Эткинд, Ефим Григорьевич

Ефим Григорьевич Эткинд
Дата рождения:	26 февраля 1918(1918-02-26)
Место рождения:	Петроград
Дата смерти:	22 ноября 1999(1999-11-22) (81 год)
Место смерти:	Потсдам
Страна:	СССР СССР → Франция Франция
Научная сфера:	Литературоведение
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	ЛГУ

Ефи́м Григо́рьевич Э́ткинд (26 февраля 1918, Петроград — 22 ноября 1999, Потсдам) — русский филолог, историк литературы, переводчик европейской поэзии, теоретик перевода. Доктор филологических наук (1965), профессор многих университетов. Политический эмигрант, лишенный правящим режимом КПСС по политическим мотивам гражданства СССР и по сфабрикованному КГБ «делу» высланный из страны (1974).

Биография

Ефим Эткинд родился в Петрограде; его мать была певицей, отец — коммерсантом, в годы нэпа он арендовал бумажную фабрику, несколько раз подвергался репрессиям, умер от голода в блокадном Ленинграде в 1942 году. Ефим Григорьевич закончил немецкую школу (б. Петришуле) и романо-германское отделение филологического факультета Ленинградского государственного университета (1941).

В 1942 году Ефим Эткинд ушёл добровольцем на фронт, был военным переводчиком.

После окончания Великой Отечественной войны он защитил кандидатскую диссертацию по творчеству Э. Золя, преподавал в 1-м Ленинградском педагогическом институте иностранных языков. В 1949 году, в ходе так называемой «борьбы с космополитизмом», Эткинд был уволен «за методологические ошибки» и уехал в Тулу, где преподавал в педагогическом институте.

В 1952 году он вернулся в Ленинград, в 1965 году защитил докторскую диссертацию, посвященную стилистическим проблемам стихотворного перевода. С 1967 года был профессором Ленинградского Педагогического института им. Герцена.

В 1964 году Эткинд выступил свидетелем защиты на процессе Иосифа Бродского, суд вынес в его адрес частное определение, после чего Эткинд получил взыскание Ленинградского отделения Союза писателей СССР, в котором состоял с 1956 года. В дальнейшем он открыто поддерживал А. И. Солженицына, помогал ему в работе, встречался и переписывался с А. Д. Сахаровым. Несколько статей и переводов Эткинда распространялись в самиздате. В 1972—1973 годах Эткинд участвовал в подготовке самиздатского собрания сочинений И. Бродского. В 1974 году он был исключён из Союза писателей, лишен звания профессора; лишён советского гражданства по сфабрикованному КГБ «делу» и выслан из страны. Главными пунктами обвинения было хранение рукописей Солженицына, с которым Эткинд дружил более десяти лет.

В 1974 году Эткинд поселился в Париже, до 1986 года был профессором Х Парижского университета (Нантерр). Печатался в журналах Континент, Синтаксис, Время и мы, Страна и мир. Подготовил к печати и выпустил со своим предисловием роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». После выхода на пенсию преподавал русскую литературу в университетах Франции, Германии, Италии, Швейцарии, Великобритании. Активный организатор международных академических исследований: под его редакцией вышли, в частности, материалы американских симпозиумов по Лермонтову, Цветаевой, Державину.

В годы перестройки Ефиму Эткинду были возвращены академические звания, он постоянно приезжал в Россию, печатался в российской прессе. Архив Эткинда был передан им в Российскую Национальную Библиотеку в Санкт-Петербурге.

Последние 10 лет жизни состоял в браке с Елькой Либс, профессором германистики университета Потсдам (официально брак был зарегистрирован в 1994 году), с которой познакомился во время совместной работы в Орегонском университете. Был похоронен согласно завещанию рядом со своей первой женой на кладбище городка Ивиньяк-ла-Тур (Бретань, Франция).

Семья

• жена — Екатерина Федоровна Зворыкина, переводчик
  • дочь — Мария Эткинд-Шафрир
  • дочь — Екатерина Эткинд-Допера
  • дочь — Елизавета Комарова (её мать — Ирина Бенедиктовна Комарова)
• жена — Эльке Либс-Эткинд, литературовед-германист
• брат — Марк Григорьевич Эткинд, искусствовед
  • племянник — Александр Маркович Эткинд, российско-американский психолог, культуролог

Труды

Ефим Эткинд является автором более чем 550 научных работ в области романской и германской филологии, проблем стилистики, теории художественного перевода.

Монографии

• Эткинд Е. Г. Семинарий по французской стилистике. Ч. 1-2. (Л.1960—1961); 2-е изд. М.-Л., 1964
• Эткинд Е. Г. Поэзия и перевод (Л., Советский писатель, 1963)
• Эткинд Е. Г. Об искусстве быть читателем. Л., Знание, 1964
• Эткинд Е. Г. Разговор о стихах (М., Детская литература, 1970)
• Эткинд Е. Г. Бертольт Брехт (Л., Просвещение, 1971)
• Эткинд Е. Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина (Л., Наука, 1973)
• Эткинд Е. Г. Записки незаговорщика (London, 1977, мемуары, англ. пер. — 1978)
• Эткинд Е. Г. Форма как содержание: Избранные статьи (1977)
• Эткинд Е. Г. Материя стиха (Paris, 1978, переизд. 1985, 1998)
• Эткинд Е. Г. Кризис одного искусства. Опыт поэтики поэтического перевода (1983)
• Эткинд Е. Г. Процесс Иосифа Бродского (1988)
• Эткинд Е. Г. Симметрические композиции у Пушкина (1988)
• Эткинд Е. Г. Стихи и люди (Tenafly, 1988)
• Эткинд Е. Г. Там, внутри. Русская поэзия XX века (СПб.,1996)
• Эткинд Е. Г. Внутренний человек и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII—XIX веков (1998)
• Эткинд Е. Г. Маленькая свобода: 25 немецких поэтов за пять веков в переводах Ефима Эткинда (1998)
• Эткинд Е. Г. Божественный Глагол. Пушкин, прочитанный в России и во Франции (1999)
• Эткинд Е. Г. Записки незаговорщика. Барселонская проза (2001)
• Эткинд Е. Г. Проза о стихах (2001)
• Эткинд Е. Г. Психопоэтика. — СПб.: Искусство-СПБ, 2005. — 704 с. Тираж 2000 экз. ISBN 5-210-01583-1

