Эфрон, Нора

Нора Эфрон
Nora Ephron
С мужем, Николасом Пиледжи, 2010 год
Дата рождения:	19 мая 1941(1941-05-19)
Место рождения:	Нью-Йорк, США
Дата смерти:	26 июня 2012(2012-06-26) (71 год)
Место смерти:	Нью-Йорк, США
Гражданство:	США США
Профессия:	кинорежиссёр, актриса, кинопродюсер, сценарист
Карьера:	1973—2012

Нора Эфрон (англ. Nora Ephron; 19 мая 1941, Нью-Йорк — 26 июня 2012, Нью-Йорк) — американский кинорежиссёр, продюсер, сценарист, новеллист, журналист, писатель и блогер. Она более всего известна своими романтическими комедиями и является трехкратным номинантом на премию «Оскар» за лучший оригинальный сценарий; за Силквуд, Когда Гарри встретил Салли и Неспящие в Сиэтле. Она иногда писала со своей сестрой, Делией Эфрон.

Биография

Нора Эфрон родилась в Нью-Йорке старшей из четырёх дочерей в еврейской семье и выросла в Беверли Хиллз; её родители, сценаристы Генри Эфрон (1911—1992) и Фиби Эфрон (урождённая Волькинд, 1914—1971), также родились в Нью-Йорке и происходили из семей восточноевропейских иммигрантов (родители отца — из Гродно и Скиделя). Её сёстры Делия и Эми также являются сценаристами. Её сестра Холли Эфрон — журналистка, писатель и новеллист, которая пишет детективы. Родители Эфрон положили в основу персонажа Сандры Ди в пьесе и фильме Джимми Стюарта Take Her, She's Mine свою 22 летнюю дочь Нору и её письма им из колледжа. Оба стали алкоголиками к концу жизни. Эфрон окончила среднюю школу Беверли Хиллз в Калифорнии в 1958 году и колледж Уэлсли в 1962 году.

Личная жизнь

Была замужем три раза. Её первый брак с писателем Дэном Гринбергом (англ.) закончился разводом по прошествии 9 лет (1967—1976). Второй брак (1976—1980) был заключен с журналистом Карлом Бернстайном, который прославился своими разоблачительными статьями об Уотергейтском скандале. У Эфрон и Берстайна уже был малолетний сын Джейкоб, и она сама пребывала на седьмом месяце беременности, когда она узнала о том, что муж изменяет ей с женой британского посла в США Маргарет Джей. Эфрон изложила все эти невеселые события с присущим ей юмором в своем романе «Ревность», вышедшем в 1983 году. (На английском языке роман называется «Heartburn», что переводится в том числе и как «изжога», и может относиться как к профессии главной героини романа — она выпускает книги с кулинарными рецептами, так и к её физическому и моральному состоянию на протяжении всей книги). Режиссёр Майкл Николс снял по роману одноимённый фильм с Джеком Николсоном и Мерил Стрип в главных ролях. В своей книге Эфрон изобразила мужа журналистом по имени Марк, который был «способен на секс хоть с венецианскими жалюзи». А жену посла Маргарет вывела в романе под именем Тельмы, которая выглядела как жираф с «большими ступнями». Бернстин угрожал подать в суд на книгу и фильм, но так никогда этого не сделал.

С 1987 года замужем за писателем и сценаристом Николасом Пиледжи; проживала в Нью-Йорке.

Нора скончалась в Нью-Йорке во вторник, в ночь на 27 июня 2012 года, в возрасте 71 года, после продолжительной борьбы с лейкемией.

Карьера

Эфрон окончила колледж Уэллсли в 1962 году и некоторое время стажировалась в Белом Доме при президенте Джоне Ф. Кеннеди. После публикации одного из первых своих сатирических произведений она получила работу в газете "Нью-Йорк Пост", где на протяжении пяти лет была репортером. В 1966 году она написала взрывную статью о тайной церемонии обручения между Бобом Диланом и Сарой Лоундс, имевшей место за три с половиной месяца до того. Параллельно с писательской карьерой она вела колонку по женским вопросам для журнала "Эсквайр". В этом качестве Эфрон сделала себе имя, пользуясь таким же широким подходом к рассматриваемым вопросам, каким отличались Дороти Шифф, её бывшая начальница и владелица "Поста", Бэтти Фридан, которую она, кстати, осуждала за вражду с Глорией Штайнем, и её альма-матер, колледж "Уэллсли", который выпустил целое поколение, как говорила Нора, „послушных женщин“.

Пока она была замужем за Бернстайном в середине 70-х, по просьбе своего мужа и Боба Вудворда она помогла Бернстайну переписать сценарий Уильяма Голдмана для фильма «Вся президентская рать». Сценарий Эфрон-Бернстайна в конце концов так и не был использован, но был прочтен кем-то, кто предложил Эфрон написать телесериал, который оказался её первой работой в области киносценаристики.

Пьеса Эфрон 2002 года «Воображаемые друзья» исследует соперничество писательниц Лилиан Хеллман и Мэри Маккарти.

Избранная фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1983	ф	Силквуд	Silkwood	сценарист
1986	ф	Ревность	Heartburn	сценарист
1989	ф	Когда Гарри встретил Салли	When Harry Met Sally...	сценарист, сопродюсер
1989	ф	Плюшка	Cookie	сценарист, исполнительный продюсер
1990	ф	Мои голубые небеса	My Blue Heaven	сценарист, исполнительный продюсер
1992	ф	Это моя жизнь	This Is My Life	режиссёр, сценарист
1993	ф	Неспящие в Сиэтле	Sleepless in Seattle	режиссёр, сценарист
1994	ф	Рождество психов	Mixed Nuts	режиссёр, сценарист
1996	ф	Майкл	Michael	режиссёр, сценарист, продюсер
1998	ф	Заговор проказниц (англ.)	Strike! / The Hairy Bird / All I Wanna Do	исполнительный продюсер
1998	ф	Вам письмо	You've Got Mail	режиссёр, сценарист, продюсер
2000	ф	Отбой	Hanging Up	сценарист, продюсер
2000	ф	Счастливые номера	Lucky Numbers	режиссёр, продюсер
2005	ф	Колдунья	Bewitched	режиссёр, сценарист, продюсер
2009	ф	Джули и Джулия: Готовим счастье по рецепту	Julie & Julia	режиссёр, сценарист, продюсер

Коллекции эссе

• Crazy Salad
• Wallflower at the Orgy
• (2006) I Feel Bad About My Neck: And Other Thoughts on Being a Woman

Ссылки

• Nora Ephron (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Эфрон, Нора

6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.