов-революционеров создана на базе ранее существовавших народнических организаций и занимала одно из ведущих мест в системе российских политических партий. Она была наиболее многочисленной и самой влиятельной немарксистской социалистической партией. Её судьба была драматичней, чем судьба других партий. Триумфом и трагедией для эсеров стал 1917 год. В короткий срок после Февральской революции партия превратилась в крупнейшую политическую силу, достигла по своей численности миллионного рубежа, приобрела господствующее положение в местных органах самоуправления и большинстве общественных организаций, победила на выборах в Учредительное собрание. Её представителям принадлежал ряд ключевых постов в правительстве. Привлекательными для населения были её идеи демократического социализма и мирного перехода к нему. Однако, несмотря на всё это, эсеры не смогли удержать власть.





Органы управления

  • Высший орган — Съезд Партии Социалистов-Революционеров,
  • Исполнительный орган — Центральный Комитет Партии Социалистов-Революционеров и Совет Партии Социалистов-Революционеров (для решения неотложных тактических или организационных вопросов, вместо ЦК).

Программа партии

Историко-философское миросозерцание партии обосновывалось трудами Николая Чернышевского, Петра Лаврова, Николая Михайловского.

Проект программы партии был опубликован в мае 1906 года в газете «Революционная Россия». Проект с незначительными изменениями был утверждён в качестве программы партии на её первом съезде в начале января 1906 года. Эта программа оставалась главным документом партии на протяжении всего её существования. Основным автором программы был главный теоретик партии Виктор Чернов.

Эсеры являлись прямыми наследниками старого народничества, сущность которого составляла идея о возможности перехода России к социализму некапиталистическим путём. Но эсеры были сторонниками демократического социализма, то есть хозяйственной и политической демократии, которая должна была выражаться через представительство организованных производителей (профсоюзы), организованных потребителей (кооперативные союзы) и организованных граждан (демократическое государство в лице парламента и органов самоуправления).

Оригинальность эсеровского социализма заключалась в теории социализации земледелия. Эта теория составляла национальную особенность эсеровского демократического социализма и являлась вкладом в развитие мировой социалистической мысли. Исходная идея этой теории заключалась в том, что социализм в России должен начать произрастать раньше всего в деревне. Почвой для него, его предварительной стадией, должна была стать социализация земли.

Социализация земли означала, во-первых, отмену частной собственности на землю, вместе с тем не превращение её в государственную собственность, не её национализацию, а превращение в общенародное достояние без права купли-продажи. Во-вторых, переход всей земли в заведование центральных и местных органов народного самоуправления, начиная от демократически организованных сельских и городских общин и кончая областными и центральными учреждениями. В-третьих, пользование землёй должно было быть уравнительно-трудовым, то есть обеспечивать потребительную норму на основании приложения собственного труда, единоличного или в товариществе.

Важнейшей предпосылкой для социализма и органической его формой эсеры считали политическую свободу и демократию. Политическая демократия и социализация земли были основными требованиями эсеровской программы-минимум. Они должны были обеспечить мирный, эволюционный, без особой, социалистической революции, переход России к социализму. В программе, в частности, говорилось об установлении демократической республики с неотъемлемыми правами человека и гражданина: свобода совести, слова, печати, собраний, союзов, стачек, неприкосновенность личности и жилища, всеобщее и равное избирательное право для всякого гражданина с 20 лет, без различия пола, религии и национальности, при условии прямой системы выборов и закрытой подачи голосов. Требовались также широкая автономия для областей и общин как городских, так и сельских и возможно более широкое применение федеративных отношений между отдельными национальными регионами при признании за ними безусловного права на самоопределение. Эсеры раньше, чем социал-демократы, выдвинули требование федеративного устройства Российского государства. Смелее и демократичнее они были и в постановке таких требований, как пропорциональное представительство в выборных органах и прямое народное законодательство.

Издания (на 1913 год): «Революционная Россия» (в 1902—1905 нелегально), «Народный вестник», «Мысль», «Сознательная Россия», «Заветы».

