Эшер, Мауриц Корнелис

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эшер, Морис»)
Перейти к: навигация, поиск
Мауриц Корнелис Эшер

Автопортрет, 1929 год
Имя при рождении:

Maurits Cornelis Escher

Место рождения:

Леуварден, Нидерланды

Место смерти:

Хилверсюм, Нидерланды

Жанр:

художник-график

Учёба:

Школа архитектуры и декоративных искусств (Харлем)

Влияние на:

Йос де Мей, Сандро дель Пре, Иштван Орос[1], Роб Гонсалвес

Награды:

Две королевские награды, художественная премия Hilversum

Ма́уриц Корне́лис Э́шер (нидерл. Maurits Cornelis Escher ([ˈmʌu̯rɪts kɔrˈneːlɪs ˈɛʃər̥] )[2]; 17 июня 1898, Леуварден, Нидерланды — 27 марта 1972, Хилверсюм, Нидерланды) — нидерландский художник-график. Известен прежде всего своими концептуальными литографиями, гравюрами на дереве и металле, в которых он мастерски исследовал пластические аспекты понятий бесконечности и симметрии, а также особенности психологического восприятия сложных трёхмерных объектов, самый яркий представитель имп-арта.





Биография

Нидерланды (1898—1922)

Мауриц Эшер (уменьшительное нидерл. Mauk — «Маук») родился 17 июня 1898 года в городе Леуварден, административном центре нидерландской провинции Фрисландия, в семье инженера. Его родителями были Джордж Арнольд Эшер (George Arnold Escher) и Сара Адриана Глейхман-Эшер (Sarah Adriana Gleichman-Escher, вторая жена Джорджа, дочь министра), Мауриц был их младшим сыном (у него было четыре старших брата, Беренд и Эдмонд от первого брака отца, Арнолд и Ян от второго[3][4]). Семья жила во дворце «Princessehof», в XVIII веке принадлежавшем Марии Луизе Гессен-Кассельской, матери статхаудера Вильгельма IV. Сейчас в этом дворце открыт музей керамики[5][6], во дворе которого стоит стела с изразцами, выполненными Эшером[L 1].

В 1903 году семья переехала в Арнем[7], где с 1907 года мальчик некоторое время учился столярному делу и музыке, в возрасте семи лет он год провёл в детской больнице в приморском городе Зандворт для улучшения слабого здоровья. С 1912 по 1918 год Мауриц учился в средней школе. Хотя с раннего возраста он проявлял способности к рисованию, его успехи в школе были весьма посредственными (в числе прочего, он провалил экзамен и по рисованию). В 1916 году Эшер выполняет свою первую линогравюру, портрет своего отца Дж. А. Эшера[5].

В 1917 году семья Эшеров переехала в Остербек (пригород Арнема). В то время Эшер и его друзья на протяжении нескольких лет увлекались литературой, Мауриц писал стихи и эссе. Он не смог сдать четыре выпускных экзамена и из-за этого не смог получить аттестата зрелости. Несмотря на отсутствие аттестата, из-за ошибки в голландском законодательстве он смог добиться отсрочки от службы в армии для продолжения учёбы и в 1918 году стал брать уроки архитектуры в Техническом училище Делфта. Из-за плохого здоровья Эшер не справился с учёбой и был отчислен[5][8], но в 1919 году всё же поступил в Школу архитектуры и декоративных искусств в Харлеме, которую закончил в 1922 году[L 2]. Там его учителем был художник Самуэль де Мескита, оказавший на молодого человека огромное влияние. Эшер поддерживал дружеские отношения с Мескитой вплоть до 1944 года, когда Мескита, еврей по происхождению, 1 февраля был вместе с семьёй арестован и отправлен нацистами в Освенцим. Почти сразу после прибытия (предположительно, 11 февраля) Мескита и его жена были умерщвлены в газовой камере. После гибели учителя Эшер помог отправить его работы в амстердамский музей «Стеделейк», оставив у себя лишь один эскиз со следом немецкого сапога, а в 1946 году он организовал в упомянутом музее мемориальную выставку[5].

Эшер совершенно сознательно выбрал карьеру гравёра, а не художника (маслом). По мнению исследователя его творчества Ханса Лохера, Эшера привлекала возможность получения множества оттисков, которую предоставляли графические техники, так как его уже в раннем возрасте интересовала возможность повторения образов[4].

В 1921 году Эшер с семьёй посетил Северную Италию и Французскую Ривьеру. Он впервые побывал за границей и получил возможность познакомиться с искусством итальянского Возрождения, которое произвело на него сильнейшее впечатление[L 3]. Он рисует оливковые деревья, начинает эксперименты со сферами, зеркалами. Его гравюры иллюстрируют юмористический буклет его друга, Ада ван Столка Flor de Pascua («Пасхальный цветок»), вышедший в октябре в Нидерландах. Первой печатной работой, проданной большим тиражом, была «Святой Франциск» (проповедь птицам)[5]. Уже в этой книге начинают появляться мотивы, характерные для позднего творчества Эшера, как, например, искажение пространства в его автопортрете в сферическом зеркале.

