Достоевский, Эугениуш

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эугениуш Достоевский»)
Перейти к: навигация, поиск
Эугениуш Достоевский
польск. Eugeniusz Dostojewski
Дата рождения

1 апреля 1924(1924-04-01)

Место рождения

Гвождю-Колония, II Речь Посполитая

Дата смерти

5 мая 2001(2001-05-05) (77 лет)

Место смерти

Варшава, III Речь Посполитая

Принадлежность

ПНР ПНР

Род войск

Пехота
Пограничные войска

Годы службы

19431975

Звание

Бригадный генерал

Командовал

Войска Охраны Границы

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии
В отставке

с 1975 года

Эугениуш Достоевский (настоящая фамилия Харбал) (1 апреля 1924 года, Гвождю-Колония (выселки города Коломыя), II Речь Посполитая — 5 мая 2001 года, Варшава, III Речь Посполитая) — польский военачальник, в 19561965 годах командующий пограничными войсками Польши.





Биография

Эугениуш Харбал родился 1 апреля 1924 года в семье Яна Харбала на выселках города Коломыя колонии Гвождю. После окончания начальной школы работал батраком в Коломые. После присоединения Восточных Кресов к СССР в 1939 году, ученик слесаря и слесарь. В январе 1940 года депортирован с семьёй в Красноярский край, где трудился в качестве сельскохозяйственного работника.

С 31 августа 1943 года в польских вооружённых силах, командир отделения во 2. пехотной дивизии. С января 1944 года заместитель командира взвода, летом 1944 участник боёв под Пулавами и Варкой. 1 сентября 1944 года ранен в ногу. После лечения, с начала ноября 1944 года курсант офицерской школы 1. армии Войска Польского в Минске Мазовецком. С февраля 1945 года хорунжий и командир пулемётного взвода.

После войны на различных должностях в школе офицеров пехоты № 2 в Грыфице. В 1946 году ему присвоено звание поручика. В 1947 году на курсах офицеров штаба полка в Центре обучения пехоты в Рембертуве, затем капитан и комендант 2. участка 1. отдела Войск Охраны Границы по разведке в Лужице. С января 1949 года командир батальона в 6. Лужицкой бригаде ВОП, а с января 1951 года в 8. Поморской бригаде ВОП. Майор. С июля 1952 года начальник штаба, а с мая 1954 года командир 22. бригады ВОП. Закончил вечерний общеобразовательный лицей в Варшаве.

1 сентября 1955 года стал начальником штаба ВОП. Подполковник. С 14 ноября 1956 года исполняющим обязанности командующего ВОП, в чине полковника, а с 6 августа 1958 года назначен командующим Войсками Охраны Границы.

Осенью 1961 года произведён в бригадные генералы. Звание ему вручал председатель Государственного Совета Александр Завадский в Бельведере.

30 июля 1965 года переведен на службу в Министерство внутренних дел, где занял пост директора управления по контролю за пограничным движением.

В 1967—1969 годах учился на факультете права и управления Варшавского университета.

С 1 мая 1972 года директор «Первой группы» при II департаменте МВД. Осенью 1975 года выведен в резерв и назначен председателем Главного таможенного управления.

В 1980 году арестован за растрату (хищения) в этом управлении и приговорён к 3 годам заключения.

Умер в Варшаве в 2001 году. Похоронен на Бродновском кладбище.

Награды

И другие.

Источники

  • [www.muzeumsg.pl/index.php?option=com_content&view=article&id=256&Itemid=66 Eugeniusz Dostojewski]

Напишите отзыв о статье "Достоевский, Эугениуш"

Литература

  • H. P. Kosk — Generalicja polska, tom I, Oficyna Wydawnicza «Ajaks», Pruszków 2001.
  • Janusz Królikowski. Generałowie i admirałowie Wojska Polskiego 1943—1990. — T. I: A-H. — Toruń, 2010. — S. 340—342.

Отрывок, характеризующий Достоевский, Эугениуш

– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.