История партии

Дореволюционный период

Партия социалистов-революционеров началась с саратовского кружка, возникшего в 1894 и состоявшего в связи с группой народовольцев «Летучего листка». Когда народовольческую группу разогнали, саратовский кружок обособился и стал действовать самостоятельно. В 1896 он выработал программу. Она была отпечатана на гектографе под названием «Наши задачи. Основные положения программы социалистов-революционеров». В 1900 эта брошюра выпущена заграничным Союзом русских социалистов-революционеров вместе со статьей Григоровича «Социалисты-революционеры и социал-демократы». В 1897 саратовский кружок переместился в Москву, занимался выпуском прокламаций, распространением заграничной литературы. Кружок обрел новое название — Северный союз социалистов-революционеров. Руководил им Андрей Аргунов.

Во второй половине 1890-х небольшие народническо-социалистические группы и кружки существовали в Петербурге, Пензе, Полтаве, Воронеже, Харькове, Одессе. Часть их объединилась в 1900 в Южную партию социалистов-революционеров, другая в 1901 — в «Союз эсеров». В конце 1901 «Южная партия эсеров» и «Союз эсеров» соединились, и в январе 1902 газета «Революционная Россия» объявила о создании партии. В неё влилась женевская «Аграрно-Социалистическая лига».

В апреле 1902 года террористическим актом против министра внутренних дел Дмитрия Сипягина заявила о себе Боевая организация (БО) эсеров. БО являлась самой законспирированной частью партии, её устав был написан Михаилом Гоцем. За всю историю существования БО (1901—1908) в ней работали свыше 80 человек. Организация была в партии на автономном положении, ЦК лишь давал ей задание на совершение очередного террористического акта и указывал желательный срок его исполнения. У БО были своя касса, явки, адреса, квартиры, ЦК не имел права вмешиваться в её внутренние дела. Руководители БО Гершуни (1901—1903) и Азеф (1903—1908) (являющийся тайным агентом полиции) были организаторами партии эсеров и самыми влиятельными членами её ЦК.

Период первой русской революции 1905—1907 годов

Эсеры не признавали первую русскую революцию буржуазной. Буржуазия не могла встать во главе революции и даже быть одной из её движущих сил. Это предопределили реформы Александра II, которые дали простор для развития капитализма в России. Эсеры не считали революцию и социалистической, называя её «социальной», переходной между буржуазной и социалистической. Главный импульс революции — аграрный вопрос. Таким образом, движущая сила революции — крестьянство, пролетариат и трудовая интеллигенция. Союз этих сил, оформленный созданием социалистической партии, залог успеха революции. Переход к социализму должен совершиться мирным, реформистским путём. Учредительное собрание должно определить форму государственного правления, а затем стать высшим законодательным органом.

Главный политический лозунг революции «Земля и воля».

Усиливается партийная агитация и пропаганда. Все областные комитеты печатали свои легальные газеты и бюллетени. Попытки издания легальных ежедневных центральных партийных газет: «Сын Отечества» (ноябрь-декабрь 1905 года), «Дело народа», «Народный вестник», «Мысль» (1906).

4 февраля 1905 года боевая организация эсеров совершила последнее крупное покушение на приближенного к царю человека. Террорист Иван Каляев взорвал карету с великим князем Сергеем Александровичем, дядей императора.

Осенью 1906 года боевая организация распущена и заменена летучими боевыми отрядами. Таким образом, террор приобрёл децентрализованный характер. Количество террористических актов резко возросло.

Эсеры активно участвовали в подготовке и проведении революционных выступлений в городе и деревне, в армии и на флоте (московское декабрьское вооружённое восстание, выступления в Кронштадте и Свеаборге летом 1906 года).

Эсеры активно участвовали в организации профессиональных политических союзов. Они успешно вели работу во Всероссийском крестьянском союзе, Всероссийском железнодорожном союзе, Почтово-телеграфном союзе, Союзе учителей. Эсеры участвовали в работе Советов рабочих депутатовстоличном их было 92, в московском — 21). Они пользовались влиянием в Екатеринославском, Николаевском, Одесском, Саратовском, Харьковском, Севастопольском и других советах. Но данный орган они не считали зародышем революционной власти. Это средство сплочения аморфной расплывчатой рабочей массы.