Италия (1922—1935)

В апреле 1922 года Эшер с двумя друзьями уезжает в Италию, где к ним присоединилась сестра одного из друзей. По легенде, мать проводила сына словами «Сын мой, не кури слишком много»[8] (Эшер всю жизнь был заядлым курильщиком[L 4]). Два его друга возвращаются из Флоренции в Нидерланды через пару недель, так как у них закончились средства, и дальше Эшер едет в Сан-Джиминьяно. Он рисует Вольтерру и Сиену, впервые видит флуоресцирующее море, всю весну 1922 года проводит за городом, рисуя пейзажи, растения и насекомых. Посетив также Ассизи, Равенну, Венецию, Падую, и Милан, в июне Эшер возвращается в Остербек с намерением окончательно переехать в Италию[L 5]. В сентябре 1922 года он на пароходе плывёт в Испанию, где посещает Барселону и Мадрид, посещает бой быков, а затем едет в Гранаду и изучает в Альгамбре мавританский стиль. Вернувшись в Италию, он с ноября поселяется в Сиене, где в августе 1923 года проходит его первая персональная выставка, где художнику удалось продать одну работу. С ноября 1923 года Эшер живёт в Риме. До 1935 года он каждый год путешествовал по Италии не меньше двух месяцев, посетив Сицилию, Абруццо, Кампанью, а также Корсику, Мальту и Тунис[L 6]. В этот период он создал множество пейзажей, в перспективе которых уже угадываются будущие геометрические опыты художника.

В марте 1923 года во время путешествия в Равелло Эшер впервые встречается с Джеттой (Джулией) Умикер (нем. Jetta Umiker), дочерью швейцарского промышленника (до 1917 года управляющего двумя текстильными фабриками в Нахабине под Москвой[L 6]). Мауриц объяснился с ней в последний момент, когда семья девушки уже почти уехала домой, в Швейцарию; они были помолвлены, а 12 мая 1924 года сыграли свадьбу в Виареджо, в Италии. В свадебное путешествие они едут в Остербек, останавливаясь надолго по дороге в Генуе, Аннеси, Париже и Брюсселе, а затем возвращаются жить в Италию и покупают недостроенный дом в Фраскати, около Рима. С октября 1925 года они переезжают в этот дом[8]. 16 октября брат Эшера Арнолд погиб в горах в Южном Тироле; художник был вынужден посетить место для опознания тела. Именно после этого Эшер создаёт свои «Дни творения».

В Риме в июле 1926 года у пары рождается сын, Джордж. На крещении ребёнка присутствовали Виктор Эммануил III и Муссолини[8][9]. Второй сын, Артур, родился в 1928 году.

В конце 1920-х годов Эшер набрал существенную популярность в Нидерландах, не в последнюю очередь благодаря стараниям переехавших к тому времени в Гаагу родителей[L 7]. Так, в 1929 году он смог провести пять выставок в Голландии и Швейцарии, получивших благоприятные отклики в прессе, в том числе в наиболее влиятельных нидерландских газетах. Именно в этот период картины Эшера впервые были названы механическими и «логическими»[5]. С 1931 года художник всё больше обращается к торцовой ксилографии. Всего он создал 448 литографий и гравюр и около 2 тысяч рисунков и набросков[10]. Несмотря на это, в течение всего итальянского периода Эшер не мог содержать семью на заработки от продажи своих работ и жил на финансовую помощь отца[L 8].

В конце 1930 и в 1931 году у Эшера обострились проблемы со здоровьем, создание новых работ замедлилось. Однако Г. Дж. Хогеверф (нидерл. G. J. Hoogewerf), директор голландского исторического музея в Риме, предложил ему написать в журналы о нескольких его работах и издать книгу. Отобранные работы были опубликованы в 1932 году в составе книги Emblemata. В 1933 году кабинет гравюр амстердамского Рейксмюсеума, ведущего музея Нидерландов, приобрёл двадцать шесть произведений Эшера[8].

Эшеры живут в Италии до 4 июля 1935 года[8]. Из-за ухудшения политического климата в фашистской Италии и из-за проблем со здоровьем девятилетнего сына семья была вынуждена продать дом в Риме и покинуть Италию[L 9].

