Эфир (космический аппарат)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эфир (КА)»)
Перейти к: навигация, поиск
Эфир
Производитель

ЦСКБ-Прогресс (разработчик)

Задачи

Изучение магнитосферы Земли

Запуск

UTC

Стартовая площадка

«Эфир» — серия советских космических аппаратов (КА), предназначавшихся для исследования магнитосферы Земли. Задачей КА «Эфир» являлось исследование частиц высоких энергий, изучение зарядового состава, энергии первичных частиц и характеристик их взаимодействия с веществом. Спутники разработаны в ЦСКБ-Прогресс.

КА «Эфир» был разработан на базе космического аппарата типа «Бион». Научная аппаратура представляла собой моноблок массой 2450 кг, состоящий из детекторов заряда, детектора энергии и блоков электроники. Всего было запущено 2 космических аппарата.

В ходе их работы удалось зарегистрировать около 20000 первичных частиц с энергией, большей чем 10 в 12-й степени эВ. Данная информация была получена впервые в мировой практике космических полетов[1].



Список запусков

Обозначение Тип Время запуска (GMT) Ракета-носитель Сведён с орбиты/Разрушился
Космос-1543 Эфир 10.03.1984
17:00
Союз-У
11А511У
5.04.1984
Космос-1713 Эфир 27.12.1985
17:06
Союз-У
11А511У
22.01.1986

См. также

Напишите отзыв о статье "Эфир (космический аппарат)"

Примечания

  1. [www.samspace.ru/WEB/231.htm КА, эксплуатация которых завершена («Наука», «Энергия», «Эфир»)] (Проверено 27 ноября 2012)


Отрывок, характеризующий Эфир (космический аппарат)

Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.