Эс-Себси, Беджи Каид

Беджи Каид Эс-Себси араб. الباجي قائد السبسي‎ фр. Béji Caïd Essebsi<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Туниса
с 31 декабря 2014
Предшественник:	Монсеф Марзуки
Премьер-министр Туниса
27 февраля 2011 — 24 декабря 2011
Президент:	Фуад Мебаза (вр. и. о.) Монсеф Марзуки
Предшественник:	Мохаммед Ганнуши
Преемник:	Хамади Джебали
Министр внутренних дел Туниса
5 июля 1965 — 8 сентября 1969
Президент:	Хабиб Бургиба
Предшественник:	Тайеб Мехири
Преемник:	Хеди Хефаша
Министр обороны Туниса
7 ноября 1969 — 12 июня 1970
Глава правительства:	Бахи Ладхам
Предшественник:	Мохаммед Мзали
Преемник:	Хассиб Бен Аммар
Министр иностранных дел Туниса
15 апреля 1981 — 15 сентября 1986
Глава правительства:	Мохаммед Мзали (1980-86), Рашид Сфар (1986-87)
Предшественник:	Хассен Бельходжа
Преемник:	Рашид Сфар (вр. и. о. министра на посту премьер-министра)
Председатель Палаты Представителей Туниса
1990 — 1991
Предшественник:	Слахэддин Бали
Преемник:	Хабиб Булярес
Вероисповедание:	Ислам суннитского толка
Рождение:	26 ноября 1926(1926-11-26) (97 лет) Сиди-Бу-Саид, французский протекторат Бейлык Тунис,
Дети:	2 сына и 2 дочери
Партия:	Демократическое конституционное объединение (до 2011)
Награды:

Беджи́ Каи́д Эс-Себси́ (Беджи Каид Эссебси, Беджи Каид-Эссебси, Беджи Каид эль-Себси, Беджи Каид Себси, араб. الباجي قائد السبسي‎, фр. Béji Caïd Essebsi; 26 ноября 1926, Сиди-Бу-Саид, Французский Тунис) — тунисский государственный и политический деятель, адвокат, Президент Туниса с 31 декабря 2014 года, премьер-министр Тунисской Республики с 27 февраля по 24 декабря 2011 года, в разные годы занимал различные министерские, дипломатические и иные государственные должности.

Биография

Родился в городе Сиди-Бу-Саид на территории Бейлыка Тунис, находившегося тогда под французским протекторатом, в семье бейского махсена, обладавшего крупными земельными владениями и аграрным хозяйством. Он является правнуком Исмаила Каида Эс-Себси — мальчика, похищенного тунисскими пиратами в Сардинии в начале XIX века, а затем воспитанного семьёй бея, и позже ставшего важным членом бейского правительства.

Беджи Каид Эс-Себси получил высшее юридическое образование в Париже в 1950 году и, вернувшись в Тунис, был включён в тунисскую коллегию адвокатов в 1952 году. Начал свою карьеру с защиты активистов тунисской партии «Новый Дустур». На следующий день после обретения Тунисом независимости в 1956 году Эс-Себси стал советником премьер-министра Королевства Тунис Хабиба Бургибы. Сразу после провозглашения Туниса республикой 25 июля 1957 года, занимает должность директора региональной администрации, а вскоре — генерального директора Сыскной полиции, на посту которого 31 декабря 1962 года он передал военной прокуратуре 26 обвиняемых в заговоре с целью подрыва государственной безопасности.

С 5 июля 1965 года до 8 сентября 1969 года он назначен министром внутренних дел республики, затем недолго занимал пост министра по особым поручениям при премьер-министре. С 7 ноября 1969 года и до 12 июня 1970 года — министр обороны, а затем посол Тунисской Республики во Франции. Однако в октябре 1971 года и январе 1972 года, выступив сторонником расширения демократии в Тунисе, он был вынужден покинуть должность посла, а затем вернулся в Тунис и не принимал участия в государственной деятельности вплоть до 3 декабря 1980 года, когда его во второй раз назначили министром по особым поручениям при премьер-министре.

С 15 апреля 1981 года до 15 сентября 1986 года Эс-Себси — министр иностранных дел Тунисской Республики. В течение этих шести лет он сталкивается с рядом кризисных событий: бегством палестинских боевиков из Бейрута в Бизерту в 1982 году, бомбардировкой штаб-квартиры ООП в южном пригороде Туниса Хаммам-Шот израильской авиацией в 1985 году (т. н. операция «Деревянная нога») в 1985, а также переменчивой политикой соседней Ливии во главе с Муаммаром Каддафи. Деятельность Эс-Себси на посту министра иностранных дел достигла пика в день утверждения Советом Безопасности ООН резолюции № 573, осудившей израильское нападение на территорию Туниса.

