Самурский, Нажмудин Панахович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эфендиев, Нажмудин Панахович»)
Перейти к: навигация, поиск
Нажмудин Панахович Самурский.
лезг. Нажмуди Панагьан хва Самурви
Первый Секретарь Дагестанского областного комитета ВКП(б)
10 марта 1934 — 9 октября 1937
Предшественник: Должность учреждена
Преемник: Максим Фёдорович Сорокин
Председатель ЦИК Дагестанской АССР
декабрь 1921 — 1928
Предшественник: Должность учреждена
Преемник: Магомед Алибекович Далгат
Народный комиссар внутренних дел Дагестанской АССР
1921 — 1921
Предшественник: Должность учреждена
Преемник: Керим Гусейнович Мамедбеков
 
Рождение: 1891(1891)
с. Куруш, Докузпаринский район, Дагестанская область
Смерть: 1 августа 1938(1938-08-01)
Расстрельный полигон Коммунарка Московской области.
Отец: Панах Раджаб Эфендиев
Партия: ВКП(б)
Образование: Иркутское горнотехническое училище
Учёная степень: Кандидат исторических наук[1]
 
Награды:

Нажмуддин Панахович Самурский (Эфендиев) (лезг. Нажмудин Панагьан хва Самурви (Эфендийрин); (1891 — 1 августа 1938) — государственный и общественный деятель Дагестана, фактически основатель и первый глава Дагестанской АССР.





Биография

Нажмудин Эфендиев родился в 1891 году в селении Куруш Дагестанской области в лезгинской семье[2]. В 1913 году он окончил Иркутское горнотехническое училище[1].

Командовал отрядами для подавления восстания Нажмудина Гоцинского[3].

Нажмудин Самурский находясь на посту 1-го секретаря Дагестанского Обкома ВКП(б), лично и письменно обращался к Сталину, с просьбой об увеличении квоты по расстрелу и заключению в тюрьмы «для беглых кулаков и антисоветских элементов», и добился своего. Из письма Нажмудина Самурского Сталину:

«Следствие органов НКВД показывает, что лимит для беглых кулаков и антисоветских элементов недостаточен, что выдвигает необходимость увеличения лимита по обеим категориям. Дагобком просит увеличить первую категорию вместо установленного ЦК ВКП(б) 10 июля с. г. 600 до 1200 и второй категории 2478 до 3300. Секретарь Дагобкома Самурский»[4].

Первая категория, о которой идет речь в шифровке, — это лица, подлежащие смертной казни. А вторая категория — заключение в тюрьмы или лагеря сроком на 8—10 лет[5].

Ответ пришел удовлетворительный:

«Утвердить предложение Дагобкома ВКП(б) об увеличении количества репрессированных по Дагестану по первой категории до 1200 человек и по второй категории до 3300 человек. Секретарь ЦК Сталин»[6].

Он был арестован в 1937 году и приговорён к расстрелу 1 августа 1938 года[2]. Расстрелян в тот же день. Реабилитирован 2 июня 1956 года.

Награды

  • Орден Красного Знамени[1]

Память

Напишите отзыв о статье "Самурский, Нажмудин Панахович"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.knowbysight.info/SSS/04224.asp Самурский (Эфендиев) Нажмутдин Панахович] (рус.), Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898 - 1991.
  2. 1 2 Л. С. Еремина, А. Б. Рогинский. [books.google.com/books?id=LOFoAAAAMAAJ&q=нажмудин+эфендиев&dq=нажмудин+эфендиев&ei=jRRPS7HMFabAzQTP0NjlCw&hl=ru&output=html&cd=2 Книга памяти жертв политических репрессий]. — Мемориал, 2000. — С. 362. — ISBN 5787000447, 9785787000443.
  3. [books.google.ru/books?id=J8zVAAAAMAAJ&q=самурский+гоцинский&dq=самурский+гоцинский&hl=ru&sa=X&ei=W49rVf3qMYKdsAGB1oD4Bg&ved=0CFMQ6AEwCA В. И. Ленин и его соратники в борьбе за советскую власть в Дагестане].
  4. [istmat.info/node/34024 Телеграмма секретаря Дагестанского обкома ВКП(б) Н.Самурского И.В.Сталину об увеличении лимита. 26 сентября 1937 г.]
  5. [uchil.net/?cm=67670 Уголовно-правовой аспект применения смертной казни].
  6. [istmat.info/node/34025 Из протокола № 54 заседания Политбюро ЦК ВКП(б) об увеличении лимита Дагестану. 26 сентября 1937 г.]

Отрывок, характеризующий Самурский, Нажмудин Панахович


В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.