Иргун

Иргу́н Цваи́ Леуми́ (ивр. ‏ארגון צבאי לאומי‏‎; рус. национальная военная организация), сокращённо Эцель (ивр. ‏אצ"ל‏‎), коротко Иргун (ивр. ‏ארגון‏‎; рус. организация) — еврейская подпольная организация, действовавшая на территории Палестины с 1931 по 1948 гг.

«Энциклопедия Британника» называет Иргун «правой подпольной организацией, совершавшей теракты и убийства против арабов и англичан, которых члены организации считали нелегальными оккупантами», а другие источники (журнал «Time», 1948), в том числе, и мандатные британские, называли её террористической организацией.

Изначально «Иргун» занимался защитой еврейских поселений от нападений арабов. После принятия так называемой «белой книги» в 1939, значительно ограничивающей репатриацию в Израиль, к этой задаче добавились борьба против британского мандата в Палестине и нелегальный перевоз еврейских беженцев из Европы. После начала Второй мировой войны основная часть Иргуна во главе с Давидом Разиэлем, предпочла сотрудничать с англичанами в их борьбе с нацистской Германией. В 1944 году Иргун под руководством Менахема Бегина принял решение о возобновлении вооружённой борьбы с англичанами.

После провозглашения независимости Израиля в 1948 году организация самораспустилась, а большая часть бойцов «Иргуна» вступила в «ЦАХАЛ» (Армию обороны Израиля). В июне 1948 года на базе «Иргуна» было создано политическое «Движение Херут» (председатель М. Бегин). На выборах в Кнессет 1-го созыва, прошедших 25 января 1949 года, движение «Херут» получило 11,5 % голосов.

Идеология и цели

Изначально «Иргун» занимался защитой еврейских поселений от нападений арабов. Позднее к этой задаче добавились «акции возмездия» против арабов и борьба против британского мандата в Палестине. На счету этой организации большое количество операций, в которых, наряду с вооружёнными арабами, еврейскими полицейскими и английскими военными, погибло и немало мирных граждан.

«Иргун» была основана на принципах правой идеологии «сионизма-ревизионизма». Считая, что она исповедовала радикальный национализм, некоторые современники называли её фашистской: Walter Yust в («Энциклопедии Британника») в 1947 году называет её «основанной на фашистских принципах». К фашистским организациям относил её и сам Муссолини, равно как и некоторые еврейские современники, например, Исаак Шёнберг, Ханна Арендт и Альберт Эйнштейн. В своем открытом письме в апреле 1948 года в американскую газету «Нью-Йорк Таймс», озаглавленном «Визит Менахема Бегина и цели его политического движения» они назвали как Иргун, так и созданную на его основе партию Херут (представленную с января 1949 года в Кнессете), «террористической право-радикальной шовинистской фашистской организацией, проповедующей крайний национализм, религиозную мистику и расовое превосходство».

Жаботинский, который вначале был увлечен фашизмом (в его итальянской, а не нацистской разновидности), и которого Муссолини называл сионистским «фашистом», выступал тем не менее против фашистских тенденций. Он писал:

«Ревизионистское движение основано на демократических ценностях XIX века, и оно может считать своими лишь тех, кто руководствуется этими ценностями и нравственным законом». «Как и абсолютному большинству моих товарищей, так и мне свойственна просто слепая ненависть к идее "Государство - это все". И равно чужды нам и коммунизм и фашизм.» «Я — прямая противоположность фашисту. Я ненавижу полицейское государство»

Однако, как утверждает публицист Дмитрий Хмельницкий, Жаботинский понимал под «расой» то же самое, «что и нацисты — общность людей с наследственными культурно-психологическими чертами». Жаботинский пишет:

«Ясно, что есть, слава Богу, еврейская раса и есть у этой „смеси“ свой „рецепт“ — и физический, и духовный, и это всё — у нас в крови. Глупо отвергать очевидные вещи, давным-давно признанные всеми, только из-за того, что их употребили во зло в Мюнхене»

История

1920-е — 1940-е годы

После арабских погромов 1929 г., в которых погибло от 129 до 133 евреев и 339 было ранено, «Хагана» и руководство еврейского Ишува предпочли политику «сдержанности», не отвечая на погромы евреев ответными акциями, сотрудничая с британской администрацией, концентрировали свои силы на обороне и укреплении еврейских поселений. Эта политика не нравилась многим, которые считали, что надо создать независимую еврейскую организацию, которая дала бы адекватный, по их мнению, ответ арабским нападениям и терактам. Исходя из этого, некоторые члены Хаганы, возглавляемые Авраамом Техоми, откололись от Хаганы и основали «Иргун» 10 апреля 1931.

