Этот фантастический мир

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Этот фантастический мир» — серия телеспекталей, демонстрировавшихся по телевидению СССР с 1979 по 1990 год. Изначально планировалась как викторина для школьников, однако затем преобразовалась в телеальманах, содержавший несколько сюжетов на одну тему. Начиная со второго выпуска ведущим программы был лётчик-космонавт Георгий Гречко. Среди его гостей были ведущие советские писатели-фантасты[1].





Выпуски

Первый

Этот выпуск не сохранился

1979 год. Структура выпуска: некий пришелец или «Гость» с неизвестной планеты (актёр Виктор Сергачёв) попадает на Землю, где встречает школьника Алёшу (Кирилл Агеев). По ходу общения персонажи попадают в различные фантастические сюжеты, взятые в данном выпуске из следующих произведений: Жюль Верн «Из пушки на Луну», Герберт Уэллс «Человек, который мог творить чудеса», Станислав Лем «Путешествие четырнадцатое».

В ролях:

Режиссёр: Тамара Павлюченко

Ведущий: лётчик-космонавт Константин Феоктистов

Второй

1979 год. Гость и Алёша продолжают свои изыскания: они попадают в пристанище богов Античной Греции, оказавшихся командой инопланетян, изучавших людей (экранизация рассказа «Алло, Парнас!» Валентина Берестова), в средневековую Англию («Янки при дворе короля Артура» — по книге Марка Твена), к цивилизации на дне океана («Маракотова бездна» Артура Конан Дойля) и, наконец, в небеса к учёному в летающем шатре (рассказ «Победитель невозможного» Евгения Велтистова). Начиная с этого выпуска постоянным ведущим передачи стал космонавт Георгий Гречко.

В ролях:

Режиссёр: Тамара Павлюченко
Сценаристы: Людмила Ермилина, Андрей Костенецкий
Композитор: Евгений Дога
Художник: Ю. Ильина

Третий

1980 год (премьера: 9 июня). Отдельного названия не имеет. В альманахе использованы сюжеты из следующих произведений: Александр Грин «Блистающий мир», Аркадий и Борис Стругацкие «Малыш».

В ролях:

Режиссёр: Тамара Павлюченко
Сценаристы: Людмила Ермилина, Андрей Костенецкий

Четвёртый

1981 год. Отдельного названия выпуск не имеет. Гость возвращается через шесть лет отсутствия. Общается с Алёшей и его бабушкой посредством телевизора. Он сообщает, что установил контакт с иными мирами. Школьник приходит от этого в восторг, однако пришелец напоминает о проблемах, которые при этом могут возникнуть. Для примера он визуализирует отрывки из фантастических произведений: «Аэлита» Алексея Толстого, «Снегурочка» Кира Булычёва и «Свидетельствую» Эрика Рассела.

«Снегурочка» — инопланетная девушка из мира, в котором вместо воды роль универсального растворителя выполняет аммиак. Она и молодой землянин полюбили друг друга, но не могут даже соприкоснуться: он оставляет на ней ожоги, она способна заморозить его до смерти.

Последнее произведение экранизировано советскими режиссёрами как «гримасы капитализма»: инопланетянина судят за то, что он приземлился на частную собственность и посмел увернуться от пули преследовавшего его полицейского. На защиту гуманоида поднимается общественность и его оправдывают, чему даже прокурор оказывается рад.

В ролях:

Режиссёр: Тамара Павлюченко
Сценаристы: Людмила Ермилина, Андрей Костенецкий
Оператор: Дмитрий Гуторин
Композитор: Евгений Дога
Художник: Ю. Ильина

Пятый

1981 год. В программе появляется новый соведующий — писатель-фантаст, в этом выпуске эта роль досталась Дмитрию Биленкину.

