Эуберт, Андреас

Андреас Эуберт
норв. Andreas Eubert
Дата рождения	3 августа 1910(1910-08-03)
Место рождения	Осло, Норвегия
Дата смерти	11 мая 1956(1956-05-11) (45 лет)
Место смерти	Осло, Норвегия
Принадлежность	Норвегия Норвегия
Род войск	спецназ, партизаны
Годы службы	1942—1945
Звание	энсин
Часть	/ 1-я отдельная норвежская рота Отряд Осло
Сражения/войны	Вторая мировая война
Награды и премии

Андреас Эуберт (норв. Andreas Aubert; 3 августа 1910, Осло — 11 мая 1956, там же) — норвежский деятель Движения Сопротивления во Второй мировой войне, энсин 1-й отдельной норвежской роты.

Биография

Родился 3 августа 1910 в Осло. Его старший брат Кристиан (1909—1942) был одним из лидеров Сопротивления, попал в плен к немцам и подвергся пыткам гестапо, но никого не выдал и в итоге был убит полицаями в тюрьме Грини. Эуберт присоединился к Сопротивлению после оккупации Норвегии и был зачислен в 1-ю отдельную норвежскую роту, сформированную Управлением специальных операций Великобритании из норвежских антифашистов.

С мая 1944 года Андреас состоял в саботажной группе «Отряд Осло» (норв. Oslogjengen), которой командовал Гуннар Сёнстебю. Благодаря своим лидерским качествам Андреас не раз отправлялся на важные миссии. В начале мая 1945 года группа партизан во главе с Эубертом захватила архивы Министерства юстиции, которые потом позволили пролить свет на преступления нацистов и коллаборационистов в Норвегии во время войны.

После войны Эуберт служил телохранителем королевской семьи Норвегии. За свою службу родине награждён Норвежским военным крестом с мечом, медалью Святого Олафа с дубовой ветвью и Королевской юбилейной медалью с отметкой «1940—1945».

Скоропостижно скончался 11 мая 1956 года в Осло, похоронен на кладбище Вестре.

Литература

• Gjems-Onstad, Erik (1995) Krigskorset og St. Olavsmedaljen med ekegren (Oslo: Grøndahl Dreyer) ISBN 82-504-2190-6

Ссылки

• [www.oslogjengen.no/index.php/medlemmene/andreas-aubert Andreas Aubert - oslogjengen.no]  (норв.)

Отрывок, характеризующий Эуберт, Андреас

Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».