Этноцентризм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Этноцентри́зм (греч. ἔθνος — народ, племя, лат. centrum — центр круга, средоточие) — предпочтение своей этнической группы, проявляющееся в восприятии и оценке жизненных явлений сквозь призму её традиций и ценностей.

Термин «этноцентризм» ввёл в 1906 году У. Самнер, определявший его как «видение вещей, при котором своя группа оказывается в центре всего, а все другие соизмеряются с ней или оцениваются со ссылкой на неё»[1]. Характер этноцентризма определяется типом общественных отношений, идеологией, содержанием национальной политики, а также личным опытом индивида[2]. Будучи механизмом формирования межэтнических, межгрупповых отношений, этноцентризм приобретает актуальность ещё в работах Л. Гумпловича (1885 год) и 3. Фрейда (1930 год), не утратив своё научное значение до сих пор.





Теоретические знания

Общее понимание этноцентризма как явления в этнологии и кросс-культурных коммуникациях сводится к тому, что другие культуры воспринимаются человеком через призму собственной, которая по их мнению превосходит другие культуры и расценивается как единственно правильная. В силу того, что большую часть времени мы живём в одной культуре, она естественным образом становится для нас стандартом и задаёт когнитивную матрицу для понимания окружающего мира. Собственная культура ставится в центр этого мира и рассматривается как единственная мера всех вещей. При этом, всё, что не соответствует привычным нормам, обычаям, системе ценностей, типам поведения собственной культуры, считается неполноценным и классифицируется как неверное по отношению к своему.

Американские психологи М. Брюэр и Д. Кэмпбелл выделили основные показатели этноцентризма:

  • восприятие элементов своей культуры (норм, ролей и ценностей) как естественных и правильных, а элементов других культур как неестественных и неправильных;
  • рассмотрение обычаев своей группы в качестве универсальных;
  • представление о том, что для человека естественно сотрудничать с членами своей группы, оказывать им помощь, предпочитать свою группу, гордиться ею и не доверять и даже враждовать с членами других групп[1].

Следует отметить, что среди исследователей нет единого мнения по отношению к этноцентризму. Советские обществоведы считали, что этноцентризм — негативное социальное явление, равнозначное национализму и даже расизму. А многие психологи считают этноцентризм негативным социально-психологическим явлением, проявляющимся в тенденции неприятия всех чужих групп в сочетании с завышенной оценкой собственной группы. Будучи в целом явлением, усложняющим отношения между различными социальными группами и их представителями, этноцентризм способствует сохранению их самобытности, закреплению их особенностей; становится мощным стимулом внутригруппового объединения, а так же препятствует развитию процесса ассимиляции культур.

Этноцентризм изначально не несет в себе враждебного отношения к другим группам и может сочетаться с терпимым отношением к межгрупповым различиям. Так, Бруэр и Кэмпбелл обнаружили этноцентризм у всех исследованных ими тридцати этнических общностей в трех странах восточной Африки. К своей группе представители всех народов относились с большей симпатией, более позитивно оценивали её моральные добродетели и достижения. Но степень выраженности этноцентризма варьировалась. При оценке групповых достижений фаворитизм был значительно более слабым, чем при оценке других аспектов. Треть общностей оценивала достижения, как минимум, одной из чужих групп выше, чем собственные достижения.[3]

При анализе этноцентризма, как и любого другого социально-психологического явления, необходимо учитывать социальные факторы. На степень его выраженности более значительное влияние оказывают не особенности культуры, а система социальных отношений общества, объективный характер межэтнических отношений.

Виды этноцентризма

Этноцентризм все реже используется для обозначения предубежденности и негативизма в отношении к иноэтническим группам и рассматривается прежде всего как тенденция предпочтения своей этнографии и её представителей в сравнении с другими группами. Существует разделение этноцентризма на 3 вида:

  1. Гибкий — изначально не несет в себе враждебного отношения к другим группам и может сочетаться с терпимым отношением к межгрупповым различиям. Сравнение своей и чужих групп в этом случае происходит в форме сопоставления — миролюбивой нетождественности, по терминологии советского историка и психолога Б. Ф. Поршнева.[4] Именно принятие и признание различий можно считать наиболее приемлемой формой социального восприятия при взаимодействии этнических общностей и культур на современном этапе истории человечества.
  2. Противопоставление — межэтническое сравнение, которое предполагает, по меньшей мере, предвзятость по отношению к другим группам. Индикатором такого сравнения являются полярные образы: члены этнической группы приписывают себе только позитивные качества, а «чужакам» — только негативные. Наиболее ярко противопоставление проявляется в зеркальном восприятии, когда члены двух конфликтующих групп приписывают идентичные положительные черты себе, а идентичные пороки — соперникам.
  3. Воинственный (или негибкий) — выражается в ненависти, недоверии, страхе и обвинении других групп за собственные неудачи. Такой этноцентризм неблагоприятен и для личностного роста, ведь с его позиций воспитывается любовь к родине, а ребенку, как не без сарказма писал Э.Эриксон: «внушают убеждение, что именно его „вид“ входил в замысел творения всеведущего Божества, что именно возникновение этого вида было событием космического значения и что именно он предназначен историей стоять на страже единственно правильной разновидности человечества под предводительством избранной элиты и вождей».[5]

Крайняя степень этноцентризма выражается в форме делегитимизации — рассмотрении группы или групп в качестве сверхнегативных социальных категорий, исключаемых из реальности приемлемых норм и ценностей. Делегитимизация максимизирует межгрупповые различия и включает в себя осознание подавляющего превосходства «своей» группы. Её целью является полное разделение «своей» и «чужой» групп, вплоть до исключения последней из рода человеческого. Членов «чужой» группы называют змеями, паразитами, крысами, представляют ведьмами, вампирами, демонами. Все это переводит их в категорию «нелюдей» и позволяет не чувствовать себя аморальными, поступая с ними так, как запрещено поступать с себе подобными людьми: издеваться, превращать в рабов или даже убивать.

