Плацериано, Эуген

Эуген Плацериано
Общая информация
Прозвище	Э́мил (хорв. Emil)
Родился	3 декабря 1897(1897-12-03) Аграм, Королевство Хорватия и Славония, Австро-Венгрия
Умер	1953 (55 лет) Загреб, ФНРЮ
Гражданство	Югославия
Позиция	нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1919—1928	ХАШК (Загреб)	? (?)
Национальная сборная**
1924	Королевство СХС	1 (0)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Э́уген (Э́уджен) Плац(ц)ериа́но (хорв. Eugen Placeriano, итал. Eugen Plazzeriano; 3 декабря 1897, Аграм, Королевство Хорватия и Славония, Австро-Венгрия — 1953, Загреб, ФНРЮ) — югославский хорватский футболист итальянского происхождения, нападающий. Участник Олимпиады 1924 года.

Карьера

Клубная

Всю свою игровую карьеру, с 1919 по 1928 год, провёл в загребском клубе ХАШК, став за это время, вместе с командой, один раз третьим призёром чемпионата Югославии (Королевства СХС). В некоторых источниках ошибочно указывается, что Плацериано играл за сплитский «Хайдук», однако в составе «Хайдука» он ни разу не встречается.

В сборной

В составе главной национальной сборной Королевства СХС единственный раз сыграл 26 мая 1924 года в единственном матче сборной на Олимпиаде 1924 года, где его команда уступила будущим победителям этого розыгрыша сборной Уругвая со счётом 0:7.

После карьеры

Умер Эуген Плацериано на 56-м году жизни в 1953 году в Загребе.

Достижения

Командные

3-й призёр чемпионата Королевства СХС: (1)

• 1927

Ссылки

• [fifa.com/worldfootball/statisticsandrecords/players/player=292850 Статистика на сайте FIFA] (англ.)
• [forum.playerhistory.com/Default.aspx?g=posts&t=6227 Eugen Plazzeriano or Placeriano?]  (англ.) (итал.)

Отрывок, характеризующий Плацериано, Эуген

«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.