Эци

Эци
Ötzi
Дата рождения:	прим. 3300 г. до н.э.
Место рождения:	район нынешней деревни Вельтурно, севернее города Больцано, Италия
Дата смерти:	прим. 3300 г. до н. э. (возраст ок. 45 лет)
Место смерти:	склон горы Симилаун, Эцтальские Альпы на границе Австрии и Италии

Эци (нем. Ötzi, встречаются также варианты написания Этци и Отци) — ледяная мумия человека эпохи халколита, обнаруженная в 1991 году в Эцтальских Альпах в Тироле в седловине Хауслабьох (нем. Hauslabjoch) вблизи горы Симилаун, на высоте 3200 метров, в результате сильного таяния льда. Возраст мумии, определённый радиоуглеродным методом, составляет примерно 5300 лет. В Австрии мумию называют Эци (по месту обнаружения), а в Италии мумия известна как Симилаунский человек и Тирольский ледяной человек.

Является старейшей мумией человека, обнаруженной в Европе. В октябре 2011 года учёные заявили, что расшифровали геном Эци.

История находки

Эци был случайно обнаружен 19 сентября 1991 года двумя немецкими туристами из Нюрнберга, Гельмутом и Эрикой Симонами. Мумия хорошо сохранилась благодаря тому, что была вморожена в лёд. При извлечении без археологических инструментов (с помощью отбойного молотка и ледорубов) было повреждено бедро тела; кроме того, присутствующие брали части его одежды в качестве сувениров.

В дальнейшем тело было передано в морг города Инсбрук, где был установлен его истинный возраст.

Вскоре после обнаружения мумии стали говорить, что мёртвый был найден на итальянской территории, а не на австрийской, как предполагалось изначально. Граница между Италией и Австрией была установлена в 1919 году по Сен-Жерменскому договору между долинами Иннталь и Эчталь. В области долины Тизенйох из-за снежного покрова ледника границу было нелегко определить, поэтому власти назначили на 2 октября 1991 года измерение прохождения границы, в результате чего было установлено, что тело было обнаружено в Южном Тироле на территории Италии, в 92,56 м от границы с Австрией (46°46′44″ с. ш. 10°50′23″ в. д.46.77889° с. ш. 10.83972° в. д. / 46.77889; 10.83972   ).

Тело на тот момент уже находилось в австрийском Инсбрукском университете (институт истории первобытного общества и ранней истории). Южнотирольские власти предъявили свои права на находку, но разрешили Инсбрукскому университету закончить научные исследования.

С 1998 года мумия Эци выставлена в Южнотирольском музее археологии в Больцано, Италия.

Сейчас на месте находки установлен 4-метровый памятник из камня в форме пирамиды.

История названия

Обозначение мумии доставило властям довольно много сложностей. Для официального именования подобных находок используют, как правило, имена, связанные с географическими названиями, нанесёнными на государственные карты. В данном случае это Хауслабьох (нем. Hauslabjoch), расположенный в 330 м от места находки. Расположенный топографически существенно ближе Тизеньох (нем. Tisenjoch) не нанесён ни на одну государственную карту. В то время, как власти пытались определить единственно правильное имя для мумии, журналисты придумывали свои названия новой сенсационной находке. В результате многочисленных статей о мумии журналистами было придумано более 500 разных имён, названий и неологизмов. Среди них были «Человек из Хауслабьоха» (нем. Mann vom Hauslabjoch), «Человек из Тизеньоха» (нем. Mann vom Tisenjoch), «Человек из Симилауна» (нем.  Mann vom Similaun), «Человек во льду» (нем. Mann im Eis)

Венский репортёр Карл Вендль (нем. Karl Wendl) первым назвал мумию Эци в своей статье в венской газете «Arbeiter Zeitung» от 26 сентября 1991 года, поскольку тело было обнаружено недалеко от долины Эцталь.