Цитаделью эсеровского влияния среди рабочих являлась московская текстильная фабрика — Прохоровская мануфактура.

Особым вниманием эсеров пользовалось крестьянство. В деревнях образовывались крестьянские братства и союзы (Поволжье, Центральный чернозёмный район). Им удалось организовать ряд локальных крестьянских выступлений, но провалились их попытки организовать всероссийские выступления крестьян летом 1905 года и после роспуска I Государственной думы. Не удалось установить гегемонию во Всероссийском крестьянском союзе и над представителями крестьянства в Государственной думе. Но в полной мере доверия к крестьянам не было: они отсутствовали в ЦК, аграрный террор осуждался, решение аграрного вопроса «сверху».

В период революции существенно изменился состав партии. Подавляющее большинство её членов составляли теперь рабочие и крестьяне. Но политика партии определялась интеллигентским руководством. Численность эсеров за годы революции превысила 60 тыс. человек. Партийные организации существовали в 48 губерниях и 254 уездах. Сельских организаций и групп насчитывалось около 2000.

В 1905—1906 годах из партии вышло её правое крыло, образовавшее Партию народных социалистов и отмежевалось левое крыло — Союз социалистов-революционеров-максималистов.

В годы революции 1905—1907 годов приходился пик террористической деятельности эсеров. В этот период было осуществлено 233 теракта (в числе прочих было убито 2 министра, 33 губернатора, в частности, дядя царя, и 7 генералов), с 1902 по 1911 год — 216 покушений.

Манифест 17 октября 1905 года расколол партию на два лагеря. Большинство (Азеф) высказывалось за прекращение террора и роспуск боевой организации. Меньшинство (Савинков) — за усиление террора, чтобы добить царизм.

Партия официально бойкотировала законосовещательную Булыгинскую думу, а также выборы в Государственную Думу 1-го созыва, участвовала в выборах в Думу 2-го созыва, в которую было избрано 37 депутатов-эсеров, а после её роспуска снова бойкотировала Думу 3-го и 4-го созывов.

Во время Первой мировой войны в партии сосуществовали течения центристское и интернационалистское; последнее затем превратилось в радикальную фракцию левых эсеров (руководитель — Мария Спиридонова), позже примкнувших к большевикам.

После Февральской революции

Партия эсеров активно участвовала в политической жизни страны после Февральской революции 1917 года, блокировалась с меньшевиками-оборонцами и была крупнейшей партией этого периода. К лету 1917 в партии было около 1 млн чел., объединённых в 436 организаций в 62 губерниях, на флотах и на фронтах действующей армии.

Эсеры вошли в коалиционное Временное правительство, членами партии эсеров были: Александр Керенский (министр юстиции Временного правительства, военный министр, позже — премьер-министр); Виктор Чернов — министр земледелия; Николай Авксентьев — министр внутренних дел, председатель Предпарламента; Семён Маслов — министр земледелия.

Главной газетой партии было «Дело народа» — с июня 1917 года орган ЦК ПСР, одна из крупнейших российских газет, чей тираж доходил до 300 тыс. экземпляров. К числу популярных эсеровских газет относились «Воля народа» (отражала взгляды правого течения в ПСР, выходила в Петрограде), «Труд» (орган московского комитета ПСР), «Земля и воля» (газета для крестьян, Москва), «Знамя труда» (орган левого течения, Петроград) и другие. Кроме того, ЦК ПСР издавал журнал «Партийные известия».

