Этнические чистки в Чечне

Этнические чистки в Чечне — насильственные действия, осуществляемые по национальному признаку, направленные против мирного, в основном русского и другого нечеченского населения, в период с 1990 г. по 2005 год включительно; к середине 2000-х вытеснение «лиц некавказской национальности» в Чечне было практически полностью завершено.

Во многих бывших республиках СССР нетитульное, в первую очередь русскоязычное, население эмигрировало после обретения республиками независимости, отмечались факты дискриминации русских, похожие процессы происходили и в некоторых автономных областях бывшей РСФСР, однако в Чечне этот исход приобрел характер этнической чистки. На пленарном заседании ГД депутат Н. И. Рыжков, утрируя, определял ситуацию с русскими в Чечне, как «оттуда убежали, извините, в одних трусах». Насилие над русскоязычными жителями совершалось при попустительстве чеченских властей. Причиной стремительного сокращения нечеченского населения Чечни стала также повышенная смертность среди оставшегося нечеченского населения, так как Чечню покидали в основном молодые люди, а старики оставались.

Терминология

Определение этническая чистка применяется только к событиям в Чечне в конце XX века, депортация чеченцев и ингушей в 1944 году и её причины в данной статье не рассматриваются.

Утверждения об этнических чистках в Чечне звучали со стороны российских властей и в российских СМИ.

Существует мнение, что нападения на русскоязычное население в Чечне происходили задолго до прихода Дудаева, ещё во времена СССР. Так, американский журналист Павел Хлебников в своей книге «Разговор с варваром» берёт интервью у одного из лидеров бандитской организации, Хож-Ахмеда Нухаева, о его деятельности в 1970-х годах:

…Ну и другие поручения я тоже выполнял, когда надо было дома коммунистов терроризировать…

Павел Хлебников: Вы занимались вытеснением русских из квартир?

Хож-Ахмед Нухаев: Нет, я не делал этого. Из квартир вытеснять невозможно было в тех условиях. Делалось вытеснение другое. То есть, когда нужно было надавить на человека, который стал очень серьезной проблемой в Чечне, который чеченцев с работы выгонял. Или же, наоборот, когда нужно было его подчинить или с него материально взять. Если нужно было тряхануть, так и трясли его — то есть с него деньги брали. Это и в Чечне, и в Москве делалось, это везде делалось. Но когда вы говорите вытеснять: вытесняли мы чисто в Чечне. А в других местах в основном задача стояла больше подчинить…

Павел Хлебников подытоживает: «В Чечне, ещё до военных действий, которые развернулись в 1994 году, шла кровавая война против мирного населения — русского — так называемая принудительная чеченизация». Хлебников писал о том, что в Чечне происходит геноцид русских.

При этом термин «этнические чистки» и «геноцид» использовались руководством самопровозглашённой Ичкерии по отношению к российской стороне, ряд политиков использовал термин «геноцид» для описания действий как одной, так и другой стороны, например, Юрий Иванов, адвокат, бывший депутат ГД говорил следующее:

Второй момент — это деятельность правозащитных организаций. Знаете, я к ним очень сложно относился, вот в 1993 г. я ездил в Чечню, и я видел, как оттуда 350 тысяч русских, евреев, греков, всех славян выносили — я был в этих лагерях, где люди лежали на мешках — шёл геноцид русских. И правозащитники — они кричали о том, как избивали чеченский народ.

…

И 1993, и 1994, и 1995 — все эти годы я видел геноцид русских, я видел защиту чеченцев. Вот сейчас я столкнулся, по Беслану, во время поездок на Кавказ — русских вынесли ногами вперед оттуда всех. Идет геноцид кавказцев. И вот я сейчас вижу, что правозащитные организации — они очень много за эти годы, видно, у них произошла какая-то трансформация, и я вижу, что они защищают реально гонимых. Не просто какого-то денежного мешка, а человека, у которого забрали сына, продержали в каком-то фильтрационном лагере, отбили почки, и я вижу, что эти правозащитные организации сегодня — вот я посмотрел, я стал с ними общаться, хотя раньше для меня это были гаденыши.

В 2010 году Александр Хлопонин высказал мнение, что после экономических реформ 90-х годов миграция проживающего на Северном Кавказе русскоязычного населения была связана с поиском работы. По данным «Московской хельсинкской группы», отток русских из довоенной Чечни 1991—1993 годов был, прежде всего, вызван насильственным выдавливанием мирного русскоязычного населения и сопровождался этническими чистками, причиной которых была «низовая» русофобия чеченцев. Светлана Кузьмина, проведшая в плену несколько лет, также свидетельствовала о том, что и во время военных действий одним из мотивов насилия над русскоязычным населением была неприязнь к русским, особенно распространённая в среде чеченцев-участников незаконных вооружённых формирований, некоторые специалисты говорили о послевоенной русофобии в Чечне, отмечая её многовековой идеологический характер.

В официальной терминологии, принятой на международном уровне, события произошедшие в Чечне в начале 90-х носят название "межэтнического насилия"

Притеснения русского населения Чечни после прихода к власти Джохара Дудаева

По данным всесоюзной переписи 1989 года, на территории Чечено-Ингушской АССР проживало 1 270 429 человек, из них чеченцев — 734 501, русских — 293 771, ингушей — 163 762, армян — 14 824, татар — 14 824, ногайцев — 12 637 и т. д.. При этом на территории Чечни проживало около 1 100 тыс. человек.

В Грозном до войны проживало 397 тыс. человек, из них русских по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. было 210 тыс. человек.

По сообщению газеты «Известия», преследования русских в Чечне начались с 1990 года:

Проблемы начались ещё в 1990 году, тогда в почтовых ящиках появились первые «письма счастья» — анонимные угрозы с требованием убираться по-хорошему. В 1991-м стали среди бела дня исчезать русские девчонки. Потом на улицах стали избивать русских парней, затем их стали убивать. В 1992-м начали выгонять из квартир тех, кто побогаче. Потом добрались до середняков. В 1993-м жить было уже невыносимо. Моего сына Дмитрия группа чеченцев среди бела дня избила так, что когда он пришел домой, это был комок крови и грязи. Они перебили ему слуховой нерв, с тех пор он не слышит. Единственное, что нас ещё держало, — мы надеялись продать квартиру. Но даже за бесценок покупать её никто не хотел. На стенах домов тогда самой популярной была надпись: «Не покупайте квартиры у Маши, они все равно будут наши». Слава Богу, к тому времени мы успели свалить.