Официальное название мумии было принято постановлением южнотирольского правительства от 2 июля 1997 года: Человек из льда (нем. Der Mann aus dem Eis, итал. L'Uomo venuto dal ghiaccio).

Обследование трупа

На момент смерти рост Эци составлял приблизительно 165 см, вес — 50 кг, а возраст — 45-46 лет. Найденный труп фактически весил 38 кг; лёд, покрывший тело сразу после смерти, приостановил процесс разложения. Анализ пыльцы, частиц пыли и зубной эмали показал, что детство Эци провел недалеко от нынешней деревни Вельтурно (нем. Feldthurns, итал. Velturno), севернее Больцано, а затем жил в долинах, находящихся в 50 километрах к северу.

В прямой кишке обнаружились остатки отрубей, кореньев, фруктов и мышечной ткани двух типов, соответствующей мясу серны и оленя. В последний раз Эци принимал пищу примерно за 8 часов до смерти. Высокое содержание меди и свинца в волосах позволяет предположить, что Эци имел отношение к производству меди. Учёные считают, что этот человек мог принадлежать к небольшому племени, в основном занимавшемуся сельским хозяйством.

При обследовании кишечника было найдены признаки кишечного паразита власоглава (лат. Trichuris trichiura).

Компьютерная томография показала, что 3 или 4 правых ребра были раздавлены уже после смерти. Кроме того, на теле отсутствовал эпидермис, что явилось следствием природной мумификации во льду.

Высказывались предположения, что Эци мог быть жрецом или колдуном. В пользу этой версии говорит найденный у него амулет, а также открытие в том районе австрийским этнографом Гансом Хайдом доисторического святилища.

Исследовав пропорции голени, бедра и таза, Кристофер Рафф пришёл к выводу, что по своему образу жизни Эци часто приходилось длительно передвигаться по холмистой местности. Такая степень подвижности не характерна для других европейцев медного века. Рафф считает, что Эци был пастухом в высокогорных районах.

Генетическая экспертиза

Группа учёных в 2011 году секвенировала полный геном Эци. Профессор патологоанатомии и судебной медицины Эдуард Эгартер-Вигль в интервью сообщил, что Y-хромосома Эци относится к субкладе G2a4 (G2-L91), которая впоследствии была переобозначена как G2a1b2 (PF3146). В наше время эта субклада встречается с низкой частотой по Южной Европе, достигая максимальной концентрации в географически изолированных популяциях Сардинии, Сицилии и Иберии.

Анализ митохондриальной ДНК показал, что Эци был носителем субклады K1f и не может быть причислен ни к одной из известных сегодня ветвей (K1a, K1b или K1c). Новая подгруппа, в наше время имеющая крайне ограниченное распространение, была условно названа K1ö по немецкому имени Эци — Ötzi.

ДНК-анализ также показал наличие предрасположенности к атеросклерозу и присутствие ДНК бактерии Borrelia burgdorferi (англ.), что сделало бы Эци древнейшим известным человеком с болезнью Лайма, хотя более поздние исследования показали, что идентификация Borrelia burgdorferi, возможно, ошибочна.

Учёные провели сравнительный анализ ДНК около 4 тысяч мужчин из австрийского Тироля. Выяснилось, что 19 из них являются родственниками Эци. Вальтер Парсон из Института судебной медицины полагает, что ту же редкую мутацию можно обнаружить в соседних регионах Швейцарии и Италии. По его словам, исследователи продолжат свою работу вместе с коллегами из этих стран.

Татуировки

На теле Эци было обнаружено около 57 татуировок из точек, линий и крестов. Четыре линии находятся слева от позвоночника, одна справа и три на левой икре, на правой стопе и на внутренней и внешней стороне правой лодыжки, соответственно. На внутренней стороне правого колена и в области возле левого ахиллова сухожилия (Tendo calcaneus) есть татуировка в форме креста. В отличие от современных татуировок, тату Эци были сделаны не с помощью иголок, а способом нанесения небольших надрезов, в которые потом засыпался древесный уголь. Татуировки на теле Эци были в тех местах и частях тела, которые были особо важны для него и, возможно, доставляли ему боль. Предполагается, что Эци много раз прибегал к лечению обезболивающими средствами. Есть предположения, что татуировки на теле «ледяного человека» — это прежде всего не символы, а терапия боли.