Правые эсеры после Октябрьской революции

В воззвании ЦК ПСР «Ко всей революционной демократии России», выпущенном 25 октября 1917 года, попытка большевиков захватить государственную власть вооружённой силой называлась «безумной». Фракция эсеров ушла со II съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, заявив, что захват власти большевиками является преступлением перед родиной и революцией. Для координации действий антибольшевистских демократических сил был создан Комитет спасения Родины и революции во главе с Абрамом Гоцем. Однако левые эсеры поддержали большевиков и вошли в состав Совнаркома. IV съезд партии эсеров, который проходил в Петрограде с 26 ноября по 5 декабря 1917 года подтвердил постановления ЦК об исключении из партии левых эсеров-интернационалистов, а также тех членов партии, которые вошли в состав Советского правительства. В то же время съезд осудил проводившуюся ЦК политику коалиции всех антибольшевистских сил и одобрил решение ЦК об исключении из партии крайне правых эсеров-оборонцев.

Эсеры получили большинство на выборах во Всероссийское учредительное собрание Они играли активную роль в Союзе защиты Учредительного собрания, возглавлявшемся Василием Филипповским. На заседании ЦК ПСР, состоявшемся 3 января 1918 года, было отвергнуто, «как несвоевременное и ненадежное деяние», вооружённое выступление в день открытия Учредительного собрания, предлагавшееся военной комиссией партии. Председателем открывшегося 5 января 1918 года и проработавшего всего один день Учредительного собрания был избран лидер эсеров Виктор Чернов. После роспуска Учредительного собрания борьба за немедленное возобновление его работы была провозглашена первоочередной задачей партии.

VIII Совет ПСР, который состоялся в Москве с 7 по 16 мая 1918 года назвал ликвидацию большевистской диктатуры «очередной и неотложной» задачей всей демократии. Совет предостерегал членов партии от заговорщической тактики в борьбе с большевизмом, но заявлял, что партия будет оказывать всяческую помощь массовому движению демократии, направленному к замене «комиссародержавия действительным народовластием». В начале июня 1918 года эсеры, опираясь на поддержку восставших Чехословацкого корпуса, образовали в Самаре Комитет членов Учредительного собрания под председательством Владимира Вольского. Была создана Народная армия КОМУЧа. После этого «правые эсеры» были исключены из Советов всех уровней 14 июня 1918 года решением ВЦИК.

Эсеры имели большинство в Сибирской областной думе, располагавшейся в Томске, которая объявила Сибирь автономной областью и создала Временное Сибирское правительство во главе с эсером Петром Дербером. Они преобладали также на Государственном совещании, происходившем в Уфе в сентябре 1918 года, итогом которого стало образование коалиционного Всероссийского Временного правительства (Директории), двое членов которого из пяти были эсерами. ЦК ПСР, по настоянию Виктора Чернова, издал циркулярное письмо с критикой результатов Уфимского государственного совещания и политики Директории. В нём заявлялось, что Директория будет поддерживаться партией только при условии, что будет проводить последовательную демократическую политику и в войсках будут созданы условия для свободной пропаганды эсеровских идей. Письмо ЦК было резко отрицательно встречено правыми эсерами, входившими в саму Директорию и её аппарат, а правые элементы истолковали это письмо, как призыв эсеров к вооруженному восстанию против Директории и использовали его как повод для своего выступления, в результате которого Директория была упразднена и к власти пришел Александр Колчак.

В начале 1919 года Московское бюро ПСР, а затем конференция эсеровских организаций, функционировавших на территории советской России, высказались против каких-либо соглашений как с большевиками, так и с «буржуазной реакцией». Вместе с тем было признано, что опасность справа является большей, и потому было решено отказаться от вооруженной борьбы с советской властью. Однако группа эсеров во главе с бывшим главой Комуча Владимиром Вольским, так называемой «Уфимской делегации», вступившей в переговоры с большевиками о более тесном сотрудничестве, подверглась осуждению.

