Эфферт-Клуссайс, Эрнст Эрнестович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эферт-Клусайс, Эрнест»)
Перейти к: навигация, поиск
Эрнст Эрнестович Эфферт-Клуссайс
Место рождения:

Ванская волость, Тукумского уезда Курляндская губерния Российская империя

Род деятельности:

писатель, революционер

Годы творчества:

1918—1927

Направление:

проза

Жанр:

рассказ, очерк

Язык произведений:

латышский

Эрнст Эрнестович Эфферт-Клуссайс (настоящая фамилия — Эфферт) (латыш. Ernests Eferts-Klusais; 14 (26) января 1889, Ванская волость, Тукумского уезда Курляндской губернии (ныне Тукумский район, Латвия) — 16 июля 1927, Москва) — латышский писатель, революционер.





Биография

Выпускник Рижского политехнического института. Член РСДРП(б) с 1914 года. Был преподавателем естественных наук в Мариенбургской гимназии, откуда был уволен за политическую неблагонадежность.

Подвергался репрессиям. В 1916 году был арестован царскими властями и выслан в ссылку в Туруханский край.

После революции 1917 — член первого Советского правительства Латвии, избрирался членом Видземского совета и продовольственным комиссаром Совета депутатов Латвии, в 1919 — заместитель народного комиссара по просвещению Латвийской советской республики. После падения Советской власти в Латвии организовал и был редактором издательства ЦК КП Латвии «Спартакс» в Пскове. С 1922 года жил в Москве.

Занимался литературной работой, был преподавателем Коммунистического университета национальных меньшинств Запада им. Мархлевского, заведующим кафедрой литературы и языка. Основатель латышской литературной группы «Дарбдена».

Клуссайс оказал значительное влияние на воспитание новых кадров латышских советских писателей. Много писал в латышских периодических изданиях по вопросам общественным, естествознания, народного образования и другим.

Умер от туберкулёза в 1927 году[1].

Творчество

Первые произведения опубликовал в 1918 году. Автор сборников рассказов и очерков.

Избранные произведения

  • «Беспокойный скиталец» (1923)
  • «Пограничный уезд» (1926)
  • «Тысяча девятьсот семнадцатый» (1926)
  • «Бунтующий народ» (1927)
  • «Женщина с винтовкой» (1927)
  • «Земля святой Марии» и др.

Особое внимание заслуживают изданные отдельной брошюрой «Заметки по истории идеологического развития в Латвии», начало обширного марксистского исследования по истории развития латышской общественной мысли, которое ему не удалось завершить.

Память

В Зантской волости Кандавского края Латвии на родине Клуссайса установлен памятный камень в честь писателя[2].

Напишите отзыв о статье "Эфферт-Клуссайс, Эрнст Эрнестович"

Примечания

  1. Колосова С. Энциклопедический словарь псевдонимов. — М.: Научная книга, 2009. — 510 с.
  2. [www.visitkandava.lv/apskates-objekti/pieminas-akmeni-eeklusajam/ Piemiņas akmeņi rakstniekam Ernestam Efertam Klusajam]

Литература

Отрывок, характеризующий Эфферт-Клуссайс, Эрнст Эрнестович

– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.