У Гостя появляется Дубль, его злое альтер-эго, автономно существующее на Земле. Они встречаются в гостинце «Союз». Дубль предлагает Гостю некий план существования без помех для друг друга — в разных временных измерениях. В качестве аргументов своей позиции он демонстрирует инопланетянину историю из рассказа Рэя Брэдбери «О скитаниях вечных и о Земле». Гость отказывается, и Дубль исчезает. Второй сюжет в выпуске взят из рассказа Кира Булычёва «Выбор»: инопланетянин отказывается возвращаться к своим и остаётся со своей любимой землянкой.

В рассказе «О скитаниях вечных и о Земле» люди далёкого будущего «вытаскивают» из прошлого находящихся при смерти гениев своего дела и продлевают им на некоторое время жизнь, чтобы те успели написать свою последнюю картину, роман и др. Затем возвращают их обратно в объятия смерти, поскольку нельзя нарушать пространственно-временной континуум.

В ролях:

Шестой

1981 год. В выпуске были инсценированы следующие произведения:

  • Иван Ефремов «Тень минувшего» — интересная идея о возможности существования естественных «фотоаппаратов», способных при определённых условиях запечатлеть древнюю жизнь на Земле.
  • Раймонд Джоунс (англ.) «Уровень шума» — молодого перспективного учёного вызывают и предоставляют великолепно оборудованную лабораторию (как он сказал: «вот так мне всегда представлялся Рай») и далее демонстрируют кадры, где некто изобрёл антигравитационную машину, но изобретатель разбился вместе с машиной при её испытаниях. Учёному предлагают проделать работу по восстановлению машины. Он соглашается, и через некоторое время предоставляет работающий аппарат. Тогда учёному открывают: тот фильм был искусно инсценирован, дабы убедить его в возможности решения абсолютно невозможной (с точки зрения традиционной науки) задачи.

В ролях:

Седьмой

1982 год. Экипаж земного космического корабля попадает в далёкой галактике на планету, очень напоминающую родной мир. Космонавты думают о том, как передать информацию о своей находке на Землю. При этом они смотрят кассеты с записями. На одной из них сюжет из рассказа Артура Порджеса «Ценный товар» (экипаж космического корабля стоит перед дилеммой — убить крайне дорогостоящего обитателя галактики или вступить с ним в контакт). На другой — экранизация рассказа Олега Лукьянова «Принцип неопределённости».

Евгений Дога — композитор.

В ролях:

Восьмой

1984 год. Приглашённый соведущий — Еремей Парнов.

В выпуске были инсценированы следующие произведения:

  • Рэй Брэдбери «О теле механическом я пою» (любительский перевод) — фантастическая мелодрама об электронной бабушке.
  • Илья Варшавский «Тревожных симптомов нет» — столетнего учёного подвергли омоложению. А заодно для увеличения работоспособности почистили память, убрав из неё всё лишнее и негативное. Из человека получился живой робот.

В ролях:

Девятый

Этот выпуск не сохранился

1984 год. Новелла «Улыбка». Фильм снят по произведениям Рэя Брэдбери.

Режиссёр: Виктор Спиридонов

Ведущий: Георгий Гречко

Сценарий: Людмила Ермилина, А. Костенецкий

Производство Гостелерадио

Единственные сохранившиеся кадры можно увидеть в видеоклипе Виктора Чайки «Мона Лиза», где за основу взята нарезка из новеллы «Улыбка» (хотя, вообще-то, это постановочный видеоклип, где за основу взята идея рассказа Брэдбери).

Десятый. Знак Саламандры

1984 год. Создан на основе следующих произведений: Рэй Брэдбери «451° по Фаренгейту» и Э. Лудвит «Маленький преступник», связанных похожей исходной ситуацией: чтобы облегчить управляемость страной, людям запрещено читать, информацию можно получить только из непечатных средств массовой пропаганды и на слух от начальника. Но среди людей, в том числе на самом верху, всегда найдётся «паршивая овца».

