Эффенберг, Штефан

Штефан Эффенберг
Общая информация
Прозвище	Тигр, Эффе, Анфан террибль
Родился	2 августа 1968(1968-08-02) (55 лет) Гамбург, ФРГ
Гражданство	Германия
Рост	188 см
Вес	85 кг
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
	Брамфелдер
1974—1986	Виктория (Гамбург)
Клубная карьера*
1987—1990	Боруссия (Мёнхенгладбах)	73 (10)
1990—1992	Бавария	65 (19)
1992—1994	Фиорентина	56 (12)
1994—1998	Боруссия (Мёнхенгладбах)	118 (23)
1998—2002	Бавария	95 (16)
2002—2003	Вольфсбург	19 (3)
2003—2004	Аль-Араби	15 (4)
Национальная сборная**
1988—1990	ФРГ (до 21 года)	5 (1)
1991—1998	Германия	35 (5)
Тренерская карьера
2015—2016	Падерборн 07
Международные медали
Чемпионаты Европы
Серебро	Швеция 1992
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Ште́фан Э́ффенберг (нем. Stefan Effenberg; род. 2 августа 1968, Гамбург, ФРГ) — немецкий футболист и футбольный тренер, играл на позиции центрального полузащитника, выполнял функции плеймейкера. Он выступал за немецкие клубы «Боруссия» Мёнхенгладбах, «Бавария» Мюнхен (в обоих был капитаном), «Вольфсбург», итальянскую «Фиорентину» и катарский «Аль-Араби». В составе национальной сборной Германии Эффенберг сыграл 35 матчей и забил 5 голов, был финалистом чемпионата Европы 1992 года и участником чемпионата мира 1994 года. Он был известен своими скандальными выходками, главной из которых стал показанный болельщикам средний палец во время матча чемпионата мира, после чего футболист надолго был лишён права выступать за сборную.

После завершения карьеры футболиста в 2004 году Эффенберг работал на телевидении, комментировал футбольные матчи. В 2015 году он перешёл на тренерскую работу, возглавив клуб «Падерборн 07».

Игровая карьера

Клубная

На детском и юношеском уровне Эффенберг 12 лет выступал за команду «Виктория» из его родного города Гамбурга. За взрослый состав этого клуба играл его отец Дитер. В юности Эффенберг был болельщиком мюнхенской «Баварии» и мечтал выступать за этот клуб. Играя за молодёжный состав «Виктории», Штефан не отличался особым техническим мастерством, но компенсировал его нехватку волевыми качествами, проявлял себя бойцом и лидером, стремился быть лучшим.

В 17 лет Эффенберг попал на сборы Национального футбольного союза, где его приметили скауты мёнхенгладбахской «Боруссии», а главный тренер Юпп Хайнкес вскоре пригласил его в команду. В 18 лет Штефан подписал с «Боруссией» первый профессиональный контракт. Поначалу его карьера в клубе складывалась удачно, он быстро стал одним из лучших игроков команды, его называли новым Гюнтером Нетцером, но уже через несколько сезонов стал сказываться непростой характер Эффенберга. Со многими в клубе Штефан конфликтовал, нелицеприятно отзывался о своих партнёрах в интервью. Сама «Боруссия» не соответствовал его амбициям, лишь дважды при Эффенберге он занимал места в десятке лучших команд Бундеслиги, а в одном сезоне и вовсе финишировал на 15-м месте. Скандальное поведение Штефана во многом было обусловлено его желанием покинуть команду и было формой давления на её руководство, которое до того не хотело расставаться с талантливым футболистом.

В 1990 году Эффенберг перешёл в мюнхенскую «Баварию», которая в шести предыдущих сезонах пять раз становилась чемпионом Германии. Переход игрока обошёлся клубу в 4,5 млн марок, что по тем временам являлось немалой суммой. Однако с приходом Штефана в команду в её игре начался серьёзный игровой спад. Поскольку скандалы с участием Эффенберга продолжились и на новом месте, и становились достоянием общественности, болельщики обвиняли его в развале команды, освистывали во время матчей и требовали его отчисления. Штефан публично конфликтовал с тренером и требовал продать его в другую команду. При этом на футбольном поле Эффенберг по-прежнему демонстрировал высокий уровень игры, оставался на ведущих ролях в национальной сборной и стал единственным представителем «Баварии», вызванным в сборную Германии на чемпионат Европы 1992 года.

К 1992 году, когда отношения Эффенберга с игроками, тренерами и болельщиками «Баварии» были окончательно испорчены, велись переговоры о его переходе в итальянскую «Фиорентину». Клубы не смогли договориться между собой о трансфере футболиста, и тогда Эффенберг вместе с женой отправился в Италию и договорился о более приемлемых для клуба условиях, снизив для этого свои изначальные требования. В сезоне 1992/1993 имевший сильный состав клуб умудрился вылететь в Серию B. Эффенберг остался в команде, но вновь проявил себя с негативной стороны, едва не подравшись с болельщиками клуба во время тренировки.

Летом 1994 года оскандалившийся на чемпионате мира Эффенберг вернулся в «Боруссию». Он пересмотрел своё поведение и стал вести себя более сдержано, что позволило ему стать капитаном команды и вернуть расположение болельщиков. В 1995 году Эффенберг помог клубу выиграть Кубок Германии. В сезоне 1997/1998 Штефан проявил себя не только талантливым диспетчером, но и настоящим лидером команды, способным вести за собой партнёров.

