Манор, Эхуд

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Эхуд Манор
Эхуд Манор со своей женой Офре Фукс (1993 год)
Основная информация

Эху́д Мано́р (ивр. ‏אהוד מנור‏‎ [Эhуд Манор]; 13 июля 1941 — 12 апреля 2005, Биньямина) — израильский поэт-песенник.

Эхуд Манор родился в Биньямине в 1941 году. Закончил Тель-Авивский университет, где изучал искусствоведение, вторую академическую степень получил уже в Кембридже, по специальности «английская литература».

В 1962 году Манор начал работать на радиостанции «Голос Израиля» редактором музыкальных программ, вся его дальнейшая профессиональная карьера связана именно с израильским радио. Манор также был ведущим немалого количества песенных программ на израильском телевидении.

В 1966 году Манор женился на израильской певице Офре Фукс, с которой у него родились трое детей.

Творчество Манора включает в себя тексты 1250 песен, многие из которых стали классикой израильской музыки. Среди них «Эйн ли эрец ахерет» («У меня нет другой страны»), «Ба-шана ха-баа» («В будущем году») и многих-многих других. Его песня «Abanibi», которую положила на музыку Нурит Гирш и исполнил Изхар Коэн, выиграла конкурс «Евровидение» в 1978 году, впервые для Израиля.

Ведущие израильские певцы исполняли песни на стихи Эхуда Манора. Среди них Илан и Иланит, Ави Толедано, Ошик Леви, Ярдена Арази, Хаим Моше, Эли Лузон, Зехава Бен, Йоав Ицхак, Авива Авидан и Сарит Хадад.

По статистике, Эхуд Манор — самый исполняемый автор песен за всю историю израильской музыки.

Эхуду Манору принадлежат также переводы некоторых известнейших произведений с английского на иврит, среди них шекспировские пьесы «Ромео и Джульетта» и «Двенадцатая ночь», а также мюзиклы «Волосы», «Кабаре» и «Отверженные». Он написал песенные тексты для спектакля «Мастер и Маргарита».

В 1998 году Эхуд Манор становится лауреатом Премии Израиля за уникальный вклад в израильскую песню.

Ссылки

• [www.hebrewsongs.com/artists-ehudmanorsonglist.htm Песни Эхуда Манора с переводом на английский]

Отрывок, характеризующий Манор, Эхуд

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.