Швейцария и Бельгия (1935—1941)

Сразу после переезда в Шато-д’О (Швейцария), летом 1935 года, Эшер заезжает по делам в Гаагу, к родителям, где рисует один из известнейших портретов отца. Жизнь в Швейцарии была дороже, и Эшерам потребовалось некоторое время усердно работать. Джетта вновь стала заниматься фортепиано, Эшер вступил в шахматный клуб. Он пробовал создавать пейзажи, но был разочарован потерей той теплоты, что получалась в пейзажах итальянских. В начале 1936 года он вновь решил отправиться в Южную Европу и предложил одной судоходной компании делать изображения их кораблей и гаваней, в которые те заходят, в обмен на бесплатный проезд. К его удивлению, компания «Адрия» согласилась; Джетта присоединилась к его поездке в мае, а к 1 сентября пара вновь вернулась в Шато-д’О. Это было последнее большое путешествие художника по средиземноморской Италии[5]. На пароходе они проплыли вдоль побережья Италии и затем в Испанию, где Эшер вторично посетил Альгамбру. К концу 1936 года Эшер создаёт свою первую картину невозможной реальности «Натюрморт с улицей».

1937 год является переходным в творчестве Эшера, когда он сменил жанр пейзажа на создание произведений, воплощающих геометрические конструкции[11].

В августе 1937 года семья, которая так и не смогла привыкнуть к атмосфере сельской Швейцарии, переезжает в Уккел, пригород Брюсселя. Эшер показывает своему брату-кристаллографу Бееру (Беренду) картину, над которой он работает, и тот видит возможности применения этих идей в кристаллографии. В 1938 году Эшер создаёт основу для своей знаменитой литографии «День и ночь».

14 июня 1939 года в Гааге в возрасте 96 лет умирает Джордж Арнолд Эшер, отец художника. Несколькими месяцами позже Эшер создаёт знаменитые «Метаморфозы». 27 мая 1940 умирает Сара Глейхман Эшер. В это время Брюссель уже был оккупирован нацистской Германией, и Эшер не смог присутствовать на похоронах матери. Вторую половину года он обустраивал её финансовые дела, а также выполнял заказ мэрии Лейдена по украшению здания[8].

Нидерланды (1941—1972)

В январе 1941 года Эшеры возвращаются в Нидерланды. С 20 февраля 1941 года семейная пара жила в городе Барн (Baarn)[10], в 1955 году они переехали в новый дом в том же городе. Эшер пережил немецкую оккупацию в Нидерландах. Ещё до конца войны он выполнил эскиз диплома для Временной академии в Эйндховене, учебного заведения, существовавшего в освобождённой от оккупации юго-восточной части страны. Сразу после войны Эшер участвовал в выставке художников, отказавшихся сотрудничать с нацистским режимом[8].

В 1946 году Эшер начинает интересоваться технологией глубокой печати, но она отнимала у него слишком много времени, отчего до 1951 года он выполнил не более семи оттисков в манере меццо-тинто, и более не работал в технике углублённой гравюры, предпочитая тоновые контрасты, а не линейный контур[L 2].

В 1949 году Эшер с двумя другими художниками устраивает большую выставку своих графических работ в Роттердаме; ряд произведений продаётся, художники рассказывают об их создании (в частности, Эшер рассказывал, что для создания «Рептилий» он делал маленькую фигурку из пластилина, которую передвигал по столу[5]). После публикации двух статей Эшер стал известен в США, у него в конце 1950 года берёт интервью корреспондент британского журнала «Студио» Израэль Шенкер. Текст интервью был опубликован в феврале 1951 года. В том же году статьи об Эшере публикуют журналы «Тайм» (2 апреля) и «Лайф» (7 мая)[8]. С этого момента Эшер, который был популярен в Европе, но мало известен в Америке, получает всемирную известность.

Расцвет популярности

В 1950-х годах Эшер приобрёл большую популярность в качестве публичного лектора, а в 1950 году в Вашингтоне проходит первая его персональная выставка в США. После этого резко увеличиваются продажи его произведений в США. Так, в середине 1950-х годов через вашингтонского дилера он продал 150 отпечатков на сумму 2125 долларов[8]. Художник много путешествует, с 1954 по 1961 год он совершает ежегодно как минимум одно путешествие на корабле, обычно в Италию. В 1954 году большая выставка его работ проходит в музее «Стеделейк» одновременно со Всемирным математическим конгрессом в Амстердаме[11][12]. В результате значительно сокращается время для создания произведений — в 1954 году Эшер выполнил только две работы[8].

27 апреля 1955 года королева Вильгельмина производит Эшера в рыцари (пятая степень, рыцарь ордена Оранье-Нассау (англ.)). В 1957 году художнику заказывают фреску в Утрехте, работа над ней продолжалась почти весь 1958 год. В октябре 1958 года Джордж Эшер заканчивает университет и эмигрирует в Канаду.

После изучения статьи геометра Дональда Коксетера из Оттавы, который проиллюстрировал систему образцов, уменьшающихся по мере удаления от центра (гиперболические замощения плоскости), Эшер создаёт ряд работ (эффект Коксетера наблюдается как минимум в шести, в частности, «Предел — круг») с уменьшением объектов при приближении к центру или при удалении от него[8].

В 1959 году художник встретился с химиком и кристаллографом Каролиной Макгиллаври и по её приглашению в августе 1960 года выступает с лекцией о симметрии на международной кристаллографической конференции в Кембридже. 29 августа он плывёт в Ванкувер, в октябре выступает с лекциями в Оттаве и Массачусетском технологическом институте.