С помощью рентгена установлено, что Эци, возможно, страдал артритом. Некоторые учёные полагают, что узоры на теле означали переход юноши во взрослую жизнь, признание его мужчиной.

Одежда и обувь

Одежда Эци была довольно замысловата. Он носил плетёный соломенный плащ, а также кожаные «пальто», пояс, штаны, набедренную повязку и «мокасины». Помимо этого была обнаружена шапка из медвежьей шкуры с кожаным ремнём через подбородок. Широкие водонепроницаемые башмаки, судя по всему, были предназначены для походов по снегу. В них использовалась медвежья шкура для подошв, оленья кожа для верхней части и лыко в качестве шнуровки. Мягкая трава обвязывалась вокруг ноги и использовалась как тёплые носки. Пальто, пояс, штаны и набедренная повязка делались из полосок кожи, сшитых вместе сухожилиями. К поясу был пришит мешочек с полезными вещами: скребком, сверлом, кремнём, костяным шилом и сухим грибом, использовавшимся как трут.

Британским археологом Жаки Вудом (en:Jacqui Wood) была выдвинута гипотеза, что «мокасины» Эци являлись верхней частью снегоступов. Согласно этой теории, вещь, идентифицируемая как часть рюкзака, на самом деле является деревянной рамой и сеткой снегоступов, а также накидкой из кожи животного для покрытия торса.

Анализ митохондриальной ДНК одежды Эци показал, что использовалась кожа козы, коровы, овцы, меховая шапка была изготовлена из шкуры бурого медведя, колчан сделан из шкуры косули.

Снаряжение

Медный топор с тисовой (лат. Taxus) рукоятью, каменный нож с ручкой из ясеня (лат. Fraxinus), колчан с 14-ю стрелами с костяными наконечниками и калиновыми (лат. Viburnum) и кизиловыми (лат. Cornus) древками, а также 182-сантиметровый тисовый лук, ягоды и две корзины из берёсты.

Кроме того, среди вещей Эци были найдены связки из двух видов трутовиков (лат. Laetiporus). Один из них — берёзовый трутовик (лат. Piptoporus betulinus), обладает антибактериальными свойствами и, вероятно, использовался в лекарственных целях. Другой вид — трутовик настоящий (лат. Fomes fomentarius), входил в состав огнива. Для трута использовались около дюжины различных растений в дополнение к кресалу и пириту.

Найденные у Эци каменные орудия (кремнёвый скребок с «примитивной» односторонней обработкой, мустьерские наконечники для стрел, кремнёвый нож с обработкой в стиле «призматический нуклеус» с деревянной ручкой) относятся к различным периодам палеолита. Кроме того, у него был с собой медный топор, похожий на находки из захоронения культуры Ремеделло в северной Италии (датированы 2700 годом до н. э.). Если бы каждый из этих предметов был обнаружен отдельно, то Эци мог бы быть отнесён к палеолиту, мезолиту, неолиту и медному веку одновременно. Но, что парадоксально, снаряжение было у одного доисторического человека всё вместе.