Изначально «Иргун», как и «Хагана», занимался охраной еврейских поселений, а также отдельными ответными акциями против арабов, в том числе, в ответ на убийства в 1931—1935 гг. семи евреев.

В 1936 г. арабское население Палестины подняло восстание, направленное против политики Великобритании в Палестине и иммиграции евреев. В первые же его дни было убито 85 евреев.

В ответ на это, руководство Иргуна решило применить свой вариант принципа «Око за око» в виде ответных операций против арабского насилия, так, «чтобы форма возмездия или его место должны были соответствовать нападению, которое вызвало её». Таким образом, немалая часть атак Иргуна использовала тактику арабских террористов, не делающих различия между вооружённым противником и мирным населением.

Так,

• в шаббат 6 марта 1937 г. местным арабом был тяжело ранен (по некоторым данным, позже скончался^{[уточнить]}) один из евреев, молящихся у Стены Плача.
  • Несколькими часами позже, в результате обстрела в соседнем районе Рехавия один араб был убит, а второй ранен.
• 17 августа 1936 г. в результате обстрела пассажиров на остановке поезда «Яффо — Иерусалим» в Тель-Авиве был убит ребенок 7 лет, и ещё 24 еврея, включая детей, были ранены (из них 8 — тяжело).
  • На следующее утро, предположительно Иргуном, в том же районе был обстрелян такой же поезд, в результате чего погиб 1 пассажир — армянин, и 5 арабов были ранены (один — тяжело).

Среди наиболее серьёзных терактов Иргуна — взрыв на рынке в Хайфе 6 июля 1938 г., когда в результате приведения в действие взрывного устройства, заложенного в молочном бидоне, погибли 23 человека и 52 получили ранения^{[уточнить]}.

Взрыв стал ответом «Иргуна» на осуждение и казнь 29 июня 1938 г. Шломо Бен Йосефа (англ.) за неудачную попытку (без разрешения руководства «Иргуна») покушения на жизнь пассажиров автобуса, следовавшего 21 апреля 1938 г. из Цфата в Рош-Пину. В свою очередь, акция Бен Йосефа была ответом на убийство 7 евреев в марте-апреле 1938 года в районе Акко, Нахарии, Цфата. Многие видные фигуры в ишуве и за рубежом обратились к британской администрации с просьбой помиловать осужденных, но решение изменено не было. Сомнения в обоснованности ареста Бен Йосефа высказывались и в парламенте Великобритании.

В этот же день 6 июля 1938 г. в Старом городе Иерусалима, Тулькареме и Рош-Пине в результате обстрела из засад было убито 5 евреев и 5 было ранено.

25 июля 1938 г., также на рынке в Хайфе во взрыве, организованном Иргуном погибло 39 человек и 52 получило ранения, 26 августа на рынке в Яффо в результате теракта Иргуна погибло 24 человека и 35 было ранено.

После принятия так называемой «белой книги» в 1939, которая значительно ограничивала репатриацию в Израиль, «Иргун» стал считать Великобританию своим врагом. Кроме акций, направленных против англичан, «Иргун» занимался нелегальным перевозом еврейских беженцев из Европы.

После смерти руководителя (Жаботинского) в 1940 году, в начале Второй мировой войны, в Иргуне произошёл раскол. Отколовшаяся фракция, Лехи, во главе с Авраамом Штерном и Ицхаком Шамиром, считала главным врагом англичан и предлагала нацистской Германии свою помощь в борьбе с ними. Основная часть Иргуна, во главе с Давидом Разиэлем, предпочла на время войны с нацизмом сотрудничать с англичанами, проводя операции по заданию англичан. Сам Разиэль погиб в одной из таких операций в Ираке от бомбы, сброшенной с немецкого самолёта. Его сменил Яаков Меридор, продолживший политику сдержанности.