После первой Жасминовой революции в Тунисе Эс-Себси в 1987—1990 годах являлся послом Тунисской Республики в ФРГ. В 1990 году, он становится спикером Палаты представителей (однопалатного парламента) Туниса, который занимает до 1991 года, а затем, вплоть до 1994 года, остаётся депутатом тунисского парламента. После этого он возобновляет свою деятельность в качестве адвоката, ведя г.о. арбитражные дела в Апелляционном суде Туниса.

Во время второй Жасминовой революции в результате второй волны волнений 27 февраля 2011 года премьер-министр страны Мохаммед Ганнуши уходит в отставку и новым премьер-министром назначается Беджи Каид Эс-Себси. Этот пост он занимал до конца года.

На посту президента

В 2014 году Беджи Каид Эс-Себси принял решение бороться за пост президента страны. На выборах в конце ноября он прошёл во второй тур вместе с действующем президентом Монсеф Марзуки. Во втором туре 21 декабря Беджи Каид Эс-Себси был избран президентом. В канун Нового года он вступил на пост президента страны.

Факты

• Беджи Каид Эс-Себси на посту президента является одним из самых пожилых действующих глав государств в мире.
• Беджи Каид Эс-Себси является самым пожилым действующим президентом Туниса за всё её время.

Ссылки

• [www.echo.msk.ru/programs/48minut/1461170-echo/ Бежи Каид эс-Себси, президент Туниса//передача радиостанции "Эхо Москвы"]

Отрывок, характеризующий Эс-Себси, Беджи Каид

Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.
Какой то человек встал и подошел посмотреть, о чем один смеется этот странный большой человек. Пьер перестал смеяться, встал, отошел подальше от любопытного и оглянулся вокруг себя.
Прежде громко шумевший треском костров и говором людей, огромный, нескончаемый бивак затихал; красные огни костров потухали и бледнели. Высоко в светлом небе стоял полный месяц. Леса и поля, невидные прежде вне расположения лагеря, открывались теперь вдали. И еще дальше этих лесов и полей виднелась светлая, колеблющаяся, зовущая в себя бесконечная даль. Пьер взглянул в небо, в глубь уходящих, играющих звезд. «И все это мое, и все это во мне, и все это я! – думал Пьер. – И все это они поймали и посадили в балаган, загороженный досками!» Он улыбнулся и пошел укладываться спать к своим товарищам.


В первых числах октября к Кутузову приезжал еще парламентер с письмом от Наполеона и предложением мира, обманчиво означенным из Москвы, тогда как Наполеон уже был недалеко впереди Кутузова, на старой Калужской дороге. Кутузов отвечал на это письмо так же, как на первое, присланное с Лористоном: он сказал, что о мире речи быть не может.
Вскоре после этого из партизанского отряда Дорохова, ходившего налево от Тарутина, получено донесение о том, что в Фоминском показались войска, что войска эти состоят из дивизии Брусье и что дивизия эта, отделенная от других войск, легко может быть истреблена. Солдаты и офицеры опять требовали деятельности. Штабные генералы, возбужденные воспоминанием о легкости победы под Тарутиным, настаивали у Кутузова об исполнении предложения Дорохова. Кутузов не считал нужным никакого наступления. Вышло среднее, то, что должно было совершиться; послан был в Фоминское небольшой отряд, который должен был атаковать Брусье.
По странной случайности это назначение – самое трудное и самое важное, как оказалось впоследствии, – получил Дохтуров; тот самый скромный, маленький Дохтуров, которого никто не описывал нам составляющим планы сражений, летающим перед полками, кидающим кресты на батареи, и т. п., которого считали и называли нерешительным и непроницательным, но тот самый Дохтуров, которого во время всех войн русских с французами, с Аустерлица и до тринадцатого года, мы находим начальствующим везде, где только положение трудно. В Аустерлице он остается последним у плотины Аугеста, собирая полки, спасая, что можно, когда все бежит и гибнет и ни одного генерала нет в ариергарде. Он, больной в лихорадке, идет в Смоленск с двадцатью тысячами защищать город против всей наполеоновской армии. В Смоленске, едва задремал он на Молоховских воротах, в пароксизме лихорадки, его будит канонада по Смоленску, и Смоленск держится целый день. В Бородинский день, когда убит Багратион и войска нашего левого фланга перебиты в пропорции 9 к 1 и вся сила французской артиллерии направлена туда, – посылается никто другой, а именно нерешительный и непроницательный Дохтуров, и Кутузов торопится поправить свою ошибку, когда он послал было туда другого. И маленький, тихенький Дохтуров едет туда, и Бородино – лучшая слава русского войска. И много героев описано нам в стихах и прозе, но о Дохтурове почти ни слова.