Это я — Эдичка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Это я — Эдичка
Жанр:

роман

Автор:

Эдуард Лимонов

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

1976

Дата первой публикации:

1979

«Это я — Эдичка» — первый роман Эдуарда Лимонова.

Написан в 1976 году в Нью-Йорке, впервые издан в 1979 году в Париже, издательство «Руссика».

Роман неоднократно издавался на русском языке тиражами в сотни тысяч экземпляров, на французском[1], английском[2] и других языках. Русские издания 1991 и 1992 годов повторяли в названии пунктуацию англоязычного издания: «Это я, Эдичка»[3].

Герой романа Эдичка — русский эмигрант в Нью-Йорке, брошен женой, живёт на социальное пособие, подрабатывает подсобным рабочим в ресторане, грузчиком, участвует в троцкистских собраниях. В тексте романа используется ненормативная лексика и натуралистические описания откровенных сцен, в том числе гомосексуальных.

Цитаты из романа и ссылки на него широко используются в различных публикациях как компромат[4] на Эдуарда Лимонова, однако он сам отрицает идентификацию себя с главным героем романа.

Когда роман «Это я — Эдичка» вышел в 1979 году, он был расценен читателями именно как социально-политическая книга. Эмигранты обвинили меня в том, что я продался КГБ.[5]
Я сейчас бы не написал такой роман. Тогда я написал и считаю, что это произведение совершенно из ряда вон выходящее, экстраординарное, полное жизни.[6]




Издательская судьба романа

Отдельным изданием в России «Это я — Эдичка» вышел в 1991 году, в начале августа. Выпустил его литературно-художественный журнал «Глагол», учреждённый А. Шаталовым и С. Надеевым в 1990 году. (Журнал «Глагол», по сути, журналом никогда не был, все книги, им выпущенные, имеют сквозную произвольную нумерацию, но содержат либо одно произведение, либо только произведения одного автора. На это ухищрение издателям пришлось пойти оттого, что в 1990 году частное издательство зарегистрировать было ещё нельзя, а вот периодическое издание — уже можно). Практически одновременно (или немного раньше) «Эдичка» появился в альманахе «Конец века», издаваемом Александром Никишиным.

На обложке книги, выпущенной «Глаголом», заявлен 1990 год, № 2: более полугода российские типографии не соглашались печатать текст, изобилующий ненормативной лексикой, откровенно порнографическими сценами и сценами мужеложества, в те годы ещё уголовно наказуемого. Издание с большим трудом удалось осуществить в Риге, в типографии ЦК компартии Латвии. Первый тираж романа составил 150 тыс. экземпляров. Спустя полгода — второе издание, уже совместно с этой типографией, — 100 тыс. В общей сложности, «Глагол» в 1991—1993 гг. издал 600 тыс. экземпляров романа «Это я — Эдичка».

Отзывы

Захар Прилепин с восторгом отзывается о книге:
«Эдичка» показал мне возможность новой жизни в новых условиях. Это было мощнее, чем любая фантастика, любимые мной Герберт Уэллс и Жюль Верн. Книга о человеке, который находится на другом краю света, в Нью-Йорке. Ест щи на балконе дома на Манхэттене, смотрит на башни-близнецы и живет безбашенной жизнью. Гениальная книга о человеческой свободе, любви, страсти. Я был просто убит ею.
Первая же его книга, которую я прочел - "Это я, Эдичка" - абсолютно взорвала мне голову, и я по сей день считаю её совершенно гениальной. Последующие книги в той или иной степени вызывали во мне бурю самых разных ощущений.
Дмитрий Быков высоко ценит роман, но "Дневник неудачника", на его взгляд, лучше
Собственно, на безупречной своей оригинальности, часто им отслеживаемой и подчёркиваемой самим, Лимонов и поднялся, поэтому очень трудно найти такой аналог. Сейчас я подумаю, подождите. Я не считаю, что «Это я — Эдичка» истерическая книга. Я считаю, что это книга исповедальная. В этом смысле, кстати, мне больше нравится «Дневник неудачника». Это просто ещё более стихи, она поэтичнее, в каких-то вещах откровеннее и тоньше. Пожалуй, из вещей близких эмоционально и интонационно я привёл бы «Отчаяние» Набокова, наверное. Вот это замечательная книга тоже, и тоже очень истерическая.
Конечно, «Дневник неудачника» лучше. Это настоящая поэма, собрание лирических блистательных отрывков. Хотя и «Это я — Эдичка» — тоже прекрасный роман.
Иосиф Бродский роман не оценил, сказав, что американские писатели похожие книги писали уже давно. Сам Эдуард Лимонов критику всерьёз не воспринял, так как, по его словам, знал, что американские авторы так не могли и не могут, что только он так может.

Напишите отзыв о статье "Это я — Эдичка"

Примечания

  1. под заголовком «Le Poète russe préfère les grands nègres»
  2. «It’s Me, Eddie» подзаголовок «Fuck off, Amerika»
  3. [www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak/lc/53335/29#pict Генеральный алфавитный каталог книг на русском языке (1725—1998). Библиотечная карточка, 1991], [www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak/lc/53335/28#pict Генеральный алфавитный каталог книг на русском языке (1725—1998). Библиотечная карточка, 1992] (Проверено 28 ноября 2015)
  4. [stringer-news.com/publication.mhtml?Part=49&PubID=4955 Андрей Щербаков. «Партия Лимонова — это прикрытие гомосексуального промискуитета.» Интервью с Дилей Еникеевой, сопредседателем Российской ассоциации сексологов.] // stringer-news.com — 2005. — 30 ноября  (Проверено 28 ноября 2015)
  5. [nbp-info.com/new/lib/lim_vplenu/14.html Э. Лимонов. В плену у мертвецов] // nbp-info.com
  6. [archive.svoboda.org/programs/encl/2005/encl.100105.asp Интервью с Виктором Ерофеевым, 2005 г.] // archive.svoboda.org

Ссылки

  • Текст романа: [www.lib.ru/PROZA/LIMONOV/edichka.txt txt] // lib.ru; [limonow.de/rar/EL_EYE.rar документ MSWord] // limonow.de
  • [magazines.russ.ru/continent/2006/127/ru21.html «Художественная литература и критика в русской периодике 2005 г.»] // magazines.russ.ru — 2006.

Отрывок, характеризующий Это я — Эдичка

Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.