В то же время художник получает опубликованную годом ранее статью Лайонела Пенроуза и Роджера Пенроуза из «Британского журнала психологии» и под влиянием описанного в статье эффекта «лестницы Пенроуза» создаёт картину «Вверх и вниз»[L 2]. В 1958 году публикуется Regelmatige vlakverdeling («Правильное деление плоскостей»), в 1959 году — Grafik en Tekeningen («Графические работы»), в которой 76 работ прокомментировал сам художник.

29 июля 1961 года во влиятельном еженедельном журнале «Сатердей ивнинг пост» была напечатана большая статья Эрнста Гомбриха о творчестве Эшера.

Последние годы

В 1962 году художник переносит срочную операцию и долгое время пребывает в госпитале. В 1964 году Эшер снова отправляется в Канаду, чтобы повидать сына и прочитать несколько лекций, но почти сразу попадает в Торонто на операцию и затем возвращается в Европу. После этого его здоровье ухудшается, и в конце 1960-х годов он нуждается в постоянном уходе.

В 1965 году Эшер получает художественную премию города Хилверсюм (нидерл. Hilversumse Cultuurpreis), а Каролина Макгиллаври публикует книгу «Symmetry Aspects of M. C. Escher’s Periodic Drawings» («Симметричные аспекты периодических рисунков Эшера»). В октябрьском номере научно-популярного журнала «Сайентифик америкэн» за 1967 год выходит статья, посвящённая творчеству Эшера. В 1967 году королева Юлиана производит Эшера в рыцарский чин четвёртой степени (офицер ордена Оранье-Нассау). В 1968 году в Гааге была организована ретроспектива в честь 70-летия Эшера; в конце того же года Джетта, которая так никогда и не была довольна жизнью в Голландии[13], возвращается в Швейцарию. Хотя формально супруги не разводились, они больше никогда не жили вместе.

В июле 1969 года Эшер создаёт свою последнюю гравюру на дереве — «Змеи». В 1970 году происходят ещё одна операция и госпитализация, Эшер переезжает в дом для престарелых художников «Роса Спир хёйс» (нидерл. Rosa Spier Huis) в городе Ларен, около Хилверсюма. На Всемирной выставке в Осаке демонстрируется фильм о его творчестве[14].

В 1971 году публикуется «De werelden van M. C. Escher» («Миры Эшера»), книга ещё при жизни художника была переведена на английский язык.

Эшер скончался 27 марта 1972 года в госпитале «Диаконессехёйс» (нидерл. Diakonessehuis) в Хилверсюме[11] от рака кишечника[L 10]. Похоронен в Барне на кладбище Ниве алхемеен бехраафсплаатц (нидерл. Nieuwe Algemeen Begraafsplaats)[L 11].

У Эшера было три сына: Джордж (1926), Артур (1928) и Ян (1938)[15]. Старший из них, Джордж, регулярно читает лекции о творчестве отца[16].

Творчество

Хотя я абсолютно несведущ в точных науках, мне иногда кажется, что я ближе к математикам, чем к моим коллегам-художникам[L 2].

Для сюжетов «классических» произведений Эшера («Рисующие руки», «Метаморфозы», «День и ночь», «Рептилии», «Встреча», «Дом с лестницей» и т. д.) характерно остроумное осмысление логических и пластических парадоксов. В сочетании с виртуозной техникой это производит сильнейшее впечатление. Многие графические и концептуальные находки Эшера вошли в число символов XX века и впоследствии неоднократно воспроизводились или «цитировались» другими художниками.

В то же самое время работы Эшера подчёркнуто относятся к элитарному искусству. Это даже вызывало критику его творчества как непонятного рядовому зрителю[17].

В процессе работы художник брал идеи из математических статей, в которых рассказывалось о мозаичном разбиении плоскости, проецировании трёхмерных фигур на плоскость, неевклидовой геометрии, «невозможных фигурах», логике трёхмерного пространства. Хотя Эшер не принадлежал к основному потоку авангардного искусства XX века, считается[18], что его творчество следует рассматривать в контексте теории относительности Эйнштейна, фрейдовского психоанализа, кубизма и прочих достижений в области соотношений пространства, времени и их тождественности.

Одним из самых выдающихся аспектов творчества Эшера является изображение «метаморфоз», фигурирующих в разных формах во множестве работ. Художник подробно исследует постепенность перехода от одной геометрической фигуры к другой, посредством незначительных изменений в очертаниях. Кроме того, Эшер неоднократно рисовал метаморфозы, происходящие с живыми существами (птицы превращаются у него в рыб и прочее) и даже «одушевлял» в ходе метаморфоз неодушевлённые предметы, превращая их в живые существа.

Мауриц Эшер одним из первых стал изображать в своих мозаичных картинах фракталы. Во время XII Всемирного Математического Конгресса в Амстердаме в 1954 году была открыта выставка работ Эшера[12]. Математическое описание фракталов было предложено только в 1970-е годы (термин «фрактал» был введён в 1975 году).

