Эфиопы (мифология)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Эфиопы (др.-греч. Αἰθίοπας) — союзники троянцев в Троянской войне. Не следует их путать с жителями современной Эфиопии. По одной из версий, «эфиоп» на греческом языке означает человека с опаленным лицом, то есть любого чужеземца с тёмным цветом кожи (так уже у Геродота). Впрочем, как указывает А. И. Иванчик, первоначально в греческом эпосе эфиопы не считались чернокожими (слово «эфиоп» означало скорее «блистающий»), а их царь Мемнон описан как красавец. У Гесиода эфиопы отделены от чернокожих[1]. Лишь с середины VI века до н. э. прослеживается идентификация эфиопов с чернокожими[2].

По утверждению Павсания, эфиопы пришли из «персидских Суз и от реки Хоаспа».

Даже у античных историков не было единого мнения о происхождении эфиопов.

Напишите отзыв о статье "Эфиопы (мифология)"



Примечания

  1. Гесиод. Перечень женщин, фр.150 М.-У.
  2. см. Иванчик А. И. Накануне колонизации. Северное Причерноморье и степные кочевники VIII-VII вв. до н. э. в античной литературной традиции. М.-Берлин. 2005. С.23-25; при этом негроидные черты присущи описанию глашатая Еврибата у Гомера (Одиссея XIX 245-246)

См. также

Отрывок, характеризующий Эфиопы (мифология)

– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.