Для использования потенциала партии эсеров в борьбе с Белым движением, 26 февраля советское правительство легализовало партию эсеров. В Москву стали съезжаться члены ЦК, там было возобновлено издание центральной партийной газеты «Дело народа». Но эсеры не прекращали резкую критику большевистского режима и гонения на партию были возобновлены: было запрещено издание «Дела народа», был арестован ряд активных членов партии. Тем не менее пленум ЦК ПСР, состоявшийся в апреле 1919 г., исходя из того, что у партии нет сил вести вооруженную борьбу сразу на два фронта, призвал пока не возобновлять её против большевиков. Пленум осудил участие представителей партии в Уфимском государственном совещании, Директории, в региональных правительствах Сибири, Урала и Крыма, a также в Ясской конференции российских антибольшевистских сил (ноябрь 1918), высказался против иностранной интервенции, заявив, что она явится лишь выражением «своекорыстных империалистических интересов» правительств стран-интервентов. Вместе с тем было подчеркнуто, что не должны иметь место какие-либо соглашения с большевиками. IX Совет партии, состоявшийся в Москве или под Москвой в июне 1919 года подтвердил решение об отказе партии от вооруженной борьбы с советской властью при продолжении политической борьбы с ней. Предписывалось направить свои усилия на то, чтобы мобилизовать, организовать и привести в боевую готовность силы демократии, чтобы в случае, если большевики добровольно не откажутся от своей политики, устранить их силой во имя «народовластия, свободы и социализма».

При этом лидеры правого крыла партии, находившиеся тогда уже за границей, с неприязнью отнеслись к решениям IX Совета и продолжали считать, что может быть успешной лишь вооруженная борьба против большевиков, что в этой борьбе допустима коалиция даже с недемократическими силами, которые можно демократизировать с помощью тактики «обволакивания». Они допускали и иностранную интервенцию для помощи «антибольшевистскому фронту».

В то же время Уфимская делегация призвала признать Советскую власть и объединиться под её руководством для борьбы с контрреволюцией. Эта группа стала издавать свои еженедельник «Народ», и поэтому известна также под названием группы «Народ». ЦК партии эсеров, назвав действия группы «Народ» дезорганизаторскими, решил её распустить, но группа «Народ» не подчинилась этому решению, в конце октября 1919 г. вышла из партии и приняла название «Меньшинство партии социалистов-революционеров».

На Украине существовали Украинская партия социалистов-революционеров, отделившаяся от ПСР в апреле 1917 г., и организации ПСР во главе с Всеукраинским областным комитетом. Согласно указаниям руководства ПСР украинские эсеры должны были бороться с режимом Деникина, однако эти указания не всегда выполнялись. Так, за призывы к поддержке Деникина был исключен из партии киевский городской голова Рябцев, а за солидарность с ним распущена местная городская эсеровская партийная организация. На территории. контролируемой режимом Деникина эсеры работали в таких коалиционных организациях, как Юго-восточный комитет членов Учредительного собрания и Земско-городское объединение. Газета «Родная земля», издававшаяся в Екатеринодаре одним из руководителей Земско-городского объединения Григорием Шрейдером, пропагандировала тактику «обволакивания» деникинцев, пока не была закрыта последними, а сам издатель не был арестован. В то же время эсеры, преобладавшие в Комитете освобождения Черноморья, руководившем «зелёным» крестьянским движением, направляли силы прежде всего на борьбу против деникинцев и признавали необходимость единого социалистического фронта.

В 1920 году ЦК ПСР призывал партию продолжать вести идейную и политическую борьбу с большевиками, но в то же время главное внимание направить на войну с Польшей и борьбу с Врангелем. Члены партии и партийные организации, оказавшиеся на территориях, занятых войсками Польши и Врангеля, должны были вести с ними «революционную борьбу всеми средствами и методами», включая и террор. Рижский мирный договор, завершивший советско-польскую войну, оценивался эсерами как «изменническое предательство» российских национальных интересов.

Деятельность сибирских эсеров активизировалась под влиянием побед Красной Армии над войсками Колчака. В деле организации антиколчаковских сил эсеры использовали земства. Земский съезд, состоявшийся в Иркутске в октябре 1919 года, на котором преобладали эсеры, принял решение о свержении правительства Колчака. В ноябре 1919 г. в Иркутске Всесибирским совещанием земств и городов был создан Политический центр для подготовки восстания против колчаковского режима, который возглавлялся членом ЦК партии эсеров Ф. Ф. Федоровичем. При приближении Красной Армии к Иркутску Политцентр осуществил в конце декабря 1919 — начале января 1920 года вооруженное восстание и захватил власть в городе, однако, вскоре власть в Иркутске перешла к большевикам. Эсеры входили в созданное большевиками во Владивостоке в конце января 1920 г. коалиционное правительство — Приморскую областную земскую управу и в такое же по составу правительство объединенной Дальневосточной республики, сформированное в июле 1921 г.