Геннадий Зайцев считал, что факты геноцида русскоязычного населения отражались и в лозунгах:

В этот период в Ичкерии осуществляется настоящий геноцид русскоязычного населения — многочисленные убийства, изнасилования, разграбление домов и квартир, угон автотранспорта. Вот характерное народное творчество того времени: «Не покупайте квартиры у Маши, они всё равно будут наши!». Или такое: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы!».

— «Грозовые ворота»

Помимо указанных лозунгов в Чечне был популярен слоган «Русские — в Рязань, ингуши — в Назрань!», который реализовывался в виде убийств русских и выселения ингушей с территории Чечни, существовали и вариации, например, «Русские — в Рязань, ингуши — в Назрань, армяне — в Ереван!».

По утверждению Ахмара Завгаева, после безнаказанного убийства в 1991 году мэра Грозного, первого секретаря горкома КПСС Юрия Куценко (его выбросили из окна третьего этажа) и отсутствия какой-либо реакции Москвы на захват дудаевцами здания Верховного совета в Грозном, начался геноцид русскоязычного и нечеченского населения республики, ликвидация людей, подозреваемых в связях с госбезопасностью, и выдавливание тех, кто не поддерживал отделение от России. Например, в одном из обращений жителей станицы Ассиновская Сунженского района Президенту Борису Ельцину отмечались участившиеся случаи нападения на русских жителей. Здесь только с августа 1996 года было убито 26 русских семей и захвачено 52 домовладения. В книге, составленной по заказу «Росинформцентра» говорилось об обращении 50 тысяч русских жителей Наурского и Шелковского района:

…с приходом к власти Дудаева мы из хозяев района превратились в жителей резервации. За эти три года выгнаны все русские руководители хозяйств. Колхозы и совхозы разворованы. Уничтожаются лесополосы, разворованы телеграфные столбы. Населённые пункты переименованы без нашего согласия. Нас лишили выходного дня в воскресенье, а сделали выходным днем пятницу. У нас не было официального обмена денег, нам не дали ваучеры. Преподавание в школе ведётся на чеченском языке, а сами школы (оборудование) расхищено. Мы не получаем заработную плату, старики пенсии. Мы постоянно слышим предложения и угрозы убираться в Россию… Только за последний год в двух населённых пунктах Наурского района ст. Наурской и ст. Калиновской: Забит до смерти Просвиров. Расстрелян за рабочим столом замдиректора Калиновского СПТУ Беляков В. Ранен и ослеп директор этого училища Плотников В. Зарезан и сожжен начальник нефтекачки Бычков А. Зарезаны супруги — муж и жена Будниковы. Зарезана бабушка 72 лет Подкуйко А. Зарезаны и выпущены кишки у рабочих совхоза «Терский» Шипицына и Чаплыгина. Похищен председатель колхоза Ерик Б. А. (за которого требуют выкуп 50 млн руб.). Зарезаны отец и дочка Джалиловы. Забит до смерти старик Аляпкин (в полиции). Убиты Абозин В. и бабушка Потрохалина. Похищена и убита секретарь СПТУ Потихонина и многие, многие другие…

С момента провозглашения независимости Дудаев объявил курс на построение государства чеченского народа. После вступления в должность президента Дудаев издал приказ о помиловании заключённых тюрем и колоний. Амнистия, а также большая безработица в дотационном регионе России сыграли важную роль в будущих преступлениях криминальных элементов против мирного населения. Так как большинство чеченцев объединены в тейпы, и имели широкую поддержку среди своих родственников, они могли не опасаться за свою жизнь и имущество.

Иначе складывалась ситуация вокруг нечеченского населения. Происходил геноцид нечеченского и немусульманского населения республики. В оставленные пустые дома заселялись оставшиеся жители (как правило чеченцы) и вещи разворовывались. Покидающие свои дома в Чечне официально статус беженцев в России не получили: по юридическому определению, согласно которому статус беженца получается при миграции в другую страну, им был присвоен статус вынужденных переселенцев.

По утверждению этнолога Валерия Тишкова, не-чеченское, прежде всего русское, население подверглось массовым гонениям, многие из них были убиты чеченцами, только Грозный покинуло 200 тысяч жителей при полном равнодушии российской власти и мировой общественности. В 1990-е гг. во время президентства Джохара Дудаева в Чечне существовала надпись, выложенная белым камнем при въезде в Грозный: «Русские, не уезжайте, нам нужны рабы и проститутки».

В докладе генерал-майора И. Соколова об общественно-политической обстановке в Чечено-Ингушской Республике командующему войсками Северо-Кавказского военного округа говорилось: «…с 21.8.1991 года в республике резко ухудшилась и имеет тенденцию к дальнейшему ухудшению криминогенная обстановка. С 8.10.91 г идёт бунт в следственном изоляторе г. Грозный. Совершено несколько побегов, один из них массовый — до 60 человек. Совершен побег из колонии строгого режима в г. Наур (до 15 человек). Имеет место выезд русскоязычного населения с территории республики, причём имеются факты, когда выезжающие останавливаются на заставах при выезде из Республики, их имущество разграбляется или уничтожается как „нажитое в Чечне“ и принадлежащее чеченскому народу».

Бывший министр обороны России Павел Грачев, отвечая на вопрос корреспондента газеты «Труд» о ситуации начала 90-х в Чечне, вспоминал:

Так. В Грозном уже начались погромы, провокации, нападения на наших солдат, офицеров, убийства родных и близких военнослужащих. Даже детей убивали. Производился и, правда, ещё неорганизованный захват оружия.

