Эфиопская католическая церковь

Эфиопская католическая церковь — одна из восточнокатолических церквей, придерживающихся эфиопского обряда, восходящего к Александрийской литургической традиции. Возникла в результате заключения унии с Римом части Эфиопской православной церкви. Приверженцы проживают, главным образом в Эфиопии.

История

Католические миссионеры проповедовали в Эфиопии с XIV века. В 1439 году папа Евгений IV обращался к императору Эфиопии с призывом заключить унию, однако предложение было отвергнуто. Укрепление военно-политических связей между Эфиопией и Европой произошло в XVI веке, когда христианская Эфиопия с трудом сдерживала экспансию Османской империи. Португальская военная помощь помогла Эфиопии в 1543 году разбить османскую армию.

В XVII веке активизировались попытки заключения унии, главную роль при этом играли прибывшие в Эфиопию иезуиты. Попытки увенчались успехом в 1622 году, когда император Сисиний заключил с Римом договор, согласно которому Эфиопская православная церковь входила в литургическое общение с Римом, становясь, таким образом, одной из восточнокатолических церквей. Папа Григорий XV назначил для церкви патриарха — португальца Альфонсо Мендеша.

Выбор оказался крайне неудачным. Мендеш прибыл в Эфиопию в 1626 году. Он пытался латинизировать литургию и церковный устав, а император насильственно вводил новые порядки, недовольство народа подавлялось силой. После гибели Сисиния в 1632 году его преемник Василий расторгнул унию, часть миссионеров казнил и изгнал католиков из страны.

Следующая попытка установить связи между латинской и эфиопской церквями была предпринята лишь в 1839 году, когда в стране начали работать миссии лазаристов и капуцинов, в 1849 году был организован апостольский викариат. Первым апостольским викарием Эфиопии стал святой Юстин де Якобис, лазарист, который сумел отчасти переломить враждебное отношение местного населения к католикам своей благотворительной деятельностью и твёрдой поддержкой эфиопского обряда. Окончательное разрешение на свободную деятельность католиков в стране было получено лишь в 1889 году. В этот же период под контроль итальянцев перешла Эритрея, где резко активизировалась католическая миссия, в результате чего число католиков эфиопского обряда выросло.

После окончания второй мировой войны Эритрея была присоединена к Эфиопии. В 1961 году были учреждены постоянные структуры Эфиопской католической церкви. Была создана митрополия в Аддис-Абебе и суффраганные епархии в Асмэре и Адди-Грате. В 1993 году Эритрея вновь стала независимой, после чего были учреждены ещё две епархии в этой стране. В 2015 году четыре епархии, располагающиеся на территории Эритреи, были выделены в отдельную митрополию, образовав, таким образом, новую Эритрейскую церковь.

Структура

Эфиопская католическая церковь имеет статус митрополии. Резиденция архиепископа-митрополита располагается в Аддис-Абебе. Суффраганными по отношению к митрополии являются епархии Адди-Грата, Бахр-Дара и Эмдибира. Кафедральный собор митрополии — собор Рождества Пресвятой Девы Марии в Аддис-Абебе. С 1991 года церковь возглавляет архиепископ-митрополит кардинал Бырханэйэсус Дэмрэв Сурафел, принадлежащий к ордену лазаристов.

Согласно данным Annuario Pontificio за 2014 год число приверженцев церкви составляло 206 067 человек. Церковь насчитывает 8 епископов, 238 приходов, 721 священника, около 2 400 монашествующих

Литургия ведётся, как и в Эфиопской православной церкви, на языке геэз.

Ссылки

• [www.ecs.org.et/ Официальный сайт Церкви]
• [www.krotov.info/history/20/1960/robe_141.html Р. Роберсон. Восточные христианские церкви ]
• [www.gcatholic.org/dioceses/data/rite-Et.htm Статистика церкви]
• [www.hierarchy.religare.ru/h-uniate-eiocatru.html Эфиопская католическая церковь]

Отрывок, характеризующий Эфиопская католическая церковь

На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.