В ролях:

Режиссёр: Тамара Павлюченко

Одиннадцатый. Случай с полковником Дарвином

1985 год. В программе представлены инсценировки по мотивам рассказов «Мятеж шлюпки» (Роберт Шекли) и «Ржавчина» (Рэй Бредбери) . Полковника ВВС, бывшего астронавта Грега Дарвина навещает его старый приятель Джонни. Разговорившись, Грег открывает Джонни тайну из своего прошлого. Во время службы в космической разведке Дарвин вместе с другим астронавтом, Диком, был отправлен с секретной миссией на планету, пережившую опустошительную ядерную войну. По заданию командования Грег и Дик должны были на обезлюдевшей планете найти оставшееся оружие, аналогов которого на Земле ещё не существовало. Попав на автономную подводную лодку, управляемую примитивным искусственным интеллектом, они оказываются в плену автомата, который принимает их за спасшихся аборигенов и собирается доставить на полярную базу. Грег выпивает воду, которая ядовита для автохтонов, после чего подлодка принимает его за труп и выбрасывает за борт. Дик уплывает на полярную базу, где, судя по всему, погибнет.

После рассказа Джонни уходит, а к Грегу в кабинет приходит молодой офицер из небольших чинов, который идеалистически сообщает, что изобрёл способ покончить с войнами, многократно ускорив ржавение металла и тем самым уничтожив всё оружие. Полковник отсылает офицера и собирается вызвать психиатров, но обнаруживает, что его любимый макет военного космического корабля на столе и пистолет превратились в ржавую пыль. Грег даёт команду на поражение этого человека, однако по ошибке оказывается убит друг Джонни. Полковник идёт по вверенному ему аэродрому, где на месте военных вертолётов остались груды пыли…

Из «Мятежа шлюпки» сделали трагическую историю о геройской гибели напарника. Сюжет о погибшей в войне планете подан с нравоучительной серьёзностью, от искромётного юмора фантаста, от находчивости его неунывающих героев не осталось и следа[2].

Режиссёр: Тамара Павлюченко

Сценаристы: Александр Капралов, Георгий Капралов

Оператор: Дмитрий Гуторин

Композитор: Андрей Головин

Художник: Сергей Феофанов

В ролях:

Двенадцатый. С роботами не шутят

1987 год. Выпуск был посвящён отношениям между роботами и людьми. Гость студии — Вл. Гаков.

Были экранизированы следующие произведения:

  • Александр Беляев «Сезам, откройся!!!»: рассказ о том, как вор, замаскированный под робота-слугу, обокрал почтенного аристократа с элегантностью Арсена Люпена.
  • Айзек Азимов «Лжец»: повествование о роботе, умевшем читать мысли и оказавшемся самым человечным среди людей.
  • Фредерик Чиландер «Суд» («Судебный процесс»): о том, как размножившиеся роботы, уже практически вытеснившие homo sapiens, расчищают себе жизненное пространство: «подставляют», устраивают формальный суд и казнят людей. Старый адвокат скоро останется последним живым человеком... В оригинальном рассказе действие менее кровожадно, но более унизительно для человечества: захватившие в стране власть и бизнес человекообразные роботы не избавляются от людей, но зато ни во что не ставят своих создателей. Съехавший с ума робот-торговец маниакально преследует по городу одного приезжего и, наконец, нападает с побоями. Отбивающийся человек в панике сталкивает обезумевший механизм под транспорт. Электронные власти воспользовались произошедшим, чтобы через показательный суд и казнь люди увидели, кто здесь теперь всегда будет прав, а заодно по ходу телевизионного процесса разрекламировать разные товары и развлечения. Человеческое население легко переносит произошедший переворот, а очень точно рассчитанная компьютерными мозгами контекстная реклама настолько психологически тонко и к месту сделана, что совсем не раздражает, и люди радостно и дружно принимаются потреблять рекламируемый продукт.