— Интервью, Павел Грачев: «Меня назначили ответственным за войну», газета "Труд" № 048 за 15.03.2001

17 июня 1993 года Совет Национальностей Верховного Совета Российской Федерации принял заявление «В связи с ситуацией в Чеченской Республике», в котором, в частности, говорилось, что в результате политики правящей в Чечне верхушки «резко ухудшилось положение представителей различных национальностей», проживающих на территории Чечни, «некоторые из них, по существу, вытесняются за её пределы, вынуждены покидать места, где в мире и дружбе с чеченцами и ингушами жили они и многие поколения их предков».

В октябре 1994 года президент ЧРИ Джохар Дудаев заявил, что информационная кампания о преследовании нечеченского населения была развернута российским руководством для оправдания войны в Чечне в целях пропаганды. Джохар Дудаев в интервью агентству «Интерфакс» заявил, что эти слухи являются «безосновательными и кощунственными», так как «с 1991 года в республике действует распоряжение об особом контроле за преступлениями, совершенными против представителей русскоязычного населения».

На вопрос радиослушателя «Эхо Москвы» о том, готовы ли чеченские власти признать геноцид русского населения в период 1992-93 годов, Зияд Сабсаби, заместитель председателя правительства Чеченской республики, полномочный представитель Чеченской республики при президенте России, член СФ, ответил следующее:

Умалчивать мы не будем и не собираемся. Но хочу отметить, что никакого геноцида по отношению к какому-то народу конкретному, в Чечне жили и евреи, и армяне, и русские, и украинцы и так далее. И в то время пострадали от беспредела преступных групп и незаконных вооружённых формирований, я вас уверяю, чеченцы пострадали не меньше, чем русские.

— Статья [www.echo.msk.ru/programs/razvorot/48128/ «Годовщина ввода российских войск в Чечню. Обстановка в Чечне»], передача "Разворот" от 11.12.2006 на радиостанции "Эхо Москвы"

Бывавшая в Чечне Лидия Сычёва отмечала, что настоящие «причины изощренных садистских зверств ичкерийских бандитов и насильников» только предстоит узнать.

Примеры

18 февраля 1992 года датируется обращение бывшей жительницы Грозного, которая сообщает о различных действиях, направленных против русских жителей:

Выгнали среди учебного года, оставив без отпуска, без талонов и компенсаций. Затем начали травить детей. В школу, где учится большинство русских детей, бросили бутылки со ртутью. Девочки боялись выходить на улицу, так как молодчики коренной национальности все время преследовали их с целью выкрасть. Невыносимая обстановка в транспорте, магазинах за хлебом. Без оскорблений и провокаций невозможно даже купить буханку хлеба. Перед выборами дудаевская банда молодчиков пыталась ворваться к нам в квартиру ночью. При этом просовывали кинжалы, кричали.

После вооружённого захвата власти Дудаевым произошло резкое изменение отношения со стороны местных структур к военным. Так вооружёнными людьми были захвачены и разгромлены полк внутренних войск, авиационный учебный полк, полк РТВ ПВО. Нападения совершались в том числе личным составом роты «Чеборз» под командованием Шамиля Басаева. Была расхищена часть оружия, автомобильной техники, а также средства связи, автозапчасти, вещевое и другое имущество. Практически сразу начался выезд русскоязычного населения с территории республики. Это не осталось незамеченным даже в Москве: так, Президент России Б. Н. Ельцин в своём обращении 19 октября 1991 г. написал:

на протяжении последних недель мирная земля Чечено-Ингушетии превратилась в арену массовых беспорядков и вооружённых столкновений, сопровождающихся захватом государственных учреждений, погромами, бесчинствами и гибелью людей… Все предпринятые в рамках политических переговоров меры не привели к восстановлению спокойствия и гражданского согласия. Напротив, обстановка становится всё более непредсказуемой и чреватой самыми серьёзными последствиями для настоящего и будущего республики.

Этнолог С. В. Чешко замечает, что «национализм связан, как правило, с конкуренцией в сферах занятости, распределения материальных благ, политических прав и статусов, использования ресурсов». В обстановке хаоса, под видом наведения порядка, устанавливался криминальный контроль над коммерческими структурами, промышленными предприятиями и т. д. Помощь оказывало также правительство Германии, в частности, оно обучало сапёров для войск республики.

Исторический обзор развития событий в Чечне опубликовала «Российская газета» в 2000 году, в этой статье также обращалось внимание на факты геноцида русскоязычного населения:

В городах разразилась почти всеобщая безработица, мужчины ходили с автоматами, закон исчез, бесчинствовали местные вооружённые отряды, свирепствовали их междоусобицы, воцарились страх, грабежи, убийства, похищение в рабство и работорговля в открытую, прямо на улицах Грозного, отрезание голов, питье стаканами крови, публичные казни. Ещё с 1990 г. целые аулы ходили грабить проходящие поезда, теперь движение по железной дороге вообще прекратилось. Нарастали разбойные набеги на Ставрополье, похищение его жителей в рабство и в заложники, захваты автобусов с пассажирами и вертолётов, а завершилось военным вторжением в Дагестан и террористическими взрывами в российских городах. Около 30 тысяч русского населения Чечни было вырезано, более 200 тысяч, бросив квартиры и имущество, бежали.

— Статья [www.rg.ru/anons/arc_2000/0113/33.htm «Как нам обустроить Чечню, или Почему не состоялось государство Ичкерия»] год 2000, «Российская газета»

Иван Рыбкин, секретарь Совета Безопасности РФ в 1996—1998 годах, вспоминал следующее о предвоенном Грозном:

А в Чечне творился произвол. Грозный, город по преимуществу русский, переживал тяжелейшие времена. Русские, татары, армяне, евреи совершали исход во многом под жестким нажимом этого произвола. Теряли все, квартиры, состояние, имущество, машины. Из этого самого крупного города Северного Кавказа ушло, о сотнях тысячах надо говорить. По крайней мере, в адрес Бориса Николаевича Ельцина, меня, как председателя ГД поступило письмо, подписанное 40 тысячами человек, где конкретно перечислялось то, что творится в Чеченской республике. Читать это было тяжело. Мои помощники сами выходцы оттуда, с Терека, Николай Савченко, Леонид Майоров, станица Курская, станица Георгиевская. Привезли это письмо, по сути со слезами на глазах. Письмо это было частично только опубликовано в «Российской газете» тогда.