К началу 1921 года ЦК ПСР фактически прекратил свою деятельность. Эсеры ещё в июне 1920 года сформировали Центральное Организационное Бюро, куда наряду с членами ЦК вошли некоторые видные члены партии. В августе 1921 года в связи с многочисленными арестами руководство в партии окончательно перешло к Центральному Бюро. К тому времени часть членов ЦК, избранного на IV съезде, погибли (И. И. Тетеркин, М. Л. Коган-Бернштейн), добровольно вышли из состава ЦК (К. С. Буревой, Н. И. Ракитников, М. И. Сумгин), уехали за границу (В. М. Чернов, В. М. Зензинов, Н. С. Русанов, В. В. Сухомлин). Оставшиеся в России члены ЦК ПСР почти поголовно находились в тюрьмах.

Состоявшийся в августе 1921 г. в Самаре Х Совет партии определил в качестве ближайшей задачи накопление и организацию сил трудовой демократии, членов партии призывали воздерживаться от экстремистских действий против Советской власти и удерживать народные массы от разрозненных и стихийных выступлений, распыляющих силы демократии. В. М. Чернов, находившийся во время Кронштадтского мятежа в марте 1921 года в Ревеле, призывал поддержать кронштадтцев всеобщей стачкой и восстанием.

Летом 1922 года «контрреволюционная деятельность» правых эсеров была «окончательно всенародно разоблачена» на московском процессе членов ЦК с.-р. партии (Гоца, Тимофеева и другие), несмотря на защиту их лидерами II Интернационала. Руководство правых эсеров обвинили в организации терактов против большевистских лидеров в 1918 г. (убийство Моисея Урицкого и В. Володарского, покушение на Ленина). В августе 1922 года лидеры партии (12 человек, среди них 8 членов ЦК) были условно приговорены Верховным трибуналом ВЦИК трибуналом к смертной казни: приговор в отношении их должен был быть незамедлительно приведен в исполнение, если ПСР станет использовать вооруженные методы борьбы против советской власти. 14 января 1924 года смертный приговор был заменен 5-летним тюремным заключением с последующей 3-летней ссылкой в отдаленные районы страны[4] Уже после процесса, в сентябре 1922 года был арестован и приговорен к расстрелу, замененному 10 годами заключения ещё один член ЦК партии, Владимир Рихтер.

В начале января 1923 года бюро Петроградского Губкома РКП(б) разрешило «инициативной группе» эсеров под негласным контролем ГПУ провести городское совещание. В результате был достигнут результат — решение о роспуске городской организации партии социалистов-революционеров.

В марте 1923 года при участии «петроградских инициативников» в Москве прошёл Всероссийский съезд бывших рядовых членов партии эсеров, который лишил полномочий бывшее руководство партии и принял решение о роспуске партии. Партия, а вскоре и её региональные организации вынужденно прекратили своё существование на территории РСФСР. В 1925 году был арестован последний состав Центрального бюро партии. Продолжала свою деятельность лишь эсеровская эмиграция, существовавшая до 1960-х годов сначала в Париже, Берлине, Праге, а потом в Нью-Йорке.

Эмиграция

Начало эсеровской эмиграции положил отъезд Н. С. Русанова и В. В. Сухомлина в марте-апреле 1918 года в Стокгольм, где они с Д. О. Гавронским образовали Заграничную Делегацию ПСР. Несмотря на то, что руководство ПСР крайне отрицательно относилось к наличию значительной эсеровской эмиграции, за границей в конце концов оказалось довольно много видных деятелей ПСР, в том числе В. М. Чернов, Н. Д. Авксентьев, Е. К. Брешко-Брешковская, М. В. Вишняк, В. М. Зензинов, Е. Е. Лазарев, О. С. Минор и другие.

