Этельред Неразумный

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Этельред II»)
Перейти к: навигация, поиск
Этельред II Неразумный
Æðelræd II Unræd<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Англии
18 марта 978 — 1013
Коронация: 14 апреля 979
Предшественник: Эдуард Мученик
Преемник: Свен Вилобородый
Король Англии
3 февраля 1014 — 23 апреля 1016
Предшественник: Свен Вилобородый
Преемник: Эдмунд II
 
Рождение: 968(0968)
Уэссекс, Англия
Смерть: 23 апреля 1016(1016-04-23)
Лондон, Англия
Род: Уэссексская династия
Отец: Эдгар
Мать: Эльфрида
Супруга: 1-я: Эльфгифу
2-я: Эмма Нормандская
Дети: От 1-го брака:
сыновья: Этельстан, Эгберт, Эдмунд II, Эдред, Эдвин, Эдуард, Эдгар
дочери: Эдита, Эльфгифа, Вульфхильда
От 2-го брака:
сыновья: Эдуард Исповедник, Альфред Этелинг
дочь: Годгифа

Этельре́д II Неразу́мный (англ. Ethelred II, Ethelred the Unready, др.-англ. Æðelræd Unræd; 968(?)—23 апреля 1016) — король Англии (9781013 и 10141016), представитель Уэссекской династии. Сын Эдгара и Эльфриды был провозглашён королём после гибели своего единокровного старшего брата Эдуарда Мученика.





Биография

Правление

Этельред унаследовал английский трон после смерти отца, короля Эдгара, и убийства единокровного брата короля Эдуарда Мученика.

Правление Этельреда было отмечено многочисленными столкновениями с викингами[1]. В день св. Брайса, 13 ноября 1002 года, Этельред устроил резню датчан, живущих в Англии. Это спровоцировало нападение Свена I Вилобородого, который с 1003 года по 1007 год совершил несколько набегов. В 1007 году Свен получил отступные, и набеги прекратились до 1013 года, когда датский конунг завоевал английский трон. Этельред бежал в Нормандию[1], однако в 1014 Свен скоропостижно скончался, и витенагемот вновь избрал Этельреда на трон. Он был избран вопреки тому, что датский флот провозгласил королём Кнуда, сына Свена. Во время последовавшей за этим войны Этельред умер[1].

Наследники

У Этельреда было множество детей от двух браков.

Первая жена — Эльфгифу (умерла в 1002 году), дочь Тореда, эрла Нортумбрии. Её детьми были:

Вторая жена — с 1002 года Эмма Нормандская. У неё было трое детей:

В 1042 году сын Эммы Эдуард Исповедник также становится английским королём. Вильгельм I Завоеватель, внучатый племянник Эммы и двоюродный племянник Эдуарда Исповедника, использовал это родство как предлог для захвата английского трона.

Прозвище

В современном английском языке Unready означает «неготовый»[2]. Однако само английское прозвище впервые было зафиксированно в 1180-х в форме Unræd, что по-древнеанглийски означает «не получивший совета». Учитывая, что имя Æþelræd означает «добрый совет», «благородный совет» (др.-англ. æðel, ср. нем. Adel — благородный, др.-англ. ræda, ср. нем. Rat — совет[3]), оно, в сочетании с таким прозвищем, было игрой слов, направленной скорее всего против советников короля, от которых он и не получил «доброго совета».

Напишите отзыв о статье "Этельред Неразумный"

Примечания

  1. 1 2 3 Этельред II Неразумный // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. [www.askoxford.com/concise_oed/unready?view=uk Oxford Dictionaries]
  3. [www.etymonline.com/index.php?l=r&p=4 Online Etymology Dictionary]

Литература

  • [ulfdalir.narod.ru/sources/Britain/Anglosaxon/920-1014.htm Англо-саксонская хроника 920—1014 гг.]
  • Рыжов К. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/monarhi2/413.php Этельред II Неразумный] // Все монархи мира. Западная Европа. — М.: Вече, 1999. — 656 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-7838-0374-X.
  • Голдсмит, Оливер. [silonov.narod.ru/parents/engl04.htm История Англии (в переводе Ф. Силонова). Глава III. Нашествие датчан: от конца Семицарствия до вторжения Вильяма Завоевателя (832—1066 гг.)]
  • [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/6.htm Северная Европа] // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.

Отрывок, характеризующий Этельред Неразумный

– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.