Медный топор

Медный топор является единственным прекрасно сохранившимся медным топором доисторического периода. Лезвие топора в форме трапеции, длиной 9,5 см, состоит на 99,7 % из меди. Тщательно отшлифованная рукоятка длиной 60 см сделана из тиса, для закрепления на ней лезвия была обмотана узкими полосками кожи. Также на лезвии топора зафиксированы следы заточки. По словам доктора Джильберто Артиоли (Dr. Gilberto Artioli) из Миланского университета, рабочая группа университетов Милан и Триент исследовала медный топор «ледяного человека» и некоторые другие топоры того же времени. С помощью быстрых нейтронов^{[уточнить]} и рентгеновского излучения с высокой энергией возможно исследование структуры медных кристаллов внутри топора без повреждения самого предмета. Таким образом, можно в деталях реконструировать процесс создания предмета. Различия в структуре кристаллов меди позволяют сделать вывод, что толщина лезвия топора изменилась в процессе заточки. Можно предположить, что топоры из меди в 3000 до н. э. могли принадлежать людям из высших слоёв общества, также они служили оружием. Это даёт повод думать, что «ледяной человек» был либо руководителем группы, либо воином.

Лук

Самый большой предмет, найденный вместе с телом Эци, — лук длиной 1,82 м из тиса. Следы обработки чётко указывают, что речь идёт о незаконченном предмете. И всё же заготовка лука даёт понять, какой тип лука хотел сделать себе Эци. Посредством соскабливания и полировки хвощом поверхность лука должна была стать гладкой. Также отсутствует тетива, которая у доисторических луков, как правило, на одном конце была закреплена петлёй, а на другом — обкручиванием сухожилия вокруг лука.

Лук исследовал австралийский микробиолог Том Лой (англ. Tom Loy), который при осмотре установил неприятный прогорклый запах, исходящий от лука. Его исследования установили, что лук Эци был в крови. Этому было дано два объяснения: кровь в высушенном состоянии способна защищать деревянный лук от намокания, либо же это была кровь Эци от ранения руки.

Харм Паульсен (нем. Harm Paulsen), археолог, сделав по образцу лука Эци 9 луков и испытав их, сделал вывод, что лук Эци по своим техническим характеристикам приближается к современным спортивным лукам, и что с подобным луком с лёгкостью можно метко стрелять в диких животных на расстоянии 30—50 м. С таким луком можно стрелять и на расстояние 180 м. При натягивании тетивы на 72 см пальцы ощущают силу в 28 кгс.

Колчан и его содержимое

Колчан сделан в виде прямоугольного продолговатого мешка из шкуры. Внутри было обнаружено 12 заготовок и лишь две готовых к использованию стрелы. Заготовки были сделаны из веток калины и достигали 84—87 см в длину. Они были со снятой корой, но ещё не полностью гладкие. На кончиках есть зарубки.

Ещё в колчане были 4 кончика оленьих рогов, связанные вместе полосками лыка. Согнутый олений рог, вероятней всего, был универсальным предметом и использовался также для снимания шкуры с убитых животных. Также был найден двухметровый шнурок из лыка дерева, который был неравномерно обработан, и потому в качестве тетивы точно не мог служить, иначе он бы порвался.

Факты из жизни Эци

Многочисленные исследования мумии, проведённые на сегодняшний день, рассказывают многое о жизни ледяного человека.

Происхождение

Изотопный состав зубной эмали Эци показал, что ледяной человек не мог провести своё детство на содержащей известь земле, что, в свою очередь, делает возможным предположение, что местом, где родился и вырос Эци, было Финшгау или нижняя долина Айсакталь (нем. Eisacktal). По родству Эци был ближе к современным жителям южной Европы, обитающим на островах Сардиния и Корсика в Тирренском море, а не к обитателям альпийских регионов. По мнению специалистов, этот факт соответствует представлениям учёных о миграционных тенденциях того периода: предки Эци пришли в Альпы с Ближнего Востока по мере распространения земледелия, а оттуда позже мигрировали в направлении Средиземноморья.

В результате генетических исследований учёные выяснили, что предки Эци по отцу жили на Сардинии и на побережье Тирренского моря, а мать принадлежала к числу жителей Тирольских Альп.