Центрами эсеровской эмиграции стали Париж, Берлин и Прага. В 1923 году состоялся первый съезд заграничных организаций ПСР, в 1928 году — второй. С 1920 года начинается выход периодических изданий партии за границей. Огромную роль в налаживании этого дела сыграл Виктор Чернов, уехавший из России в сентябре 1920 года Сначала в Ревеле (ныне Таллин, Эстония), а затем в Берлине Чернов организовал издание журнала «Революционная Россия» (название повторяло заголовок центрального органа партии в 1901—1905 годов). Первый номер «Революционной России» вышел в декабре 1920 года. Журнал издавался в Юрьеве (ныне Тарту), Берлине, Праге.

Помимо «Революционной России» эсеры издавали в эмиграции ещё несколько печатных органов. В 1921 году в Ревеле вышло три номера журнала «За народ!» (официально он не считался партийным и именовался «рабоче-крестьянско-красноармейским журналом»), журналы политики и культуры «Воля России» (Прага, 1922—1932), «Современные записки» (Париж, 1920—1940) и другие, в том числе на иностранных языках. В первой половине 1920-х годов большинство этих изданий было ориентировано на Россию, куда нелегально доставлялась большая часть тиража. С середины 1920-х годов связи Заграничной Делегации ПСР с Россией слабеют, и эсеровская печать начинает распространяться главным образом в эмигрантской среде. Во второй половине 1930-х гг. эсеры в самом значительном из эмигрантских литературных журналов «Современные записки» призывали Советскую Россию «назад к капитализму»[5].

См. также

Напишите отзыв о статье "Партия социалистов-революционеров"

Примечания

  1. Тетюшев А. И. [books.google.ru/books?id=2On9AgAAQBAJ&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_ge_summary_r&cad=0#v=onepage&q&f=false Социалистическое преобразование экономики СССР и буржуазные «критики»]. — М.: Политиздат, 1978. — С. 53. — 216 с.
  2. Лепёшкин А. И. Советский федерализм: теория и практика. — М.: Юридическая литература, 1977. — 318 с.
  3. После отделения в декабре 1917 года партии левых социалистов-революционеров оставшихся по инерции стали называть «правыми эсерами». Этот термин закрепился в советской историографии.
  4. [www.rodgaz.ru/index.php?action=Articles&dirid=79&tek=23522&issue=331 О.Назаров. Год 1922-й. Суд над эсерами]
  5. www.sgu.ru/files/nodes/9830/2.pdf

