Эфрос, Абрам Маркович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Абрам Маркович Эфрос
Род деятельности:

искусствовед, литературовед, театровед, поэт, переводчик

Направление:

поэзия

Язык произведений:

русский

Абра́м Ма́ркович Э́фрос (21 апреля [3 мая1888, Москва, — 19 ноября 1954, там же) — русский советский искусствовед, литературовед, театровед, поэт и переводчик.





Биография и деятельность

Сын московского инженера-механика, Абрам Эфрос окончил гимназические классы Лазаревского института восточных языков, учился на юридическом факультете Московского университета с 1907 по 1910 гг. Ещё в студенческие годы он опубликовал свой перевод с древнееврейского языка «Песни Песней Соломона» (СПб. «Пантеон», 1909), позже публиковал переводы Данте, Петрарки, Микеланджело и др. По окончании ИМУ (?) начал систематически выступать как художественный критик и эссеист в газете «Русские ведомости» (в 1912-17 писал под псевдонимом Россций). Избирался в Московскую городскую думу, где состоял председателем комиссии по внешнему благоустройству Москвы. В 1914—1917 служил в действующей армии. С 1917 — член общественных и государственных органов охраны художественных ценностей, в том числе в 1918—1927 — один из ведущих сотрудников Коллегии (отдела) по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Наркомпроса РСФСР. Участвовал в определении основных направлений государственной музейной политики, внёс вклад в формирование Государственного музейного фонда и его распределение. В эти же годы состоял членом правления, зав. отделом нового и новейшего искусства Государственной Третьяковской галереи; одновременно в 1924—1929 — хранителем отдела французской живописи, с 1928 — зам. директора по научной части Музея изящных искусств и зав. картинной галереей музея. В 1920—1930-е был одним из организаторов ряда художественных выставок (к 10-летию Октябрьской революции, новейшего французского искусства, выставки детского рисунка и др.). В 1937 году отправлен в ссылку, по разным данным в Ростов или Новгород. Работу в музеях совмещал с научно-преподавательской деятельностью: в 1919—1920 преподавал в двух Государственных свободных художественных мастерских, на курсах Наркомпроса читал лекции и вёл семинары по музееведению, русскому искусству (1919—1920, 1940—1941), преподавал историю искусств в МГУ (1940—1941), вёл семинар по музееведению на искусствоведческом отделении в Среднеазиатском университете в Ташкенте в 1942—1943. В 1940—1950 преподавал в ГИТИСе (Москва) курс истории русского театра и театрально-декорационного искусства. В 1945—1950 — внештатный профессор Государственного библиотечного института в Москве и с 1950 по 1954 — профессор на кафедре искусствоведения Ташкентского театрального института. Излюбленный жанр Эфроса — критический «портрет» (В. А. Серова, В. И. Сурикова, П. В. Кузнецова, В. А. Фаворского, Г. Аполлинера, Ж. Кокто, П. Валери, С. М. Михоэлса и др.). Он также занимался исследованиями рисунков А. С. Пушкина. Эфросу принадлежит неоценимая заслуга в привлечении витебского художника Марка Шагала к работе в театре (1920).

Библиография

  • Эротические сонеты. Л., Советский композитор, 1991
  • Два века русского искусства /предисл. Т. Алексевой. М., 1969
  • Микельанджело. Жизнь. Творчество. М., 1964
  • Пушкин портретист. Два этюда. М., Гослитмузей, 1946
  • Автопортреты Пушкина. М., 1945
  • [teatr-lib.ru/Library/Efros_ab/kam Камерный театр и его художники: 1914—1934] / Предисл. А. М. Эфроса. М.: ВТО, 1934. XLVIII + 211 с. С илл.
  • Рисунки поэта. М.-Л., Academia, 1933
  • Профили, М., 1930
  • С. Чехонин. М.-Пг., 1924 (совместно с Н.Пуниным)
  • Юбилейный эпилог. П. Кузнецов М.: Русское искусство, 1923. — № 2-3, с. 6
  • Эротические сонеты. М., 1922
  • Портрет Натана Альтмана. М., 1922
  • Лампа Аладдина // Еврейский мир, 1918
  • Песнь Песней Соломона. СПб., Пантеон, 1909

Переводы:

  • Марсель Мартинэ. Проклятые годы. М.: Библиотека 'Огонёк' (№122), 1926
  • Революционная поэзия современного Запада. Антология. М., 1927
  • Ромен Ж. Избранные стихи. М., 1928
  • Леонардо да Винчи. Избранное. М., 1952

Внешние изображения

  • [gdb.rferl.org/37F6DC4F-0B15-45D1-B125-4E1531F7BF44_mw800_mh600_s.jpg Мартирос Сарьян, «Портрет искусствоведа Абрама Эфроса», 1944]
  • [www.wikipaintings.org/ru/jury-annenkov#supersized-portrait-259270 «Портрет Абрама Эфроса», рисунок Ю. П. Анненкова, 1921]
  • [archive.is/20130504125715/triumfator.ucoz.ru/_ph/2/2/392924205.jpg «В парижском кабачке коммуны». (С. Есенин, А. Эфрос и др.). Тушь, кисть, перо. Рисунок Ю. П. Анненкова]. Из книги: Аверина Г. И. «Есенин и художники». — Рязань: Поверенный, 2000. — 112 с., ил., стр. 41. Тир. 500 экз.

Напишите отзыв о статье "Эфрос, Абрам Маркович"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Эфрос, Абрам Маркович

– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.