Примеры этноцентристской делегитимизации хорошо известны — это отношение первых европейских поселенцев к коренным жителям Америки и отношение к «неарийским» народам в нацистской Германии.[3]

Некоторые исследователи основную причину разной степени этноцентричности видят в особенностях той или иной культуры. Существуют данные, что тесно связанные со своей группой представители коллективистических культур более этноцентричны, чем члены культур индивидуалистических. Однако рядом психологов было обнаружено, что именно в коллективистических культурах, где превалируют ценности скромности и гармонии, межгрупповая предвзятость выражена слабее, например, полинезийцы демонстрируют меньшее предпочтение своей группы, чем европейцы.

Современный этап

Мир, в котором мы живем, полиэтничен. Этнически гомогенные сообщества являются редким исключением, поэтому в начале XXI века тема межэтнической коммуникации и межкультурного взаимодействия становится первостепенной как в мировом (глобальном), так и в национальном (локальном) измерениях.[6]

В современных условиях, с укреплением в сознании людей необходимости своей этнической идентичности, проблема этноцентризма проявляется наиболее остро (во многом в связи с дестабилизацией многих сфер общественной жизни). Возрождение этноязыка, этнорелигиозных традиций и обычаев вызвали межэтническое расслоение общества, когда этнические конфликты и противоречия стали ежедневной реальностью. Яркий пример тому -появление так называемых «горячих точек» (Нагорный Карабах, Ингушетия, Чечня, Южная Осетия, Украина, Сирия и другие), наличие длительных незатухающих межэтнических конфликтов с использованием вооруженных сил (Палестино-Израильский конфликт, события в Югославии, Индии).

Этноцентризм — явление этнического самосознания, препятствующее нормальному взаимодействию этнических групп, их успешной этнокультурной адаптации. Как результат негативной трансформации этнической идентичности, сопровождаемый наличием в сознании индивида совокупности установок о бесспорном превосходстве и преимуществе культуры своей этнической группы над другими культурами, в конечном итоге, ведет к неприязни в межэтнических отношениях.

Этноцентризм имеет корни в искажении группового самосознания, в трансформации позитивной этнической идентичности в результате действия огромного количества исторических, экономических, социальных, политических, религиозных и идеологических факторов.

Общее правило гласит: чем больше культурные или поведенческие различия, тем больше потенциальный негативизм их оценки. Поэтому некоторые ученые считают, что сравнительный метод — глубинно-этноцентричный по своей сути и зачастую — это другой способ расположения людей все в той же иерархии во главе с собственной культурой. Другие ученые видят опасность в том, что, изучая культуру, многие социальные исследователи находят параллели с прошлым своей собственной культуры, невольно опять-таки поддаваясь соблазну рассматривать её на верху иерархии. Тем не менее этому необходимо сопротивляться и осознание собственного этноцентризма — первый шаг к свободе от него.

См. также

Напишите отзыв о статье "Этноцентризм"

Ссылки

  • Татьяна Стефаненко. [krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/sociologiya/ETNOTSENTRIZM.html Этноцентризм] // Энциклопедия Кругосвет
  • [www.countries.ru/library/intercult/roletno.htm Сущность этноцентризма и его роль в МКК] // Грушевицкая Т. Г., Попков В. Д., Садохин А. П. Основы межкультурной коммуникации: Учебник для вузов (Под ред. А. П. Садохина). — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2002. — 352 с.
  • Диссертации по гуманитарным наукам — cheloveknauka.com/etnotsentrizm-v-sovremennom-mire-istoki-suschnost-praktiki#ixzz3pgIdEL00

Примечания

  1. 1 2 [krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/sociologiya/ETNOTSENTRIZM.html ЭТНОЦЕНТРИЗМ | Энциклопедия Кругосвет]
  2. [vocabulary.ru/dictionary/1067/word/yetnocentrizm Этноцентризм]
  3. 1 2 Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. — Москва: Институт психологии РАН, «Академический проект», 2000. — С. 236. — 320 с.
  4. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. — Москва: «Наука», 1979.
  5. Э.Эриксон. Идентичность: юность и кризис: Пер. с англ./ Общ. ред. и предисл. Толстых А. В. — Москва: Издательская группа "Прогресс", 1996. — С. 311-312. — 344 с.
  6. [cheloveknauka.com/etnotsentrizm-v-sovremennom-mire-istoki-suschnost-praktiki#ixzz3pgI5GLqR Этноцентризм в современном мире: истоки, сущность, практики - автореферат и диссертация по социологии. Скачать бесплатно полный текст автореферата диссертации на тему Социальная структура, социальные институты и процессы.]. cheloveknauka.com. Проверено 17 января 2016.

Отрывок, характеризующий Этноцентризм



Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.