Могилевский, Абрам Ильич

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Абрам Ильич Могилевский
Имя при рождении	Эхиль Абрам
Дата рождения	7 февраля 1875(1875-02-07)
Место рождения	Полтава, Российская империя
Дата смерти	27 мая 1964(1964-05-27) (89 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Страна	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Профессии	виолончелист, педагог
Инструменты	виолончель
Награды

Абрам Ильич Могиле́вский (1875 — 1964) — русский советский виолончелист и музыкальный педагог.

Биография

Родился 7 февраля 1877 года в Полтаве (ныне Украина). Учился в Варшавской консерватории, закончил Московскую консерваторию в 1904 году. С 1901 года регулярно принимал участие в симфонических концертах Русского музыкального общества, в исторических концертах оркестров под управлением С. Н. Василенко и Ю. С. Сахновского, симфонической капелле В. А. Булычёва. Летом 1909 года, проживая на даче в Крёкшине, играл для Л. Н. Толстого (самостоятельно и в составе трио совместно с А. Б. Гольденвейзером и Б. О. Сибором).

В 1921 — 1925 годах работал заведующий музыкальной частью Государственного Академического Еврейского театра «Габима»

Начиная с 1913 года, занимался педагогической деятельностью, в том числе в Государственном музыкальном училище имени Гнесиных (до 1920 года и затем в 1934—1948 годах). Вёл классы виолончели и камерного ансамбля. Среди учеников А. И. Могилевского, в частности, виолончелист и музыковед Л. С. Гинзбург.

Умер 27 мая 1964 года в Москве.

Награды

• заслуженный учитель школы РСФСР (14.2.1945)
• медали

Семья

• дочь — Могилевская, Софья Абрамовна, детская писательница.
• двоюродный брат — Могилевский, Александр Яковлевич, скрипач и музыкальный педагог

Отрывок, характеризующий Могилевский, Абрам Ильич

В самом городе между тем было пусто. По улицам никого почти не было. Ворота и лавки все были заперты; кое где около кабаков слышались одинокие крики или пьяное пенье. Никто не ездил по улицам, и редко слышались шаги пешеходов. На Поварской было совершенно тихо и пустынно. На огромном дворе дома Ростовых валялись объедки сена, помет съехавшего обоза и не было видно ни одного человека. В оставшемся со всем своим добром доме Ростовых два человека были в большой гостиной. Это были дворник Игнат и казачок Мишка, внук Васильича, оставшийся в Москве с дедом. Мишка, открыв клавикорды, играл на них одним пальцем. Дворник, подбоченившись и радостно улыбаясь, стоял пред большим зеркалом.
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.