Литература

  • [socialist.memo.ru/books/lit/psrprog.zip Программа ПСР]
  • Павленков Ф. Ф. Энциклопедический словарь. — СПб., 1913. (5-е изд.).
  • Эльцин Б. М. (ред.) Политический словарь. — М.; Л.: Красная новь, 1924 (2-е изд.).
  • Дополненіе к Энциклопедическому словарю // В перепечатке 5-го издания «Энциклопедического словаря» Ф. Павленкова. — Нью-Йорк, 1956.
  • Radkey O. H. The Sickle under the Hammer: The Russian Socialist Revolutionaries in the Early Months of Soviet Rule. N.Y.; L.: Columbia University Press, 1963. 525 p.
  • Гусев К. В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции: Исторический очерк / К. В. Гусев. — М.: Мысль, 1975. — 383 с.
  • Гусев К. В. Рыцари террора. — М.: Луч, 1992.
  • Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года: Документы из архива П. С.-Р. / Собрал и снабдил примечаниями и очерком истории партии в пореволюционный период Marc Jansen. Amsterdam: Stichting beheer IISG, 1989. 772 с.
  • Леонов М. И. [taii-liira.livejournal.com/207834.html Партия социалистов-революционеров в 1905 - 1907 гг]. — М.: РОССПЭН, 1997. — 512 с. — ISBN 5-86004-118-7.
  • Морозов К. Н. [socialist.memo.ru/books/lit/morozov3/index.htm Партия социалистов-революционеров в 1907—1914 гг.] / К. Н. Морозов. — М.: РОССПЭН, 1998. — 624 с.
  • Морозов К. Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922—1926): этика и тактика противоборства / К. Н. Морозов. — М.: РОССПЭН, 2005. — 736 с.
  • Суслов А. Ю. Социалисты-революционеры в Советской России: источники и историография / А. Ю. Суслов. — Казань: Изд-во Казан. гос. технол. ун-та, 2007.
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004097304 Программы главнейших русских партий : 1. Народных социалистов. 2. Социал-демократической рабочей партии. 3. Социалистов-революционеров. 4. Партии народной свободы. 5. Партии октябристов (Союз 17 октября 1905 г.). 6. Крестьянский союз. 7. Национальной демократическо-республиканской партии. 8. Политические партии различных национальностей России («Украинцев», «Бунда», и др.) : с приложением статей: a) О русских партиях, б) Большевики и меньшевики]. — [М.], [1917]. — 64 с.
  • Черномордик С. Эсеры: (Партия социалистов-революционеров). — Харьков: Пролетарий, 1929. — 61 с. — (Какие партии были в России)
  • Шулятиков В. М. [az.lib.ru/s/shuljatikow_w_m/text_0230.shtml Умирающая партия.] // «Рабочее знамя». Март 1908 год, № 1.
  • [www.library6.com/index.php/library6/item/памятная-книжка-социалиста-революционера Памятная книжка социалиста-революционера] / В 2-х выпусках.. — 1911. — 81+88 с. Содержит устав и программу партии, постановления партийный съездов, таблицу террористических актов, совершённых эсерами, а также указания по подделке паспортов.
  • Конференция Пражской группы партии социалистов-революционеров 1931 г. / Публикацию подготовили А. П. Новиков и А. Ю. Суслов // Вопросы истории. — 2014. — № 8. — C. 3—26; № 9. — C. 3—15; № 10. — C. 3—14 № 11. — С. 3—18.
  • Марк Янсен. [www.moscowbooks.ru/bookinist/view.asp?id=226519 Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров] = A Show Trial Under Lenin. The Trial of the Socialist Revolutionaries, Moscow 1922. — Возвращение, 1993. — P. 272. — 3000 экз. — ISBN ISBN 5-7157-0037-X.

Ссылки

  • Ерофеев Н. Д. [www.politlogia.narod.ru/p/paty_rus/09.htm Социалисты-революционеры (середина 90-х гг. XIX в. — октябрь 1917 г.).]
  • Ерофеев Н. Д. [www.politlogia.narod.ru/p/paty_rus/16.htm Уход с политической арены эсеров]
  • Морозов К. Н. [socialist.memo.ru/anniv/y07/105_psr.html Партия трагической судьбы…]
  • [www.lib.ru/HISTORY/FELSHTINSKY/protokoly_sr.txt Протоколы ЦК ПСР 1917—1918 годов]
  • Прайсман Л. Г. [socialist.memo.ru/books/lit/priceman/index.htm Террористы и революционеры, охранники и провокаторы] — М.: РОССПЭН, 2001. — 432 с.
  • Морозов К. Н. [socialist.memo.ru/books/lit/morozov3/index.htm Партия социалистов-революционеров в 1907—1914 гг.] — М.: РОССПЭН, 1998. — 624 с.
  • Инсаров [iuprc.250free.com/RUS/PAST/MI-USRM1-2003.htm Эсеры-максималисты в борьбе за новый мир](недоступная ссылка)
  • [socialist.memo.ru/index.htm Российские социалисты и анархисты после октября 1917 г.]
  • Добровольский А. В. [www.zaimka.ru/01_2004/dobrovolsky_sr/ Сибирь в стратегии и тактике ЦК партии эсеров (1917—1922 гг.)]
  • [krasnoe.tv/node/10623 О возникновении и первых шагах партии социалистов-революционеров — крупнейшей партии в России] (видео)
  • [lenta.ru/articles/2016/01/23/chernov/ Историки о Викторе Чернове, одном из основателей партии эсеров]

</div></div>

Отрывок, характеризующий Партия социалистов-революционеров

Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.