По утверждению общества «Мемориал», многие сообщения о правонарушениях в Чечне, описанные в российских СМИ, оказались не соответствующими действительности в том числе и потому, что прокуратура и МВД РФ подтверждали лишь небольшое число таких упоминаний, однако до первого чеченского конфликта Федеральная служба контрразведки Российской Федерации вообще не рассматривала заявления о похищениях и использовании граждан на принудительных работах в Чечне, не проводила там операций или расследований, мотивируя своё бездействие тем, что подобные вопросы не входили в компетенцию их ведомства, в свою очередь сотрудники МВД РФ утверждали, что между российским и чеченским ОВД в тот период не существовало договора, разграничивающего функции сторон, и преступления, совершаемые на чеченской территории, должны были расследовать правоохранительные органы Чечни, подобные аргументы приводила и Генпрокуратура РФ. Есть мнение, что разбои и убийства часто происходили на территории, неподконтрольной ни одной из властей. По мнению судьи по делу Рамзеса Гойчаева, главным мотивом совершения убийств была не национальная неприязнь, а провоцирующая бандитов беззащитность русского населения, так, по сообщению бывшего мэра города Коврова Ирины Табацковой, были случаи, в том числе и во время чеченского конфликта, когда русских безнаказанно расстреливали и выбрасывали из окон с целью завладения квартирами.

Письмо православного священника

Из письма настоятеля прихода православного храма Святого Архистратига Божьего Михаила отца Захария (г. Грозный) Патриарху Алексию II:

Невозможно человеческими словами описать ту страшную жизнь, которой мы здесь живем. Это жизнь в аду, среди наглого зла и полного беззакония: чеченцы не хотят мирно трудиться с людьми других национальностей, предпочитают жить разбоем, воровством, похищением людей. Многие из них вооружены, растаскивают и грабят всё, что возможно, в быту и на производстве. Работорговля в Чечне стала нормальным явлением, на всём делают бизнес. А нам, православным, уготована участь рабов.

Мнение правозащитников и общественных деятелей

Некоторые российские правозащитники также отмечают безнаказанность преступлений против мирного населения на территориях, не контролируемых федеральными войсками. Также известно, что в Резолюции № 1086 PACE осуждалось занятие бойцами чеченских отрядов позиций вблизи гражданских поселений без четкого предупреждения граждан об эвакуации до занятия таких позиций". Подобные и другие преступления членов НВФ отражены в книге ПЦ «Мемориал». Там же приводятся конкретные факты преступлений членов НВФ, однако отмечается наличие гипертрофированного описания в СМИ преступлений членов НВФ.

По сообщению Станислава Говорухина, озвученного на заседании Государственной Думы, ситуация в Чечне была следующей:

В августе и сентябре 1991 года убивали человек по 10 в день, потом по одному, по два, но зато ежедневно на протяжении всех трёх с половиной лет. Грабили, отнимали квартиры, тогда было распространено объявление: не торопитесь покупать квартиры у Вани и Маши, все равно они будут ваши. Почти у всего русскоязычного населения были отняты автомобили. А уж как издевались и унижали — и говорить не приходится. Одно слово применимо к этому — геноцид. И ни один правозащитник не встрепенулся! Не хотелось бы опять говорить здесь об этом, уже много мы говорили. Но вот если бы тогда Сергей Адамович, тот же Сергей Адамович Ковалев закричал во весь голос, на весь мир о том, что в Чечне грубо попираются права человека, может быть, опомнились бы мы раньше и предотвратили трагедию. Мы с Сергеем Адамовичем встречались дважды на комиссии. Последний раз я ему задал вопрос: известно ли вам о нарушении прав человека в течение трёх лет правления Дудаева? Он сказал, что неизвестно. Это, конечно, очень странно. Тем более, что сегодня в шифрограммах я прочел донесение казака Шаркова — казачьего атамана, в котором говорится, что он в 1991 году лично в руки Ковалеву передал документы и видеоматериалы о геноциде в Чечне.

— С. С. Говорухин, стенограмма заседания ГД от 17 марта 1995 г.

По мнению генерала Валерия Баранова, «резкий отток русскоязычного населения был вызван в первую очередь сменой политического режима и проводимой им (Дудаевым) политикой геноцида в отношении русскоязычных граждан», но некоторые общественные деятели и публицисты отрицают факты геноцида русского населения режимом Дудаева, так, в 2009 году Валерия Новодворская, отвечая на вопрос о геноциде русских в Чечне, обозначила свою позицию следующим образом:

Это все было типичное вранье, замечательная сказка Кремля для того, чтобы скормить Чеченскую войну, что там убивали и изгоняли русских… Я там была! И у Джохара Дудаева правая рука была русская и министр в его правительстве, и первыми в Чечне из мирных жителей погибли именно русские старики в пятиэтажках, те, кто не согласился на предложение чеченцев эвакуироваться в их аулы, они и об этом позаботились, чтобы старики остались живы. Именно на них Россия сбросила бомбы, и они первыми сгорели в своих домах, так что более бессовестной лжи чем «геноцид русских в Чечне» я не слышала, даже если учесть «Геббельсовскую пропаганду».

— видео [rutube.ru/tracks/3113020.html «Валерия Новодворская о геноциде русских в Чечне»], 2009

В 2012 году Валерия Новодворская утверждала, что в Чечне русских «вообще никто не убивал (ни одного трупа не было), а сами они из Чечни уехали, потому что боялись остаться с чеченцами, не понимали их, потому что они были совками, и не хотели никакой независимости для Чечни», а если и имел место геноцид русских, то только со стороны российской армии.

Обращение бывших беженцев к Президенту РФ

Много лет после правления Дудаева группа русских беженцев из Грозного потребовали от президента России уравнять их в правах с чеченцами. Также они выдвинули требования признать факт массовых этнических чисток в Чечне в период с 1991 по 1994 гг. Инициативная группа обвиняет Кремль в попытках сокрытия геноцида нечеченского населения и требуют выплатить им такие же компенсации как и возвратившимся в Чечню (по некоторым источникам Кадыров добился выплаты большей суммы компенсации для возвращающихся в Чечню).

