Штауфер, Этельберт
Этельберт Штауфер (нем. Ethelbert Stauffer; 8 мая 1902, Фридельсхайм — 1 августа 1979, Эрланген) — немецкий протестантский богослов и историк религии.
Родом из семьи меннонитов. Вырос в Вормсе, в 1921—1925 гг. изучал протестантское богословие в университетах Галле, Берлина и Тюбингена. Затем служил в различных провинциальных храмах. В 1929 г. был приглашён Эрнстом фон Добшютцем вернуться в Университет Галле, в 1930 г. защитил в нём диссертацию и начал преподавательскую карьеру. С 1935 г. преподавал Новый завет в Боннском университете. Испытывал определённые трения в отношениях с нацистскими властями, в 1943 г. был отстранён от должности декана, на которую затем кратковременно вернулся по окончании Второй мировой войны. С 1948 г. занимался исследовательской деятельностью в Эрлангене. С 1967 г. на пенсии.
Ряд трудов Штауфера был посвящён изучению отражений раннего христианства в римских источниках. Среди прочего он выдвинул расшифровку «числа зверя» 666 как анаграммы имени и титула императора Домициана[1]. Штауферу принадлежит развёрнутая концепция христианского мученичества как развития идей мученичества во имя Божие, получивших широкое распространение в иудаизме II—I вв. до н. э. и нашедших своё отражение в таких библейских сюжетах, как история про семи святых мучеников Маккавеев.
Этельберт Штауфер — отец профессора теоретической физики Кёльнского университета Дитриха Штауфера.
Напишите отзыв о статье "Штауфер, Этельберт"
Примечания
- ↑ E. Stauffer. 666 // Coniectanea Neotestamentica XI: In honorem Antonii Fridrichsen sexagenarii. — Lund; Kopenhamn: C. W. K. Gleerup, 1947. — Pp. 237—244.
Отрывок, характеризующий Штауфер, Этельберт
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