Место проживания

Кремень, происходящий из местности вокруг озера Гарда (итал. Lago di Garda) (Италия), типология лезвия топора, набор деревьев, который Эци выбирал себе для изготовления предметов необходимости и снаряжения, а также цветочная пыльца, обнаруженная в его желудочно-кишечном тракте, — всё указывает на то, что Человек из льда жил к югу от главного хребта Альп.

В Институте ботаники при Университете Инсбрука был проанализирован состав содержимого кишечника мумии. Было обнаружено более 30 разных видов пыльцы с деревьев. Виды деревьев указывают на принадлежность их к смешанному типу лесов, который преобладает в Финшгау (нем. Vinschgau) (Валь Веноста (итал. Val Venosta)), а именно в долине Шнальсталь (нем. Schnalstal).

То, что Эци жил к югу от Альп, доказывает в первую очередь пыльца хмелеграба, который распространён только на юге Альп, а именно в Финшгау (нем. Vinschgau).

Внешний вид

Точный возраст, в котором умер взрослый человек, определить трудно, поскольку все процессы взросления и роста уже завершены. Для определения возраста Ледяного человека была изучена структура его костей, которая показала, что Эци на момент смерти было около 45 лет (с максимальным отклонением плюс-минус 5 лет). Следовательно, «ледяной человек» достиг довольно преклонного для человека эпохи неолита возраста.

Достигнув возраста около 45 лет, Эци считался одним из самых пожилых в своём обществе. Его тело показывало явные признаки старения: суставы были изношены, кровеносные сосуды в процессе заизвесткования. Кроме того, не было обнаружено 12-й пары рёбер, что является редкой аномалией в наше время.

Также на теле есть следы повреждений, которые Эци получил во время жизни: были установлены хорошо заживший перелом рёбер с левой стороны грудной клетки и перелом носа. Также на левой ноге был повреждён большой палец, что могло случиться в результате обморожения.

Тело Эци было обнаружено практически без волосяного покрова. Но вместе с телом были найдены клочья волос. Исследования федерального ведомства уголовной полиции Германии в Висбадене и немецкого научно-исследовательского института шерсти в Аахене показали, что клочья принадлежат не только животным, но и человеку. Одна из прядей состоит из сотен волос. Из этого можно заключить, что волосы Эци достигали 9 см длины, были волнистыми, тёмного цвета (оттенки от тёмно-коричневого до чёрного). Структура показывает, что Эци не заплетал волосы в косу, а вероятнее всего носил их свободно. С большой вероятностью у него была короткая бородка, на что указывают найденные рядом с телом коротковатые кучерявые пряди волос. Остальные волосы были идентифицированы как волосы с плеч и других частей тела.

Анализ на наличие металла в структуре волос показал, что в волосах Эци было намного меньше свинца, чем у современного человека, а мышьяка, наоборот, больше. Возможно, Эци жил в местах обработки мышьяковистой бронзы и добывания меди.

На верхней челюсти между резцами была обнаружена щель (4 мм), что часто передаётся генетически. Другая особенность — это отсутствие зубов мудрости. В современных популяциях эта аномалия часто наблюдается и считается эволюционной тенденцией к уменьшению челюсти.

Особенно удивляет большая изношенность зубов. Коронка зубов уменьшилась на 3 мм. Но тем не менее, кариеса обнаружено не было. Слева верхняя челюсть была очень изношена, что свидетельствует о частом использовании зубов как инструмента для обработки дерева, костей, кожи, сухожилий и т. д.

Язык

Археология не позволяет с уверенностью судить о языке, на котором говорил Эци. Исходя из места и времени его жизни, можно с определённой долей вероятности предположить, что Ледяной человек был носителем одного из палеоевропейских языков, например, языка, близкого к северопиценскому.

Голос

В сентябре 2016 года итальянские исследователи с помощью компьютерной томографии смогли реконструировать шейной отдел позвоночника мумии (от первого шейного до первого грудного позвонка) и восстановить локализацию подъязычной кости, а также измерить гортань и голосовые связки и таким образом создать модель голосового тракта Тирольского человека. Реконструкция также учла форму и размеры рта..