Реакция политиков, журналистов и СМИ

В июле 2000 года президент России Владимир Путин заявил: «В последние годы на территории Чечни мы наблюдали широкомасштабный геноцид в отношении русского народа, в отношении русскоязычного населения. К сожалению, на это никто не реагировал». В 2002 году, выступая на встрече с представителями чеченской общественности, В. В. Путин отметил, что правление А. А. Масхадова привело к геноциду в отношении представителей других народов, проживавших ранее в Чечне. В ноябре 2000 года Анна Политковская на вопрос читателя «Новой Газеты» о том, почему она ни в одной статье не упомянула о геноциде русских в Чечне, ответила следующее:

Уважаемый Кирилл! В 1991—1994 годах я не имела физической возможности исследовать проблему геноцида русского народа в Чечне. Однако геноцид чеченцев нынешнего периода очевиден. И проводится он силами части военных и самих чеченцев. Я много раз сама для себя пыталась объяснять многие факты, которым была свидетелем, как досадный случай или глупость исполнителя, но всякий раз терпела поражение: по отношению к чеченцам в России все-таки действует система по их истреблению. Ничем другим происходящее просто невозможно объяснить. Увы.

Плененная в Чечне бывшая журналистка НТВ Елена Масюк в 2009 году сообщила, что не видела того геноцида русских, о котором так много говорили, однако также бывавший в Чечне, журналист «Российской газеты» Тимофей Борисов указывал на противоположное, в той же газете опубликована статья М. К. Кокорина с утверждением о том, что «список нападений свидетельствует об официальной политике геноцида в отношении русских на территории Чечни». Публицист Леонид Радзиховский в «Российской газете» высказал мнение, что в Чечне не было национального конфликта русских с чеченцами, так как не стоял вопрос о массовом возвращении изгнанных русских в дома, захваченные чеченцами. Журналист «Новой Газеты» Юрий Щекочихин отмечал в номере № 45 от 02 Июля 2001 г противоречие восприятия войны и фактов геноцида русских в Чечне между либеральной журналистикой и представителями правоохранительных органов:

Больше того! Они кричали на меня, как будто я журналист в одном лице, единственный во всей России: «Хватит нас оплевывать! Что, мы самые виноватые?.. Чеченцы — люди, а мы кто? Где же вы были раньше со своими правами человека, когда в Чечне был полный геноцид русского населения? Почему не возмущались, когда русских за бесценок заставляли продавать свои дома?!». Я им говорил о разоренном городе, а они мне: «Почему же вы не напишите, как они повесили вниз головой 11 солдат на здании Совмина?» Я о том, как армейский капитан положил из автомата четырёх мирных жителей, абсолютно непричастных к тому, что из его батальона в живых осталось только шестеро солдат, а они мне о том, сколько чего они нашли в чеченских домах с ограбленных поездов.

Альфред Кох, выступая на лекции в ГУ-ВШЭ, отмечал, что по неизвестной ему причине никто не говорил о том, что ещё до открытой фазы конфликта, фактически русскоязычное население Чечено-Ингушетии было частично вырезано, частично изгнано с территории, на которой они жили сотни лет. Политик В. И. Алкснис, упрекая чеченское руководство в избирательности, говорил буквально следующее:

Напомню, что в период с сентября 1991 года по ноябрь 1994 года, то есть до начала боевых действий, на территории бывшей Чечено-Ингушской АССР, по данным СМИ, было уничтожено более двадцати тысяч мирных русских людей, включая женщин, стариков и детей. На её территории к началу боевых действий была осуществлена этническая чистка в отношении русского населения, и более двухсот пятидесяти тысяч русских было изгнано.

— Стенограмма заседания ГД от 20 декабря 2006.

В связи с неоднократными высказываниями Виктора Алксниса о недостаточном расследовании геноцида русских в Чечне, он был вызван в Следственный комитет РФ для дачи показаний. Д. Г. Завгаев, отметив, что производилось «отрезание голов ещё летом 1994 года и выставление их на площадях происходили тогда, когда не было там российских войск, не было войны», придерживался мнения, что этническая чистка затрагивала весь многонациональный народ Чечено-Ингушской Республики и проводилась незаконными вооружёнными формированиями в первую очередь под руководством Яндарбиева и Масхадова. В 2013 году журналист Максим Шевченко называл геноцид русских в Чечне «легендой, не имеющей достаточно внятного подтверждения», так как масштабное убийство русских «произошло после начала массированных бомбардировок Грозного», в том же году журналист Сергей Попов утверждал, что «в современных реалиях можно смело говорить о геноциде русских в Чечне за период с 1990 до 1994. Тогда из республики бежало свыше 200 тысяч русских. Подчеркиваю — до начала военных действий». Ахмед Закаев, говоря о Чечне начала и середины 90-х, категорически отрицал какой либо геноцид русских на её территории.

Деятельность депутатов и сенаторов

Противоречивое мнение о геноциде не-чеченцев в Чечне сложилось у Депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации, например, депутат второго созыва Константин Боровой был категорически несогласен с утверждениями о геноциде русских в Чечне в начале 90-х, тогда как депутат Государственной думы РФ первого созыва, бывший начальник отдела министерства по делам федерации и национальностей РФ, Михаил Бурлаков настаивал на противоположном, так на заседании Государственной Думы 07 декабря 1994 г., в дискуссии о ситуации в Чечне, депутат Михаил Бурлаков утверждал, что «необходим законопроект, который бы защитил права русских, бежавших от разгула национализма». На том же заседании депутат Николай Лысенко отмечал, что «почему-то ни у кого из нас не возникает вопрос: а каково вообще-то положение русских в Чечне? Согласно тем материалам, которыми я располагаю, русские в Чечне (по крайней мере в пригороде, в сельских районах Чечни) давно уже превращены просто в сельскохозяйственных рабов». Далее он, уточнив «русские рабами служат на плантациях в Чечне», выдвинул предложение о создании думской комиссии по вопросу о положении русских в Чеченской Республике, которое не было принято по итогам переголосования.