На множестве картин Эшера происходит демонстрация упорядоченного сечения плоскости или заполнение её тождественными формами, которые без зазоров, плотно, прилегают друг к другу (навеяно «мавританским» средневековым стилем).

Пейзажи

Во время пребывания в Италии, Швейцарии и Бельгии Эшер создал несколько десятков пейзажей, в основном ксилографий, тщательно прорисованных и выполненных в абсолютно реалистическом стиле (исключением является ранняя литография «Лес около Ментона», напоминающий раннее творчество Пита Мондриана[L 12]). Это в основном результаты путешествий Эшера по Италии, на Корсику и на Мальту. В 1939 году он также выполнил серию видов Делфта. Но в этих пейзажах, например, «Бонифачо, Корсика» или «Сиенские крыши», уже просматривается необычная перспектива: виды городов даются сверху или с большого расстояния. В поздних работах Маурица Эшера эта перспектива была развита для создания оптических иллюзий.

Мозаики

Математически доказано, что регулярное замощение плоскости возможно только тремя правильными многоугольниками: треугольником, квадратом и шестиугольником. Эшер интересовался как регулярными мозаиками, так и нерегулярными. Кроме того, что художник использовал нерегулярные мозаики (образующие неповторяющиеся узоры), он много работал с метаморфозами, изменяя многоугольники под зооморфные формы, заполняющие поверхность. Интерес к мозаикам проявился в 1936 во время путешествия в Испании[19] под влиянием геометрических орнаментов Альгамбры.

Художник не только интересовался нерегулярным заполнением плоскости, называя это игрой[L 2], он совмещал эксперименты с заполнением плоскости с экспериментами с переходами плоскости в объём и наоборот («Рептилии»).

Многогранники

Многогранники в работах Эшера играют роль как основной фигуры, так и вспомогательных элементов. В работах «Порядок и хаос» и «Звёзды» художник использует негеометрические формы для усиления впечатления от правильности центральных фигур: в первой из упомянутых работ в символе порядка и красоты отражается хаотическое собрание ненужных, сломанных, разбитых предметов, а во второй в конструкции из трёх правильных полых октаэдров живут два хамелеона.

Многоугольники, как и сферы, используются в работах Эшера для создания перспективы. Последней литографией в серии многоугольников была «Гравитация». На ней изображён додекаэдр, образованный двенадцатью плоскими пятиконечными звёздами. На каждой из площадок живёт длинношеее четырёхногое бесхвостое фантастическое животное; его туловище находится в пирамиде, в отверстия которой оно высовывает конечности, верхушка пирамиды является одной из стен жилища соседнего чудовища. Пирамиды одновременно выступают и как стены, и как полы: литография служит переходом к группе относительности[L 2].

Спирали

Основных видов спиралей, используемых Эшером в своих работах, можно назвать три: спирали-мозаики (например, гравюра «Водовороты», в которой художник работал над бесконечным множеством применительно к заполнению поверхности), образование поверхности (например, в гравюре «Сферические спирали» изображены 4 ленты, образующие сферическую поверхность, проходящие от полюса к полюсу, бесконечно малые на полюсах и широкие к экватору), закручивание спиралей самих в себя (работа «Спирали»)[19][L 2].

Форма пространства

Эшера волновали особенности перехода от плоскости к пространству, взаимодействие имеющих определённую форму двухмерных фигур и трёхмерных существ, способных передвигаться в пространстве. Эшер стремился иллюстрировать динамику явления, и видел абсурд в том, что несколько проведённых линий могут восприниматься глазом как объёмная фигура[L 2]. Примером работы, в которой художник изучал такое восприятие — в работе «Три пересекающиеся плоскости», где каждая плоскость, составленная из квадратных плиток, расположенных в шахматном порядке, сокращается в перспективе до точки, три получившиеся точки образуют равносторонний треугольник. Помимо этого, Эшер работал над заполнением пространства; на его взгляд[L 2], из созданных на эту тему работ идеальной по композиции может считаться третий «Предел круга» (рыбоподобные фигуры уменьшаются при удалении от центра круга, плотно заполняя при этом поверхность; подобное уменьшение может быть бесконечным; при этом картина демонстрирует один из видов неевклидова пространства, описанный Анри Пуанкаре: теоретически находящийся в этом пространстве человек не будет чувствовать ничего необычного, но не сможет нарисовать фигуры с четырьмя прямыми углами, соединёнными прямыми линиями, так как в этом пространстве не существует квадратов и прямоугольников[19]).

Из известных работ, связанных с формой пространства, можно назвать также ленты Мёбиуса Эшера.

