Эуптелея
Поделись знанием:
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
(перенаправлено с «Эуптелейные»)
| Эуптелея | |||||||||||||||
 Эуптелея многотычинковая. | |||||||||||||||
| Научная классификация | |||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
промежуточные ранги
| |||||||||||||||
| Международное научное название | |||||||||||||||
| |||||||||||||||
Эуптелея (лат. Euptelea) — род деревьев, реже кустарников, единственный представитель монотипного семейства Эуптелейные (Eupteleaceae).
Представители рода распространены в Восточной Азии и Гималаях.
Содержание
Ботаническое описание
Листопадное дерево, иногда растущее кустарником.
Почки тёмно-коричневые, блестящие. Листья округло-яйцевидные до яйцевидных, зубчатые.
Цветки без околоцветника, обоеполые или раздельнополые, на тонких цветоножках, пучками из пазушных почек, распускаются до развертывания листьев. Тычинок много, с линейно-продолговатыми пыльниками; пестиков много, на ножках; в каждой завязи одна или несколько семяпочек.
Плод сборный, состоящий из косых, 1—3-семенных крылаток, сидящих на ножках.
Классификация
Таксономия
Род Эуптелея входит в монотипное семейство Эуптелейные (Eupteleaceae) порядка Лютикоцветные (Ranunculales).
| ещё 9 семейств (согласно Системе APG III) | ||||||||||||
| порядок Лютикоцветные | ||||||||||||
| до пяти видов | ||||||||||||
| отдел Цветковые, или Покрытосеменные | монотипное семейство Эуптелейные | род Эуптелея | ||||||||||
| ещё 44 порядка цветковых растений (согласно Системе APG III) | ||||||||||||
Виды
По информации базы данных The Plant List (на июль 2016), род включает 2 вида[2]:
- Euptelea pleiosperma Hook.f. & Thomson — Эуптелея многосемянная
- Euptelea polyandra Siebold & Zucc. — Эуптелея многотычинковая
Вид Эуптелея Франше (Euptelea franchetii Tiegh.) признан синонимом вида Эуптелея многосемянная.
Напишите отзыв о статье "Эуптелея"
Примечания
- ↑ Об условности указания класса двудольных в качестве вышестоящего таксона для описываемой в данной статье группы растений см. раздел «Системы APG» статьи «Двудольные».
- ↑ [www.theplantlist.org/1.1/browse/A/Eupteleaceae/Euptelea/ Euptelea] (англ.). The Plant List. Version 1.1. (2013). Проверено 26 июля 2016.
Литература
- Род 2. Эуптелея — Euptelea // [herba.msu.ru/shipunov/school/books/der_i_kust_sssr1954_3.djvu Деревья и кустарники СССР. Дикорастущие, культивируемые и перспективные для интродукции.] / Ред. тома С. Я. Соколов. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1954. — Т. III. Покрытосеменные. Семейства Троходендроновые — Розоцветные. — С. 10—12. — 872 с. — 3000 экз.
Отрывок, характеризующий Эуптелея
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