С приходом в 1943 к руководству организацией Менахема Бегина ситуация изменилась, и 1 февраля 1944 года, несмотря на продолжавшуюся войну с нацизмом, он провозгласил «восстание», расширив операции и на Великобританию. Иргунисты рассматривали британские войска как «преступную нацистскую британскую оккупационную армию». В результате атак Иргуна пострадали полицейские участки, налоговая инспекция, английская радиостанция и нефтепровод. В 1944 членами «Лехи» был убит британский министр по делам Ближнего Востока Уолтер Гиннесс. В ответ на это британские власти начали операцию против обеих организаций. Еврейское руководство Ишува и «Хаганы», сотрудничая с британскими властями, помогало им арестовывать участников «Иргуна» и «Лехи» (Операция «Сезон»). После волны арестов «Хагана» решила приостановить такую политику, но не прекратила её полностью. Арестованные члены «Лехи» и «Иргуна» были сосланы в тюрьмы в Африке и вернулись в Израиль только в июле 1948, после основания Государства Израиль.

Известной атакой против Великобритании был взрыв гостиницы «Царь Давид» в Иерусалиме 22 июля 1946. В результате акции погиб 91 человек, а также 250 были тяжело ранены. Среди убитых были 41 араб, 28 британцев, 17 евреев и 5 лиц других национальностей.

4 мая 1947 «Иргун» напал на британскую тюрьму в Акко и выпустил всех арестантов. В ответ на казнь членов «Иргуна» они захватили двух сержантов и угрожали казнить их в том случае, если Великобритания казнит трёх членов «Иргуна» (Меир Некер, Авшалом Хавив и Яаков Вайс). Трое членов Иргуна были казнены, а двое английских сержантов, Клиффорд Мартин и Мервин Пейс, были повешены «Иргуном». Тела повешенных сержантов были заминированы, и, когда их снимали с деревьев, был тяжело ранен ещё один британский служащий. Убийство двух сержантов привело к массовым антисемитским демонтстрациям в Англии, в ходе которых были разгромлены еврейские магазины в Ливерпуле, а в самой Палестине началась война насилия со стороны британских военнослужащих, в результате которой пять евреев были убиты и 15 получили серьёзные ранения, а также массовые аресты: были арестованы 35 видных деятелей ишува, причём не только ревизионисты, но и мэры Нетании, Тель-Авива и Рамат-Гана. Однако эти казни еврейских боевиков стали последними в истории британского мандата.

Также предпринимались попытки убийства британского премьер-министра Энтони Идена и командовавшего английскими войсками в Палестине Э. Баркера с помощью миниатюрных взрывных устройств, вмонтированных в почтовые отправления.).

После убийства посредника ООН по урегулированию арабо-израильского конфликта Фольке Бернадота, 17 сентября 1948 г. Временное правительство предполагало принять 23 сентября «Закон о борьбе с терроризмом No 33 of 5708-1948». В связи с этим, 21 сентября 1948 г. руководство «Иргуна» приняло ультиматум Временного правительства и объявило об окончательном роспуске организации, боевые отряды которой ещё сохранялись в Иерусалиме.

После принятия ООН плана раздела Палестины

После принятия Плана ООН о разделе Палестины 29 ноября 1947 года, ещё подмандатной Палестине начались столкновения между арабским и еврейским населением, также называемыe 1-м этапом Арабо-израильской войны (1947—1949), называемой в Израиле «Войной за независимость».

В ответ на арабский террор с первого дня после решения ООН, «Иргун» также прибег к тактике терактов против арабского населения. Пик противостояния пришёлся на зиму 1947-48 гг. 30 декабря 1947 года террористы «Иргун» бросили бомбу в толпу арабских рабочих у ворот нефтеперегонного завода в Хайфе, 6 арабов погибло. После этого арабы убили 39 своих еврейских коллег. За этот период в терактах, организованных «Иргуном» погибло более 100 арабских граждан, в результате арабского террора - около 250 евреев.

Согласно Эйнштейну и другим американским евреям:^{[уточнить]}

В последние годы спорадического антибританского насилия, группы Эцел [Иргун] и Штерн установили власть террора в палестинских еврейских сообществах. Учителя, выступавшие против них [Иргун] подвергались избиениям, людей расстреливали если они не позволяли своим детям присоединиться к ним. Гангстерскими методами, избиениями, битьем окон, повальными грабежами, эти террористы запугивали население и взимали тяжелую дань.