Режиссёр: Тамара Павлюченко

Сценаристы: Александр Капралов, Георгий Капралов

Операторы: Марк Волынец, Виктор Щербаков

Композитор: Андрей Головин

Художник: Валерий Вейцлер

Художник по костюмам (эпизод «Суд»): Вячеслав Зайцев

В ролях:

Тринадцатый. Бездна

1987 год. По мотивам пьесы Рэя Брэдбери «Чикагская бездна». Мрачный и голодный мир после ядерной войны. Новые власти, управляющие выжившими путём распределения жалких продуктовых пайков, охотятся на полусумасшедшего старика — последнего и слишком разговорчивого свидетеля благополучной довоенной жизни.

Режиссёр: Антонина Зиновьева
Оператор: Александр Пугачёв
Композитор: Михаил Чекалин

В ролях:

Четырнадцатый. Умение кидать мяч

1988 год. По мотивам рассказов Кира Булычёва «Летнее утро», «Умение кидать мяч» (вторая экранизация после фильма «Бросок, или Всё началось в субботу»). Обычный человек может оказаться не готов к появлению искусственных необычных способностей.

В ролях:

Пятнадцатый. Абсолютная защита

1989 год (премьера: 4 июня 1989 года). Экранизация фрагментов рассказа «Призрак-5» Роберта Шекли — весёлого фантастического рассказа из цикла про Грегора и Арнольда из «ЛУСЛОПЛ» — Лучшей службы очистки планет. Два приятеля основали компанию по очистке планет. Пока они очищали планеты от мусора, всё шло хорошо. Но однажды их попросили очистить новую планету от призраков… Скажите, что могут сделать два не очень везучих специалиста по оздоровлению природной среды, если на планете, куда они отправились, оживают все самые ужасные детские страхи. И не просто оживают, но и убивают. Но Арнольд и Грегор не были бы специалистами, если бы не знали, как с этим бороться.

В ролях:

Режиссёр: Антонина Зиновьева
Сценарист: Валерий Вейцлер
Оператор: Владимир Попков
Композитор: Михаил Чекалин
Художник: Валерий Вейцлер

Шестнадцатый. Психодинамика колдовства

1990 год. В основу программы положена повесть Джеймса Ганна (англ.) «Где бы ты ни был». Молодой ученый Мэт пишет диссертацию на тему «Психодинамика колдовства» и пытается доказать, что явлений, описанных в исторических судах над ведьмами, быть не может. Но однажды он встречает юную деревенскую девушку Эби, обладающую вполне определёнными сверхъестественными способностями (телекинез, телепортация, телепатия), проявляющимися поначалу не вполне осознанно и импульсивно. Джеймс изучает феномен, учит её пользоваться своими способностями более управляемо и делает это на свою же учёную голову. Так как и Эби в него влюбилась и не собирается отпускать, и сам он оказался к ней неравнодушен, хотя боится её и вроде как не собирался ни на ком жениться. Вот тут и начинается столкновение чувств, разума и азарта учёного с непосредственностью «колдуньи», вполне осознавшей свою силу.

В ролях:

Режиссёр: Антонина Зиновьева
Сценарист: Валерий Вейцлер
Оператор: Владимир Попков
Композитор: Михаил Чекалин
Художник: Валерий Вейцлер

Телевизионный фильм «Психодинамика колдовства» — последний, 16 выпуск популярного телеальманаха «Этот фантастический мир», регулярно выходившего на Центральном телевидении СССР с 1979 года.

Напишите отзыв о статье "Этот фантастический мир"

Примечания

  1. ↑ [www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/11696/annot/ Этот фантастический мир]
  2. ↑ [www.mirf.ru/Articles/art4072.htm Вспомнить всё: Экранизации Роберта Шекли] // Мир фантастики. — № 5 (81), май 2010. — С. 72-77.

Отрывок, характеризующий Этот фантастический мир

Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Этот_фантастический_мир&oldid=80654787»