Этнические чистки в Доминиканской Республике (1937)

«Петрушечная» резня (исп. Masacre del Perejil) — массовое убийство лиц гаитянского происхождения (негров), осуществлённое в Доминиканской Республике в октябре 1937 года в регионе по течению пограничной реки Рио-Дахабон по приказу диктатора Рафаэля Трухильо.

Предыстория

Можно выделить несколько причин произошедшего. Во-первых, Трухильо, с целью укрепления своей власти, поощрял националистическую политику «доминиканизации» и антигаитинизма — одной из разновидностей расовой сегрегации, распространённой среди испаноязычных, преимущественно белых доминиканцев в отношении франкоязычных, преимущественно негроидных гаитян. Кроме этого, Трухильо не удавалось подчинить своему политическому влиянию соседнее Гаити, проводившее независимую в отношении Санто-Доминго политику. Предвидя возможные осложнения отношений с Гаити, диктатор опасался волнений среди рабочих-мигрантов из Гаити, расселившихся и уже на протяжении десятилетий работавших на плантациях сахарного тростника в приграничных сельскохозяйственных провинциях страны.

Резня

Резня началась 2 октября 1937 года силами полиции, армии и военизированных эскадронов смерти Трухильо и продолжалась до 8 октября.

Название «петрушечной» получила вследствие проводимого убийцами «эксперимента» по определению происхождения возможной жертвы: её заставляли произнести слово-шибболет исп. perejil (петрушка); вследствие особенностей произношения франко-креолоязычные гаитяне произносят в нём «л» вместо «р» во втором слоге (как это делают доминиканцы). Тем, кто выговаривал неправильно, солдаты отрубали головы мачете.

Число жертв официально оценивается в 20 тысяч человек, а по различным оценкам варьируется от 17 до 37 тысяч.

Компенсация

Когда о массовых казнях гаитян стало известно международной общественности, Трухильо был вынужден провести переговоры с президентом Гаити Стенио Винсентом при посредничестве американского президента Франклина Д. Рузвельта и выплатить гаитянскому правительству (но не родственникам погибших) компенсацию в 525 тысяч долларов США (из 750 тысяч, которые ему были присуждены к выплате) — из расчёта примерно в 30 долларов за голову. Из-за коррупции, царившей в гаитянских органах власти, компенсация, реально выплаченная родственникам погибших, составила по 2 цента за человека.

Источники

• [www.petemccormack.com/blog/?p=5147 The Parsley Massacre, by Peter Mc Cormack]
• [haitiforever.com/windowsonhaiti/wucker1.shtml The River Massacre:The Real and Imagined Borders of Hispaniola, by Michele Wucker]

Отрывок, характеризующий Этнические чистки в Доминиканской Республике (1937)

Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.