Гибель от 107 до 254 арабов, включая женщин и детей, во время боя за «Дейр-Ясин» считается поводом для нападения арабов на медицинский конвой, направлявшийся в больницу «Хадасса» в еврейском анклаве в Восточном Иерусалиме, в результате которого погибли 79 евреев, включая 20 женщин, медицинский персонал, раненых и охранников. Часть из них была заживо сожжена в автомобилях "Скорой помощи" и других транспортных средствах.

«Иргун» участвовал во многих боях 1-го этапа «Войны за независимость», в том числе, боях за Иерусалим, Тверию, Яффо, Хайфу.

После создания государства Израиль

После провозглашения Израилем независимости начался 2-й этап Арабо-израильской войны (1947—1949). Уже 15 мая 1948 года Египет, Сирия, Ливан, Трансиордания, Саудовская Аравия, Ирак и Йемен напали на только что провозглашённый Израиль с целью его уничтожения и создания в Палестине «единого государства».

К началу июня 1948 года между замминистра обороны Исраэлем Галили и руководителем «Иргуна» Менахемом Бегиным было подписано соглашение о том, что его боевые подразделения будут интегрированы в Армию обороны Израиля (ЦАХАЛ). Это соглашение было оперативно выполнено. Исключение составляли подразделения Иргуна в Иерусалиме, на который тогда не распространялся суверенитет Израиля.

22 июня того же года в Израиль в нарушение условий четырёхнедельного перемирия в шедшей войне, пришёл корабль «Альталена» с оружием и репатриантами (покупка корабля и добывание оружия начались задолго и до этого перемирия, и до начала Войны за независимость). Высадив репатриантов, корабль направился в тель-авивский порт, однако был обстрелян единственным имевшимся в распоряжении временного правительства 68-мм орудием и затоплен на рейде Тель-Авива по приказу Давида Бен-Гуриона.

О причинах этого инцидента мнения расходятся: согласно одним версиям, «Иргун» отказался передать оружие ЦАХАЛ, согласно другим — соглашение было достигнуто, но Бен-Гурион пошёл на провокацию, с целью уничтожить «Иргун», который, как он считал, готовил собственные вооружённые отряды для «фашистского путча». Журнал «Тайм» счел это необходимой борьбой с террористической организацией.

В ходе этого инцидента погибло 16 членов «Иргуна» (14 — переживших Катастрофу и два репатрианта с Кубы) и трое солдат ЦАХАЛа, 200 членов «Иргун» были арестованы, но вскоре освобождены и суду не предавались.

В июне 1948 года на базе «Иргуна» было создано политическое «Движение Херут» (председатель М. Бегин) На выборах в Кнессет 1-го созыва, прошедших 25 января 1949 года, движение «Херут» получило 11,5 % голосов. В 1974 году на базе «Херутa» и нескольких более мелких партий была образована партия «Ликуд». В 1977 году бывший глава «Иргуна» Менахем Бегин стал премьер-министром Израиля в результате победы партии «Ликуд» на выборах.

В 1979 году правительство Израиля учредило знак отличия для членов «Иргуна» как участников борьбы за создание государства.

См. также

• Список терактов Иргуна
• Жертвы межнационального противостояния в подмандатной Палестине до Арабо-Израильской войны 1947—49 гг.
• Еврейский терроризм

Литература

• J. Bowyer Bell. [books.google.ca/books?id=Df_2trrOLPAC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Terror out of Zion: the fight for Israeli independence 1929-1949: Irgun Zvai Leumi, LEHI, and the Palestine underground]. — Academy Press, 1979. — ISBN 0-380-39396-4.

Ссылки

• [www.etzel.org.il/ אתר האצ"ל (интернет-сайт организации)] англ.  (иврит)
• [www.il4u.org.il/Keren/Library/History/HistoryStateOfIsrael/Ezel.htm ЭЦЕЛЬ («Иргун Цваи Леуми»)]
• [www.israelradio.org/history/pal-clan.html Hebrew-Language Clandestine Radio Broadcasting During the British Palestine Mandate, by Douglas A. Boyd, University of Kentucky, Lexington, KY]

Отрывок, характеризующий Иргун

– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]