Этана

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Этана
 

Этана или Энтена; (шумер. men.te.na lugal.e lu bi.in.e.de; аккад. me-ta-na) — мифический царь (лугаль) древнего шумерского города Киша, правивший в начале III тысячелетия до н. э.

Согласно «Царскому списку» Этана — 13-й правитель I династии Киша, по более древней традиции — 1-й царь этой династии. Что же касается его предшественников, названных в «Царском списке», то они скорее всего вымышлены составителями. Характерно, что эти не названные царями предшественники Этаны носят «звериные» имена семитского происхождения (Калбум — «собака», Калумум — «ягнёнок», Зукакипу — «скорпион»).

Этана был первым правителем Шумера, чьи деяния подверглись записи, пусть и краткой. В «Царском списке» о нём говорится как о том, «который стабилизировал все земли». Если допустить, что это утверждение, найденное в документе, датированном тысячелетие спустя после правления Этаны, отражает достоверные сведения, можно предположить, что он установил своё господство не только в Шумере, но и в каких-то соседних территориях, то есть претендовал на «мировое господство» (по тем временам, конечно). Не случайно, впоследствии титул «царь Киша» воспринимался как царь-гегемон, стоящий над всеми другими правителями и царями.

То, что Этана был примечательной и незаурядной фигурой в ранней истории Шумера, подтверждается указанием чисто легендарного свойства в том же «Царском списке», что этот царь «был человеком, который взошёл на небеса», а также семито-аккадской поэмой (шумерский её прототип до сих пор не найден) начала II тысячелетия до н. э., содержащей тот же мифический мотив. Согласно этой легенде, Этана был набожным, богобоязненным царём, оправлявшим божественный культ преданно и добросовестно, но был проклят бездетностью и не имел наследника своего имени. Его заветным желанием было поэтому добыть «растение рождения», но оно находилось на небесах вне досягаемости смертного. Для того чтобы попасть на небеса, Этана заручился помощью орла, спасённого им из ямы, куда его бросила змея, чью дружбу он предал и чьих детёнышей сожрал. С огромной высоты земля показалась Этане не больше «борозды», а море — «миской с похлёбкой». Когда же они вовсе пропали из вида, Этана испугался … — на этом текст обрывается. Конец истории до сих пор найти не удалось. Конечно, Этана на небесах не остался, ибо судя по погребальной песне с таблички из Музея имени Пушкина, а также семнадцатой табличке аккадского эпоса о Гильгамеше, мы застаём Этану в Нижнем мире, куда неизбежно попадают все смертные, независимо от их славы. Судя по тому, что Этане, согласно «Царскому списку», наследовал его сын Балих, ему всё же удалось завести ребёнка.

Эта легенда пользовалась популярностью среди резчиков печатей, судя по количеству печатей с изображением смертного, поднимающегося к небесам на крыльях орла. Все эти легендарные традиции только помогают убедится, что Этана был могучей и внушительной фигурой, чья жизнь и подвиги захватили воображение древних певцов и поэтов.

«Царский список» сообщает что Этана правил какое-то фантастическое количество лет, а именно 1560 лет (есть варианты в 635 лет). За Этаной согласно «Царскому списку» следовали семеро совершенно безликих царей, включая и сына Этаны Балиха, пока на престол не вступил Эн-Мебарагеси, о котором вновь становится кое-что известно. Некоторые из этих правителей носили скорее семитские, нежели шумерские, имена и все они согласно списку имели огромное количество (в несколько сот) лет правления.

Напишите отзыв о статье "Этана"



Литература

  • История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Часть 1. Месопотамия / Под редакцией И. М. Дьяконова. — М.: Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1983. — 534 с. — 25 050 экз.
  • Крамер Самюэль. Шумеры. Первая цивилизация на Земле / Пер. с англ. А. В. Милосердовой. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2002. — 384 с. — (Загадки древних цивилизаций). — 7 000 экз. — ISBN 5-9524-0160-0.
  • Бертман Стивен. Месопотамия: Энциклопедический справочник / Пер. с англ. А. А. Помогайбо; коммент. В. И. Гуляев. — М.: Вече, 2007. — 414 с. — (Библиотека мировой истории). — ISBN 5-9533191-6-4.
  • Белицкий Мариан. [www.e-reading.org.ua/bookreader.php/133285/Belickiii_-_Shumery._Zabytyii_mir.html Шумеры.Забытый мир] / Пер. с польского. — М.: Вече, 2000. — 432 с. — (Тайны древних цивилизаций). — 10 000 экз. — ISBN 5-7838-0774-5.
  • История и Культура Древнего Востока. Энциклопедический словарь.
  • [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/1.htm Древний Восток и античность]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 1.
  • [anunaki.jr1.ru/mify/9-nspisok.html Ниппурский царский список]
I династия Киша
Предшественник:
Арвиум
правитель Киша
XXIX век до н. э.
Преемник:
Балих

Отрывок, характеризующий Этана

– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.