Логика пространства

В качестве картины, в которой исследуется и логика пространства, и его топология, можно назвать литографию «Выставка гравюр». Центральная часть пространства растянута, при этом оно изгибается по часовой стрелке вокруг незаполненного центра. Справа снизу вход; следуя взглядом по галерее, читатель выходит на левый нижний угол, в котором стоит юноша, по размерам раза в четыре больше первого. Юноша рассматривает пароход, изображённый на гравюре, которая идёт влево; на ней изображены лодки, канал, дома; из одного из окон выглядывает женщина, которая смотрит… на крышу галереи, в которой находится юноша.

Художник создавал на своих картинах оптические иллюзии, в основном с помощью светотени. Например, на картине «Куб с полосками» невозможно определить, в какую сторону обращены объёмные «пуговицы», расположенные на ленте.

Кроме того, «игрой» с логикой пространства являются картины Эшера, на которых изображены различные «невозможные фигуры»; Эшер изображал их как отдельно, так и в сюжетных литографиях и гравюрах, самой примечательной из которых является, вероятно, литография «Водопад», основанная на невозможном треугольнике (треугольник Пенроуза). Водопад играет роль вечного двигателя, а башни кажутся одинаковой высоты, хотя в каждой из них на этаж меньше, чем в соседней. Две другие гравюры Эшера с невозможными фигурами — «Бельведер» и «Спускаясь и поднимаясь». Все три созданы между 1958 и 1961 годами.

Эшер работает с проблемами перспективы, начиная с ранних гравюр («Вавилонская башня»); спустя десятилетия после её создания работа над перспективой велась уже не ради интересных ракурсов, но и для создания полуабсурдных произведений, позволяющих рассмотреть один и тот же объект с разных точек в рамках единой картины («Другой мир II», «Выше и ниже»). Например, на литографии «Выше и ниже» художник разместил сразу пять «точек исчезновения» (точек, которые «сообщают» глазу человека о бесконечности пространства).

Самовоспроизведение и информация

Наиболее полное исследование этого вопроса в творчестве художника освещено в книге Дугласа Хофштадтера «Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда (Gödel, Escher, Bach: An Eternal Golden Braid)», выпущенной в 1980 году и награждённой Пулитцеровской премией.

Наиболее очевидна тема самовоспроизведения в литографии «Рисующие руки»: хорошо прорисованы кисти рук, выходящие из ещё лишь набросанных манжетов; каждая из кистей рук рисует манжет соседней руки. Возникает «странная петля», в которой уровни рисующего и рисуемого взаимно замыкаются друг на друге[L 13].

Группу картин Эшера Хофштадтер называет «рекурсивными», в них «фон может рассматриваться как отдельный самостоятельный рисунок», а первый рисунок по отношению к второму является фоном[L 14].

Дизайн

За свою жизнь Эшер создал большое количество дизайнерских работ по заказам разных организаций. Самым большим (длина 48 м) является произведение «Метаморфоза III», выполненное в 1968 году (открыто для публики 20 февраля 1969 года) по заказу Королевской Почты Нидерландов (PTT) и состоящее из соединения различных мотивов и цветов (фактически является сильно увеличенной версией работы 1939 года «Метаморфоза II»). Долгое время оно висело в Гааге в почтовом отделении на площади Керкплейн, но 17 января 2008 года в связи с переездом почтового отделения было перенесено в аэропорт Схипхол, где висит в одном из залов вылета[20].

Среди прочего, Эшер также выполнил дизайн обёрточной бумаги для нескольких компаний, в том числе для крупной сети нидерландских магазинов De Bijenkorf, почтовых марок, денежных банкнот, экслибрисов для своих друзей, плафона для главного здания компании Philips в Эйндховене, трёх колонн для школы в Гааге и рельефа для другой школы, также в Гааге. Большая часть этих проектов не была реализована.

Список работ[21]

Книги, иллюстрированные Эшером

  • A. P. van Stolk. Flor de Pascua. — Baarn, 1921.
  • E. E. Drijfhout. XXIV Emblemata dat zijn zinne-beelden. — Bussum, 1932.
  • J. Walch. De vreeselijke avonturen van Scholastica. — Bussum, 1933.

Книги, написанные Эшером

  • M. C. Escher. Regelmatige vlakverdeling. — Utrecht, 1958.
  • M. C. Escher. Grafiek en tekeningen. — Zwolle, 1959.
  • M. C. Escher. The graphic work of M. C. Escher. — New York, 1961.
  • R. Escher, M. C. Escher. Bewegingen en metamorfosen. Een briefwisseling. — Amsterdam, 1985.

Наследие

В 1968 году, за 4 года до смерти, Эшер создал фонд The M. C. Escher Foundation для того, «чтобы сохранить его наследие»[27]. The M. C. Escher Foundation продолжает организовывать выставки работ художника, выпускать книги и фильмы о нём и его работах. Однако фонд не наследовал его авторские права.