Составление и редакция

• Писатели Франции (1964)
• Мастера русского стихотворного перевода / Вступительная статья, подготовка текста и примечания Е. Г. Эткинда. — Л.: Советский писатель, 1968. — (Библиотека поэта).
• Французские стихи в переводе русских поэтов XIX—XX вв. (1969)
• 323 эпиграммы (1988)
• Мастера поэтического перевода, XX век (1997)

Переводы

• Межелайтис Э. Кастант-музыкант (1952)
• Брехт Б. Карьера Артуро Уи. (1963)
• Каценельсон И. Сказание об истребленном еврейском народе. (2000)

Признание

Действительный член Академии гуманитарных наук России (1994), член-корреспондент Баварской академии изящных искусств, Академии наук и искусств в Майнце, Германской Академии литературы и языка. Кавалер Золотой пальмовой ветви Франции за заслуги в области французского просвещения (1986).

В 2006 году Европейским университетом в Санкт-Петербурге учреждена Международная премия имени Ефима Эткинда.

Литература

• Литературные дела КГБ: Дела Суперфина, Эткинда, Хейфеца, Марамзина / Под ред. В. Чалидзе. Нью-Йорк: Хроника, 1976.
• Free voices in Russian Literature, 1950s — 1980s. A Bio-Bibliographical Guide / Ed. by A. Sumerkin. New York: Russica Publishers, 1987. — P. 109—111.
• Солженицын А. Бодался телёнок с дубом: Очерки литературной жизни. — М.: Согласие, 1996. — С. 444, 446, 449, 451—454, 520—522.
• Ефим Григорьевич Эткинд: Материалы к библиографии. — СПб., 1999.
• [magazines.russ.ru/inostran/2000/6/ Памяти Е. Г. Эткинда] // Иностранная литература : журнал. — 2000. — № 6.
• Ефим Эткинд: Здесь и там / Сост. П. Вахтина, С. Ельницкая, И. Комарова, М. Эткинд, М. Яснов. — СПб.: Академический проект, 2004. — 640 с. — ISBN 5-7331-0282-9.
• Полянская М. Публикации. Мемуарные размышления о Ефиме Эткинде. — Персона PLUS 4, 2010.
• Ефим Эткинд: Переписка за четверть века / Сост. П. Вахтина, И. Комарова, М. Эткинд, М. Яснов. — СПб.: Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2012. — 416 с. — ISBN 978-5-94380-130-3.
• Огрызко В. Колоссальная фигура // Литературная Россия : газета. — 31.5.2013. — № 22.

Ссылки

• [encspb.ru/object/2805400438 Е. Г. Эткинд в Энциклопедии Санкт-Петербурга]
• [www.sem40.ru/famous2/e456.shtml Е. Г. Эткинд в Центральном еврейском ресурсе]
• [www.solzhenicyn.ru/modules/pages/Dissidenty/Etkind_Efim_Grigorevich-print.html Е. Г. Эткинд на сайте А. Солженицына]
• [vekperevoda.com/1900/eetkind.htm Е. Г. Эткинд на сайте Век перевода]
• [magazines.russ.ru/authors/e/eetkind Е. Г. Эткинд в Журнальном зале]
• [www.vtoraya-literatura.com/pdf/vremya_i_my_042_1979.pdf Ефим Эткинд. Рождение мастера. О прозе Фридриха Горенштейна. Время и мы, № 42, 1979]
• [magazines.russ.ru/slovo/2011/69/po12-pr.html Мина Полянская. Ефим Эткинд. Мемуарные размышления. Слово/Word. № 69, 2011]
• [www.belousenko.com/wr_Etkind.htm Е. Г. Эткинд в электронной библиотеке А.Белоусенко]
• [www.ruthenia.ru/document/392513.html Лариса Вольперт. Памяти Ефима Григорьевича Эткинда]
• [www.sem40.ru/famous2/m1296.shtml Воспоминания о Е. Г. Эткинде]
• [www.belousenko.com/books/Gorenstein/gorenstein_etkind.htm Беседы с Ефимом Эткиндом. Зеркало Загадок, 2000,№ 9]
• [www.peremeny.ru/blog/11097 Мина Полянская. Из воспоминаний о Фридрихе Горенштейне]
• [magazines.russ.ru/slovo/2011/69/po12.html Мина Полянская. Памяти Ефима Эткинда. Слово/Word. 2011, № 69]

Отрывок, характеризующий Эткинд, Ефим Григорьевич

Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.