Эффигия

Эффи́гия (от лат. effigies) или скульпту́рное надгро́бие — скульптурное изображение умершего, выполненное из камня или дерева. Выполнялось в лежащем, коленопреклонённом или стоящем виде. Скульптурные надгробия также могут иметь форму бюста. Очень часто фигуры изображаются со скрещенными руками или соединёнными в молитве ладонями. Эффигией также называли куклу усопшего, которая использовалась в ритуальных целях.

История

Своеобразными предшественниками эффигий, вероятно, были этрусские надгробия.

В средневековой Европе существовал обычай публичной казни эффигии преступника, в случае, когда ему удавалось скрыться от правосудия. Предполагалось, что эта позорная процедура окажет соответствующее влияние на личную судьбу преступника.

Использование эффигий в похоронных ритуалах монархов

Наиболее ранним известным случаем использовании королевской эффигии следует считать похороны Эдуарда II (1327 год), после чего такая практика стала регулярной для англичан.

Во Франции эффигии стали применяться значительно позднее и под влиянием англичан. Первый, известный случай относится к погребальной церемонии Карла VI (1422 год). Кости и плоть английского короля, согласно обычаю (лат. mos teutonicus), были раздельно доставлены из Руана (возможно, из Сен-Дени) в Вестминстерское аббатство, а эффигия, заменявшая тело монарха, покоилась при этом на крышке гроба. В последующем практика использования эффигии во Франции частично обновлялась (Карл VIII, 1498 год) и достигла новой стадии в похоронной процессии Франциска I (1547 год), повторенной и в ходе погребения Карла IX (1574 год).

Именно тогда эффигия впервые была использована для церемонии презентации тела усопшего монарха в официальных одеждах и под государственными символами. В течение одиннадцати дней функцию презентации тела усопшего выполняла изготовленная по этому случаю эффигия, изображавшая Франциска I, облаченная в парадные одежды государя. Водруженной на специально сооруженный постамент, выставленный в salle d’honneur, ей прислуживали первые люди королевства, подававшие привычную еду монарха слуги. На двенадцатый день эффигию заменил гроб с телом монарха. При этом изготовленные для похоронной процессии Генриха VII и его сына Генриха VIII эффигии с этой целью не применялись. Относительно посмертных изображений Эдуарда VI и его сестры Марии Тюдор сохранившиеся сведения весьма противоречивы. Известно, что эффигия, изображавшая старшую дочь Генриха VIII, представляла собой скульптурное изображение королевы во весь рост и была выставлена в Вестминстерском аббатстве для всеобщего обозрения вплоть до коронации Елизаветы Тюдор. В настоящее время (2013) в Вестминстерском аббатстве выставлена лишь голова подлинной эффигии Марии; тело эффигии также сохранилось.

См. также

• In effigie
• Транзи
• Кенотаф

Литература

• Карло Гинзбург, [soci-all.ru/reprezentatsiya/reprezentatsiya1.html «Репрезентация: Слово, Идея, Вещь»]
• Шпаковский В. О. Эффигии как исторический источник // Вопросы истории. 2012. № 6. С. 136—142.

Отрывок, характеризующий Эффигия

Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.