Не отставали от депутатов и члены Совета Федерации, к примеру, сенатор Евгений Тарло, сравнивая ситуацию в Чечне и Донбассе, вспоминал, что «в Чечне были проведены этнические чистки (убиты или изгнаны все русские и русскоговорящие)».

Оценки числа жертв

В июле 1999 года министерство по делам национальностей России сообщило, что в Чечне с 1991 по 1999 годы было убито более 21 тыс. русских (не считая погибших в ходе военных действий), захвачено более 100 тыс. квартир и домов, принадлежащих представителям нечеченских этносов, более 46 тыс. человек были фактически превращены в рабов. У них отбиралось имущество и паспорта при попустительстве республиканских и федеральных властей.

В 2002 году президент России Владимир Путин заявил, что в «результате этнических чисток в Чечне погибло до 30 тыс. человек, а возможно, и больше».

По опубликованным Госсоветом Чечни данным, с 1991 по 2005 год в Чечне погибли 150-160 тысяч человек, из которых примерно 30-40 тысяч были чеченцами. Остальные — русские, дагестанцы и представители других народностей, населяющих Чечню. Впоследствии глава Госсовета Чечни Таус Джабраилов отметил, что в число погибших им были включены все без вести пропавшие в Чечне, и что названные им цифры не могут считаться официальными, так как их нельзя подтвердить документально.

По данным переписей населения, в Чечено-Ингушской АССР в 1989 году проживало 269130 русских (24,8 % населения), в 2010 в Чеченской республике проживает 24382 русских (1,9 %).

Привлечение к ответственности виновных лиц

Текст заявления и. о. Президента Российской Федерации В.В.Путина в связи с нарушением прав человека в ходе контртеррористической операции в Северо-Кавказском регионе РФ содержал гарантии скорого расследования дел, касающихся геноцида в Чечне, вина за это и другие преступления возлагалась, в первую очередь, на «режим Д. Дудаева — А. Масхадова».

Несмотря на то, что существуют многочисленные свидетельства того, что убийства, грабежи и иные преступления в Чечне массово производились со стороны боевиков, российские правоохранительные и судебные органы только эпизодически направляли свои усилия на юридическое закрепление этого факта и редко доводили эти действия до конца. В России не был проведен ни один громкий процесс над руководителями Чечни, также плохо или вообще не расследовались вменяемые им преступления. Большинство террористов были уничтожены в результате проводимых спецопераций контртеррористического характера. Однако ряд высокопоставленных юристов высказывались относительно геноцида нечеченского населения Чечни, например, начальник Управления по надзору за исполнением законов на территории Чеченской Республики Главного управления Генеральной прокуратуры Российской Федерации на Северном Кавказе, исполняющий обязанности прокурора Чеченской Республики государственный советник юстиции 3 класса Игорь Иванович Киселев в эксклюзивном интервью «Российской газете» сказал следующее, отвечая на вопрос о законности и правопорядке в Чеченской Республике Ичкерия:

Все законодательство самопровозглашенной Ичкерии, как и политика её лидеров, производят впечатление «эффекта редиски». Снаружи для внешнего применения — конституция чуть ли не европейского образца, где провозглашены основные права и свободы человека и гражданина, декларированы нормы международного права, закреплены красивые постулаты о стремлении к всеобщему и справедливому миру, основанному на общечеловеческих ценностях, а внутри — террористический анклав, где процветают разбой, насилие, работорговля и подневольный труд, производство наркотиков и фальшивой валюты, геноцид граждан не чеченской национальности.

Сегодня кто-то сетует на поток беженцев из Чечни в связи с боевыми действиями, а как быть с массовым бегством из республики русских, ногайцев, даргинцев, аварцев и других дагестанских народов? За истекшие годы из Чечни, спасая свои жизни и имущество, ушли сотни тысяч российских граждан — более половины населения республики.

— Статья [www.rg.ru/anons/arc_1999/1126/22.htm «Кровная месть отменяется»], «Российская газета», 1999 г.

Интересен факт, что Уголовный кодекс Чеченской Республики Ичкерия (опубликован в газете «Ичкерия» 6 сентября 1996 г.) являлся точной копией Уголовного кодекса Судана.

1 февраля 1995 года Генеральная прокуратура Российской Федерации возбудила уголовное дело по ст. ст. 64 п. «а», 70-1, 133-1 ч. 1, 74 ч. 3 УК РСФСР против Д. Дудаева, который, в частности, обвинялся в разжигании межнациональной розни:

На территории Чеченской Республики в результате проводимой Дудаевым Д. М. и его окружением политики происходит разжигание социальной, национальной, религиозной вражды и розни, что повлекло откровенную дискриминацию русскоязычного населения, подвергнувшегося оскорблениям, угрозам расправы, прямому насилию, унижению достоинства, противоправному изъятию личного имущества и в силу этого вынужденного покидать территорию республики. То есть Дудаевым совершено преступление, предусмотренное ч. 3 ст. 74 УК РСФСР.

До суда над Дудаевым дело не дошло. 21 апреля 1996 года российские спецслужбы в районе села Гехи-Чу в 30 км от Грозного ликвидировали его в результате проведённой спецоперации.

Также в конце 1999 Генеральная прокуратура России потребовала от Аслана Масхадова «незамедлительно явиться для дачи показаний по делам о геноциде русского населения» в Чеченской республике после обнаружения массовых захоронений на территории республики. Публично освещённого юридического продолжения это дело не получило, а для дачи показаний Масхадов не явился. 8 марта 2005 года он был убит в ходе спецоперации ФСБ в селе Толстой-Юрт (Грозненский сельский район), расследование вменяемых ему преступлений проведено не было.

