Этекс, Антуан
| Антуан Этекс |
Антуа́н Эте́кс (фр. Antoine Étex; 20 марта 1808, Париж — 14 июля 1888, Шавиль) — французский художник и скульптор, архитектор и писатель об искусстве[1], гравёр, читатель публичных лекций по части искусства и художественный критик[2]. Старший брат Луи-Жюля Этекса (1810—1889).
Содержание
Биография
Первые познания в рисовании и лепке получил от своего отца, а потом учился скульптуре у Дюпати и Прадье, живописи у Энгра и архитектуре у Дюбана.[2]
В 1828 г., за скульптурное произведение «Гиацинт, убитый Аполлоном», получил второстепенную медаль и денежный пенсион, давший ему возможность работать в течение двух лет в Италии и посетить Алжир, Корсику, Испанию, Германию и Англию. В 1833 г. выставил в парижском салоне колоссальную группу своей работы «Проклятие Каина», произведшую сильное впечатление на публику и доставившую ему первоклассную медаль и заказ двух групп для триумфальных ворот площади Звезды в Париже: «Сопротивление французов союзникам в 1814 г.» и «Мир 1815 г.», которые вскоре после того и были им исполнены. Одновременно с этими группами и вслед за ними Этекс произвел ряд монументальных статуй и идеальных фигур, включая надгробный памятник Жерико и памятник Вобана с превосходными аллегорическими фигурами Науки и Войны в Соборе инвалидов.[2]
Творчество
Скульптура
Из прочих скульптурных произведений Этекса, явившихся большей частью после вышеупомянутых, в особенности достойны внимания[2]:
- статуи
- Леды,
- Олимпии,
- композитора Россини (находится в театре Парижской оперы),
- Бланки Кастильской,
- группа «Геро и Леандр» (в кайенском музее),
- «Карл Великий» и «Св. Бенедикт»,
- «Св. Августин» (в церкви Магдалины, в Париже),
- статуя генерала Лекурба (в Лоис-ле-Сонье),
- «Св. Людовик» (на Barrière du Trône, в Париже),
- «Франциск I» (в Коньяке),
- группа «Геркулес и Антей»,
- статуя «Сусанны»,
- монумент Энгра в Монтобане с мастерским рельефом «Апофеоза Гомера»;
- портретные бюсты многих французских знаменитостей — Тьера, Луи-Блана, Одилона Барро, Прудона, Шатобриана, Эжена Делакруа, Ал. Дюма, Альфреда де Виньи, Кавеньяка и др.
Живопись[2]
- «Мучение св. Стефана», «Иосиф, рассказывающий свои сны братьям» (1844),
- «Поучающий Христос»,
- «Ромео и Джульетта»,
- «Бегство в Египет»,
- «Фауст и Маргарита»,
ряд сцен из жизни патриарха Иакова.
Архитектура
Деятельность Этекса, как архитектора, ограничивалась сочинением проектов, например для здания парижской Новой Оперы (1861), купален в Булонском лесу и в Венсене (1863), церкви Семи Таинств (1864) и постройкой надгробных памятников[2].
Литература
Наконец, Этекс уважался как писатель, издал[2]:
- несколько дельных сочинений по искусству:
- «Опыт об изящном» (1851),
- «Элементарный курс рисования» (1853);
- биографии Прадье и Ари Шеффера (1859),
- помещал свои статьи в художественных и политических журналах.
Напишите отзыв о статье "Этекс, Антуан"
Примечания
Ссылки
- Этекс // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
- Этекс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Этекс, Антуан
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