В качестве владельца авторских прав выступает The M. C. Escher Company B. V. Этот фонд управляет всеми авторскими правами на работы Эшера, включая все изображения и текст, как устный, так и письменный[28]. Несмотря на то, что он базируется в Нидерландах, The M. C. Escher Company B. V. принимает весьма активное участие в устранении нарушений авторских прав в США. В частности, фонд недавно выиграл дело против американской торговой фирмы Rock Walker[29].

В 2002 году в Гааге, в бывшем королевском дворце, ранее использовавшемся как выставочный зал (нидерл. Het Paleis), открылся музей Эшера, в котором выставлены его наиболее известные графические работы[30].

На стене пансиона в Равелло, где останавливался Эшер и где он, в частности, встретил свою будущую жену, установлена мемориальная доска[L 15].

Интересные факты

Напишите отзыв о статье "Эшер, Мауриц Корнелис"

Примечания

  1. Vass. [www.smot.ru/2007/06/13/mir_jeshera.html Мир Эшера]. Смот.рю (13 июня 2007). Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6T8shJw Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  2. Duden Aussprachewörterbuch. — 6. Ausgabe. — Mannheim: Bibliographisches Institut & F. A. Brockhaus AG, 2005. — ISBN 3-411-04066-1.
  3. [www-gap.dcs.st-and.ac.uk/~history/Biographies/Escher.html Биография]. Сайт GAP (2006). Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TAW3U9 Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  4. 1 2 [demo.7u.nl/escher/index.php?objectID=101&escher=0224570101dff7ef0987474308460130 Информация для учителей, стр. 3](недоступная ссылка — история). Музей Эшера. Проверено 25 сентября 2008.
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 Влад Алексеев, Беляева Ирина. [imp-world-r.narod.ru/articles/escher/escherbio1.html Биография]. Сайт «Невозможный мир». Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TBTszc Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  6. [www.kunstbus.nl/adres/princessehof+leeuwarden.html Princessehof Leeuwarden] (нид.). Kunstbus. Проверено 26 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TDE5Sb Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  7. Семья проживала в Арнеме по адресу Utrechtsestraat, 19, после перенумерации 13, см.: Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 23.
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 [users.erols.com/ziring/escher_bio.htm M. C. Escher Brief Biography]. — Основано на биографии, написанной Брюно Эрнстом для книги «M. C. Escher — His Life and Complete Graphic Work». Проверено 27 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TE5eXZ Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  9. Алёшина Татьяна. [www.samopoznanie.com/printparticle.php?id=80 Непостижимый Эшер]. Сайт «Самопознание». Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TEu9pn Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  10. 1 2 3 [www.mcescher.com/Biography/biography.htm Биография]. Официальный сайт. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TGPLY7 Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  11. 1 2 3 [demo.7u.nl/escher/index.php?objectID=101&escher=0224570101dff7ef0987474308460130 Официальная биография, с. 46](недоступная ссылка — история). Музей Эшера. Проверено 27 сентября 2008.
  12. 1 2 [www.icmihistory.unito.it/19371954.php The first century of the International Commission on Mathematical Instruction]. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TNgbMu Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  13. [oudnieuws.web-log.nl/oud_nieuws/2008/03/graficus-escher.html Некролог]. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6THaZyh Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  14. [puffin.creighton.edu/museums/archive/8_dkovach/nf-bio.html Хронологическая биография М. К. Эшера]. Проверено 28 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TJP83G Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  15. [demo.7u.nl/escher/index.php?objectID=101&escher=0224570101dff7ef0987474308460130 Информация для учителей, с. 8](недоступная ссылка — история). Музей Эшера. Проверено 25 сентября 2008.
  16. [www.mcescher.com/FAQ/faq.htm Часто задаваемые вопросы]. Официальный сайт. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TKBkrw Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  17. Сергей Курий. [h.ua/story/52894/ Мориц Корнелис Эшер — I: И тайное станет явным…]. ХайВей (5 августа 2007). Проверено 20 октября 2008. [www.webcitation.org/5w6TL0Uix Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  18. [www.krugosvet.ru/articles/57/1005790/1005790a1.htm Эшер]. Кругосвет. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/60r2j8Ynd Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
  19. 1 2 3 Влад Алексеев. [www.im-possible.info/russian/articles/escher_math/escher_math.html Математическое искусство М. К. Эшера]. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TOiuXw Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  20. [www.thehague.nl/default.asp?id=8096&ep= Escher painting moving to Schiphol]. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/60r2jbsNF Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
  21. Список неполный, основан на материалах «Графики» и данных официального сайта.
  22. [www.mcescher.com/Gallery/gallery-earlywork.htm Список ранних работ] (англ.). Официальный сайт. Проверено 26 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TTFFla Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  23. [www.mcescher.com/Gallery/gallery-italian.htm Список работ итальянского периода] (англ.). Официальный сайт. Проверено 26 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TUsHea Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  24. [www.mcescher.com/Gallery/gallery-switz.htm Список работ швейцарско-бельгийского периода] (англ.). Официальный сайт. Проверено 26 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TWdnUz Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  25. [www.mcescher.com/Gallery/gallery-back.htm Список работ периода 1941—1954 годов] (англ.). Официальный сайт. Проверено 26 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TXqAOU Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  26. [www.mcescher.com/Gallery/gallery-recogn.htm Список работ времён успеха и славы] (англ.). Официальный сайт. Проверено 26 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TZS3J7 Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  27. [www.mcescher.com/Foundation/foundation.htm The M. C. Escher Foundation]. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6Taplxs Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  28. [www.mcescher.com/MCECompany/MCECompany.htm The M. C. Escher Company B. V.]. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TbeaEl Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  29. [www.artquest.org.uk/artlaw/copyright/protecting-copyright/us-copyright-protection-for-uk-artists.htm US Copyright Protection for UK Artists]. ArtLaw. Проверено 30 января 2011. [www.webcitation.org/60r2tmHfU Архивировано из первоисточника 11 августа 2011].
  30. [www.escherinhetpaleis.nl/index.php?objectID=264 Escher in het Paleis]. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TcSVeW Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  31. [ssd.jpl.nasa.gov/sbdb.cgi?sstr=4444+Escher 4444 Escher]. Jet Propulsion Laboratory. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TdsxJc Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  32. [www.imdb.com/title/tt0091369/trivia О комнате]. IMDB. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6Teh71w Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  33. [www.imdb.com/title/tt0091369/fullcredits#cast Эшер в титрах фильма Labyrinth]. IMDB. Проверено 25 сентября 2008. [www.webcitation.org/5w6TfcAgV Архивировано из первоисточника 29 января 2011].
  34. [www.youtube.com/watch?v=rX917y1Ly8o Героиня попадает в замок Эшера]. — Отрывок из фильма на YouTube. Проверено 25 сентября 2008.
  35. Red Hot Chili Peppers. [ru.youtube.com/watch?v=RaeF00sqW34 Otherside]. — Клип на YouTube. Проверено 27 ноября 2008.
  36. [www.azlyrics.com/lyrics/weirdalyankovic/whitenerdy.html Weird Al Yankovic Lyrics. «White & Nerdy»] (англ.). AZLyrics. — текст песни. Проверено 14 декабря 2008.
Использованная литература
  1. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 14.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 М. К. Эшер. Графика. — Арт-Родник, Taschen, 2008. — ISBN 5-88896-082-9.
  3. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 61.
  4. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 94.
  5. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 80.
  6. 1 2 Bruno Ernst. Magic mirrors of M. C. Escher. — Taschen.
  7. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 138.
  8. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 146.
  9. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 173.
  10. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 451.
  11. Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie’s. Указ. соч. — P. 243.
  12. Douglas R. Hofstadter. Mystery, Classicism, Elegance: An endless chase after magic // M. C. Escher’s Legacy. Указ. соч. — P. 24.
  13. Хофштадтер Д. Гёдель, Эшер, Бах. Указ. соч. — С. 647.
  14. Хофштадтер Д. Гёдель, Эшер, Бах. Указ. соч. — С. 67.
  15. Michele Emmer. Ravello — An Escherian Place // M. C. Escher’s Legacy. Указ. соч. — P. 17.