Назначенный В. Путиным президентом Чечни, а ранее публично призывавший к массовым убийствам русских бывший муфтий Чечни Ахмад Кадыров был амнистирован и не понёс ответственности за свои призывы к джихаду против русских во время войны. После покушения на А. Кадырова, 10 мая 2004 Владимир Путин подписал указ об увековечении памяти Ахмата Кадырова, в котором предписано присвоить его имя одной из площадей в Грозном и школе в Центорое, в которой он обучался. Президент также рекомендовал властям Москвы рассмотреть вопрос об увековечении имени Кадырова, после чего через 3,5 месяца одна из улиц Москвы была переименована, несмотря на протесты москвичей.

Обращение представителей общественности к руководству Российской Федерации, включавшее положение о необходимости юридического признания факта геноцида, было оставлено российскими властями без какого бы то ни было ответа.

Суд по делу Рамзеса Гойчаева

В 2001 году состоялся суд по делу чеченца Рамзеса Гойчаева, обвинявшегося в геноциде (статья 357 УК РФ) русских, проживавших в Чечне в 1997—1999 годах. По данным следствия, только в станице Червлённая Шелковского района Чечни бандой Гойчаева были убиты и ограблены 10 человек. Все убитые — русские по национальности. Несмотря на то, что на этом процессе впервые в практике российского правосудия была использована, кроме прочих, статья 357 УК о геноциде (в отношении русского населения Чечни), суд не признал в действиях Гойчаева этого вида преступления, так как совершенные Гойчаевым и его подельниками преступления носили локальный характер, а геноцид входит в главу о преступлениях против мира и безопасности человечества, но приговорил его к смертной казни за несколько убийств. Смертная казнь была заменена пожизненным лишением свободы.

См. также

• Массовое убийство в Новых Алдах
• Права человека в Чечне в ходе Второй чеченской войны
• Русские в Чечне
• Этническая зачистка в станице Бороздиновская

Литература

• Романов, П. В. [web.archive.org/web/20040702164015/www.fsb.ru/history/books/book7.html «Чечня. Белая книга»] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3986 дней) — история, копия) — Москва, 2000 г. РИА «Новости», «Росинформцентр». — в 2-х частях. ISBN 5-900328-44-9
• [www.lib.unn.ru/php/details.php?DocId=29469&DB=1 «Чечня в пламени сепаратизма»]. Сурков А. П. — Саратов: Изд-во Поволж. акад. гос. службы, 1998 г.
• [conrad2001.narod.ru/russian/grozny.htm Юрий Кондратьев. «Грозный. Несколько дней.» «Воспоминания о Грозном.»]
• Дмитрий Соколов-Митрич. «Нетаджикские девочки. Нечеченские мальчики». Издательство: Яуза-Пресс, 2007 г. Твёрдый переплет, 320 стр. ISBN 978-5-903339-45-7
• Пол Хлебников. «Разговор с варваром». 288 стр. 2005 г. Издательство: Детектив-Пресс. ISBN 5-89935-057-1
• [freedom777.ucoz.ru/krov_i_pyl.pdf Владимир Зыков «Кровь и пыль»] С предисловием Игоря Шафаревича «Голос из кромешной тьмы». Москва, журнал «Наш современник», № 11 за 1996 год
• [reeed.ru/lib/books/dnevnik_mirnogo_zhitelya_goroda_groznogo/ «Дневник мирного жителя города Грозного» ] Гричанова Н. Г., 2011 г.
• [www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=310875 «Нас предала Родина»] (2010) — роман Константина Семёнова (первоначальное название — «Грозненский роман»)
• [www.litsovet.ru/index.php/material.read?material_id=368900 «Грозненские миражи»] (2011) — роман Константина Семёнова