В результате удалось синтезировать возможный голос, которым обладал Эци. Некоторые важные данные, такие как плотность тканей или их толщина в ряде участков, утеряны, поэтому ученые отмечают, что реконструированный ими звук не стоит считать подлинным голосом Эци. Но некоторые ключевые его характеристики он передает: например, базовая частота голоса древнего человека лежала в пределах между 100 и 150 Гц, как и у обычного современного мужчины.

Причина смерти

Первоначальные версии о том, что Эци замерз в горах, были оспорены. Хранитель археологического музея Больцано Эдуард Вигл и альпинист Алоиз Пирпамер, нашедший в руке мумии нож, выдвинули версию об убийстве. У древнего человека были обнаружены повреждения позвоночника, сломанные рёбра и нос, палец на ноге отморожен, повреждена правая рука, а также ушибы и раны по всему телу.

Возможно, Эци погиб в результате двухдневной схватки. Найдены следы крови четырёх человек: кровь двоих обнаружена на колчане со стрелами, ещё одна — кровь самого Эци, а кровь четвёртого человека — на накидке рядом с телом. Криминалисты сошлись во мнении, что Эци спасал раненого товарища и нёс его на плече.

В 2001 году итальянским исследователем было установлено, что в плече мумии застрял наконечник стрелы. Стреляли сзади, наконечник вошёл так глубоко, что Эци не смог его вытащить. Возможно, пять тысячелетий назад в этом месте произошла стычка двух общин. Тело Эци потерялось в горах, и соплеменники не смогли его найти.

Возможно, что он вовсе не погиб трагической смертью в горах, а был с почестями погребён соплеменниками.

Фильмы

• Смерть ледяного человека. (англ. Death of the Iceman) BBC
• Ледяной человек. (нем. Der Mann aus dem Eis) VHS, Spiegel TV, 97 мин.
• Человек из Эцталя и его мир. (нем. Der Ötztal-Mann und seine Welt) VHS, Movienet Film GmbH, 93 мин.
• Эци — ледяной человек. (нем. „Ötzi - Der Mann aus dem Eis“) VHS, FWU — Wissen und Bildung, 27 мин.
• Ледяной человек. (англ. Ultimate Guide, Iceman) Discovery Communications Incorporated, USA/Brando Quilici Productions, Italy
• Загадки истории. Ледяная мумия (англ. Mysteries of History. Ice Mummy) AETN International, КП Продакшн, 2010.

См. также

• Таримские мумии
• Болотные люди

Литература

• Angelika Fleckinger: «Ötzi, der Mann aus dem Eis». — Folio Verlag, Wien — Bozen 2002 und Südtiroler Archäologiemuseum. — ISBN 3-85256-209-0

Ссылки

• [www.archaeologiemuseum.it South Tyrol Museum of Archaeology] (итал.)
• [rec.gerodot.ru/oetzi «Отци, или Симилаунский человек» в проекте «Реконструкция» на портале «Новый Геродот»]
• [www.cosmosmagazine.com/features/online/3485/who-killed-iceman?page=0%2C0 John Pickrell «Who killed the iceman?»]
• [news.nationalgeographic.com/news/2011/03/pictures/110304-otzi-iceman-mummy-reconstruction-face-eyes-science-oetzi/ новая реконструкция внешности Эци ] (англ.)
• [www.bbc.co.uk/russian/science/2012/02/120229_oetzi_iceman_dna.shtml Ученые: у «ледяного человека» Эци были карие глаза] (рус.). Русская служба Би-би-си (29 февраля 2012). Проверено 1 марта 2012. [www.webcitation.org/67eaSuWT1 Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
• [news.discovery.com/history/living-relatives-of-iceman-mummy-found-131014.htm Living Relatives of Iceman Mummy Found]

Отрывок, характеризующий Эци

– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.