По настоянию жены и, по совместительству, личного менеджера Мартины Штефан Эффенберг вновь решил попробовать свои силы в «Баварии», куда он перешёл в 1998 году. Следующие четыре сезона в мюнхенском клубе оказались самыми успешными в карьере Эффенберга. Он был одним из лучших игроков в команде, стал её капитаном и лидером. В 1999 году играл с «Баварией» в финале Лиги чемпионов, где немцы на последних минутах уступили английскому «Манчестер Юнайтед». В 2001 году Эффенберг стал главным героем финального матча Лиги чемпионов против «Валенсии», в котором он забил два пенальти, один с игры, другой в послематчевой серии, что позволило «Баварии» выиграть турнир. УЕФА признал Эффенберга самым ценным игроком еврокубкового сезона 2000/2001. Также Штефан три года подряд (1999—2001) становился чемпионом Германии, выиграл ещё один Кубок Германии в 2000 году и Межконтинентальный кубок в 2001 году.

После истечения контракта с «Баварией» летом 2002 года Эффенберг задумывался о завершении карьеры, однако получил выгодное предложение из «Вольфсбурга» и подписал с клубом однолетний контракт. Сезон 2002/2003 команда проводила слабо, к его середине закрепившись в нижней половине турнирной таблицы. В марте 2003 года тренер Вольфганг Вольф был уволен, на его место пришёл Юрген Рёбер. Эффенберг поначалу отнёсся к смене тренера позитивно, отметив успехи Рёбера в его предыдущем клубе, «Герте». Однако вскоре между игроком и новым тренером разгорелся конфликт. Рёбер не ставил Эффенберга в состав и требовал от него сбросить лишний вес, Штефан настаивал, что находится в оптимальной форме. В итоге, не сыграв при Рёбере ни одного матча, 3 апреля Эффенберг разорвал контракт с «Вольфсбургом» и уехал с семьёй отдыхать во Флориду.

Последним клубом в игровой карьере Эффенберга стал катарский «Аль-Араби», куда он перешёл 1 сентября 2003 года. Немец подписал контракт на год, за который его зарплата составила более 2 млн евро. В «Аль-Араби» Эффенбергу довелось вновь поиграть вместе с Габриэлем Батистутой, который был его партнёром в «Фиорентине».

Выступления за сборную

5 июня 1991 года Эффенберг дебютировал в национальной сборной Германии в матче со сборной Уэльса в Кардиффе, встреча завершилась поражением немцев со счётом 1:0. На чемпионате Европы 1992 года Эффенберг был одним из лучших в составе сборной Германии. Он сыграл пять матчей и забил гол в ворота сборной Шотландии, помог немцам дойти до финала, где они уступили сборной Дании, а сам был включён в символическую сборную турнира.

Тренер Берти Фогтс взял Эффенберга на чемпионат мира 1994 года, проходивший в США. Штефан выходил в стартовом составе во всех матчах группового этапа, однако в последнем, против сборной Южной Кореи, оказался в центре скандала. Немцы вели в счёте 3:0, но во втором тайме стали уставать из-за сильной жары и позволили соперникам перехватить инициативу. Немецкие болельщики решили, что виноват Эффенберг, и стали выкрикивать в его адрес оскорбления. На это Штефан, которого тренер как раз заменял, ответил, показав средний палец, что было запечатлено в телетрансляции. После этого инцидента Эффенберг был немедленно отчислен из команды.

Лишь в 1998 году он, успев реабилитироваться за свои скандальные выходки, принял участие в двух товарищеских матчах сборной Германии. Всего на его счету 35 сыгранных матчей и пять забитых голов за национальную команду.

Тренерская карьера

13 октября 2015 года назначен главным тренером клуба Второй Бундеслиги «Падерборн 07». Контракт подписан до 30 июня 2017 года. 16 октября 2015 года дебютной для тренера Эффенберга стала домашняя игра 11-тура второго дивизиона чемпионата Германии 2015/16 против «Айнтрахта» (Брауншвейг) (2:0).

Игровая характеристика

Штефан Эффенберг играл в центре полузащиты, выполнял функции плеймейкера. Тренер «Баварии» Оттмар Хитцфельд называл Эффенберга одним из лучших полузащитников мира. Штефан обладал лидерскими качествами, умел вдохновлять и вести за собой партнёров, в критических ситуациях не боялся брать на себя игру. Несмотря на своё скандальное поведение вне футбольного поля, в игре Эффенберг редко давал выход эмоциям. За почти четыре сотни матчей в Бундеслиге его удаляли с поля лишь семь раз.

Достижения

• Чемпион Германии: 1998/1999, 1999/2000, 2000/2001
• Обладатель Кубка Германии: 1994/1995, 1999/2000
• Обладатель Кубка немецкой лиги: 1998, 1999, 2000
• Обладатель Суперкубка Германии: 1990
• Победитель Лиги чемпионов: 2001
• Обладатель Межконтинентального кубка: 2001
• Чемпион итальянской Серии B: 1993/1994
• Финалист Лиги чемпионов: 1998/1999
• Финалист чемпионата Европы: 1992
• Самый ценный игрок сезона 2000/2001 по версии УЕФА
• Включён в символическую сборную чемпионата Европы 1992 года

Литература

• Титеев, Александр. Кобеляцкий, Александр. Герои Лиги чемпионов. Штефан Эффенберг. Исправившийся скандалист // Мой футбол. — 2002. — № 13 (132) (10 апреля). — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1609-3992&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1609-3992].</span>

Ссылки

• [www.national-football-teams.com/v2/player.php?id=14700 Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)
• [www.transfermarkt.com/stefan-effenberg/profil/spieler/197 Профиль на сайте transfermarkt.com] (англ.)

Отрывок, характеризующий Эффенберг, Штефан

– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.