Литература

  • Ж. Л. Лошер, В. Ф. Вельдхуизен. Магия М. К. Эшера. — Арт-Родник, Taschen, 2007. — ISBN 978-5-9794-0025-9.
  • Bruno Ernst. The Magic Mirror of M. C. Escher. — Random House (New York), 1976. — ISBN 978-3822837030.
  • Douglas Hofstadter. Gödel, Escher, Bach: an Eternal Golden Braid. — Basic Books, 1979. — ISBN 978-0465026562.
    • Хофштадтер Д. Гёдель, Эшер, Бах: эта бесконечная гирлянда. — Самара, 2001. — 752 с.
  • F. H. Bool, J. R. Kist, J. L. Locher, F. Wierda. M. C. Escher: His life and complete graphic work. — Harry N. Abrams (New York), 1982.
  • J. L. Locher. Leven en werk van M. C. Escher. — Meulenhoff (Amsterdam), 1981.
  • Doris Schattschneider. M. C. Escher: Visions of Symmetry. — Meulenhoff (Amsterdam), 2004. — ISBN 978-0810943087.
  • Wim Hazeu. M. C. Escher: Een biografie. — Harry N. Abrams (New York), 1998. — ISBN 90-290-5477-8.
  • M. C. Escher’s legacy: A centennial celebration / Ed. by Doris Schattschneider, Michele Emmer. — Springer (New York), 1998. — ISBN 3-540-20100-9.

Ссылки

  • [www.mcescher.com/ Официальный сайт, поддерживаемый M. C. Escher Foundation и The M. C. Escher Company]
  • [www.youtube.com/watch?v=PU27Xo0xtv8&index=1&list=PLRSwFqRcpg4ELTQzr6suZQtdjR49o6BqM Лекция Ирины Кулик в Музее «Гараж». Пит Мондриан - Мауриц Эшер]

Отрывок, характеризующий Эшер, Мауриц Корнелис

В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.