Ссылки

• [chechenwar.ucoz.ru/load/1-8-2 Геноцид 90-х русского населения в Чечне]
• [zvezda.ru/politics/2006/10/13/genocide_1.htm Часть 1 Забытый геноцид. Чечня: 1990—2005], [www.zvezda.ru/politics/2006/10/20/genocide_2.htm Часть 2]
• [archive.is/20120530021036/www.izvestia.ru/russia/article1092129/ Забытый геноцид]
• [www.ng.ru/regions/2003-05-23/4_kazak.html Вытеснение русского населения в Чечне продолжается при попустительстве федеральных чиновников]
• [www.chechnya.ru/genocid/statya1.php О фактах геноцида против русских в Чечне в 1991—1995] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3986 дней) — история, копия)
• [www.lenta.ru/vojna/1999/12/30/maskhadov/ Генпрокуратура РФ спросит с Масхадова за геноцид русских в Чечне]
• [www.specnaz.ru/archive/02_2002/8.htm Геноцид в Чечне] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3986 дней) — история, копия)
• [www.kp.ru/daily/23611/46725/ Русские «второго сорта». Геноцид: дважды униженные по двойному стандарту]
• [nvo.ng.ru/wars/2005-05-13/1_obse.html Интервью руководителя постоянной делегации Совета Федерации в Парламентской ассамблее ОБСЕ В. Кулакова]
• [www.rg.ru/anons/arc_1999/1126/22.htm Кровная месть отменяется]
• [www.lenta.ru/vojna/1999/12/01/russians/hrabrij.htm_Printed.htm Атаман Валерий Храбрых: русских вытесняют из Чечни с 1991 года]
• [www.trud.ru/trud.php?id=200001180080112 Генпрокуратура РФ обвиняет Масхадова в геноциде русскоязычного населения]
• [www.ng.ru/caucasus/2003-01-21/5_chechnia.html Русские не вернутся в Чечню, пока у них не будет другого выбора]
• [www.memo.ru/hr/hotpoints/N-Caucas/duma/sept2000/Chapter27.htm Стенограмма парламентских слушаний по Чечне 21 сентября 2000 г.]
• [www.ej.ru/?a=note&id=7288 Карать карателей]
• [www.memo.ru/hr/hotpoints/caucas1/msg/2006/11/m80575.htm Кремль участвовал в убийствах чеченцев. Решения Европейского суда по правам человека должны лечь тяжким бременем на национальную совесть России.]
• [video.mail.ru/mail/131019800/243/449.html Русские в Чечне]
• [kp.ru/daily/23718/53778/ Статья «Вернутся ли русские на Кавказ?»] Корреспонденты газеты «Комсомольская правда» посмотрели, как живёт «национальное меньшинство» в неспокойных южных республиках.
• [pzrk.ru/index.php?id=308 «Убивайте русских…»]
• [web.archive.org/web/20040422043336/www.hro.org/war/anti/2004/04/04.php ООН должна вмешаться в конфликт в Чечне] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3986 дней) — история, копия)
• [web.archive.org/web/20090318010733/www.inosmi.ru/text/translation/140373.html Чечня. Собравшись в Париже на заседании чрезвычайного коллоквиума, руководители кавказской республики обвиняют Россию в этнических чистках] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3986 дней) — история, копия)
• [www.kp.ru/daily/23720.4/53929/ Нужен ли нам Кавказ без русских?] Статья
• [ru.youtube.com/watch?v=vtAq5J66czU Видеоинтервью А. Кадырова журналисту газеты «Коммерсантъ-власть»] «Я не говорил про 150 русских. Я говорил: сколько можно, столько убивайте. Без ограничений»
• [www.newsru.com/russia/17feb2001/killing_v_hi.html После серии убийств русские жители Грозного организуют отряды самообороны]
• [www.newstube.ru/#/video/47BA24C8-511A-40B1-9ED2-11B32C946973 В Чечне русским платят компенсацию в три раза меньше — по национальному признаку]
• [rutube.ru/tracks/1488887.html?v=392949b8d662dccb831efdae124d1123 Рассказ очевидца о убийствах русских в Чечне, НТВ] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3986 дней) — история, копия)
• [subj.us/20080221/genocid_russkih_v_chechne.html Геноцид русских в Чечне. Сборник фильмов.]
• [kp.ru/print/article/22594/10919 Журналист Виктор Петров: Самую страшную пытку Бараев называл «русский плач третьей степени»]
• [www.yoki.ru/social/19-03-2005/286-0/ «Как меня насиловали чеченцы». Исповедь жертвы]
• [www.rus-obr.ru/print/ru-web/6143 Геноцид русского населения в Чечне: 1991—1992] Масштаб этнических чисток, происходивших в Чечне в 90-х годах XX века, нам ещё только предстоит осознать
• [www.rus-obr.ru/print/ru-web/11630 Кто ответит за геноцид?]
• [www.voskres.ru/interview/konst.htm Я молился и уже не чувствовал боли…]
• [freedom777.ucoz.ru/krov_i_pyl.pdf Кровь и пыль]. Владимир Зыков
• [www.peoples-rights.info/2010/03/irina-tabackova-russkie-v-chechne-za-lyudej-ne-schitayutsya/ Мэр города Коврова Ирина Табацкова: Русские в Чечне за людей не считаются] (недоступная ссылка с 26-05-2013 (3986 дней))
• [slavica.abakumov.kiev.ua/katalogmain/katalogmain-2/konstatacia-genocida-ukraincev-i-velikorossov-na-sunze-predvaritelnye-itogi-vserossijskoj-perepisi-v-t-n-cecne Констатация геноцида украинцев и великороссов на Сунже (предварительные итоги Всероссийской Переписи в т. н. «Чечне»)] Абакумов А. В.
• [web.vrn.ru/piligrim/main.htm Сайт Нижегородской общественной организации вынужденных переселенцев из Чечни «Эдельвейс»]
• [pravoslav-voin.info/main/415-vybory-v-karmane-o-genocide-russkix-mozhno-ne.html ВЫБОРЫ В КАРМАНЕ — О ГЕНОЦИДЕ РУССКИХ МОЖНО НЕ ВСПОМИНАТЬ]
• [rusk.ru/vst.php?idar=424233 Ингуши и чеченцы в семье народностей Терской области]/ Г. Ткачев. 1911 год
• [www.memo.ru/d/264564.html Александр Черкасов. «Принцип тринадцатого удара». Из Чечни – напоминание и предупреждение] Сайт правозащитного движения "Мемориал"

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Этнические чистки в Чечне

– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».
После долгих колебаний, сомнений и молитв, княжна Марья передала письмо отцу. На другой день старый князь сказал ей спокойно:
– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.
«Зачем отсрочка? Зачем не обручились?» думал он. Разговорившись раз с матерью о сестре, он, к удивлению своему и отчасти к удовольствию, нашел, что мать точно так же в глубине души иногда недоверчиво смотрела на этот брак.
– Вот пишет, – говорила она, показывая сыну письмо князя Андрея с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастия дочери, – пишет, что не приедет раньше декабря. Какое же это дело может задержать его? Верно болезнь! Здоровье слабое очень. Ты не говори Наташе. Ты не смотри, что она весела: это уж последнее девичье время доживает, а я знаю, что с ней делается всякий раз, как письма его получаем. А впрочем Бог даст, всё и хорошо будет, – заключала она всякий раз: – он отличный человек.


Первое время своего приезда Николай был серьезен и даже скучен. Его мучила предстоящая необходимость вмешаться в эти глупые дела хозяйства, для которых мать вызвала его. Чтобы скорее свалить с плеч эту обузу, на третий день своего приезда он сердито, не отвечая на вопрос, куда он идет, пошел с нахмуренными бровями во флигель к Митеньке и потребовал у него счеты всего. Что такое были эти счеты всего, Николай знал еще менее, чем пришедший в страх и недоумение Митенька. Разговор и учет Митеньки продолжался недолго. Староста, выборный и земский, дожидавшиеся в передней флигеля, со страхом и удовольствием слышали сначала, как загудел и затрещал как будто всё возвышавшийся голос молодого графа, слышали ругательные и страшные слова, сыпавшиеся одно за другим.
– Разбойник! Неблагодарная тварь!… изрублю собаку… не с папенькой… обворовал… – и т. д.
Потом эти люди с неменьшим удовольствием и страхом видели, как молодой граф, весь красный, с налитой кровью в глазах, за шиворот вытащил Митеньку, ногой и коленкой с большой ловкостью в удобное время между своих слов толкнул его под зад и закричал: «Вон! чтобы духу твоего, мерзавец, здесь не было!»
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)
Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.