Ээлян Овла
| Ээлян Овла | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
урочище Багши-Ээджи, Ики-Бухусский аймак, Бага-Дербетовский улус, (ныне посёлок Красносельский, Малодербетовский район, Республика Калмыкия) |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Ээлян Овла или Овла Эляев (1857 г., урочище Багши-Ээджи, Ики-Бухусский аймак, Бага-Дербетовский улус (ныне посёлок Красносельский, Малодербетовский район), Калмыкия, Российская империя — осень 1920 г., Калмыкия) — калмыцкий сказитель-джангарчи, со слов которого был записано главное фольклорное поэтическое произведение калмыцкого народа — «Джангар». Именно от него были впервые записаны десять песен, которые составили основу калмыцкой национальной героической поэмы «Джангар», получившей всемирную известность.
Содержание
Биография
Не существует подробной биографии Ээляна Овлы. Имеются лишь некоторые полевые заметки учёных Н. О. Очирова и В. Л. Котвича. В советское время калмыцкий исследователь А. Ш. Кичиков записал со слов родственников Ээляна Овлы его некоторые биографические данные[1].
Ээлян Овла родился в бедной семье джангарчи. Его предки с XVIII века происходили из устной калмыцкой сказительной школы Гин-Тёмр. Проживал с раннего детства у своего дяди Дэлтэра, известного джангарчи, который обучал его калмыцкому эпосу и способам его исполнения. К 12 лет, овладев репертуаром своего учителя, стал профессиональным джангарчи.
Ээлян Овла странствовал по хотонам, распевая фольклорные сказания о народном герое калмыков — Джангаре. Объём эпического репертуара Ээлян Овла составлял около 8 тысяч стихотворных строк. В 1908 году известные Ээляну Овла песни были с его слов записаны калмыцким учёным Номто Очировым.
В 1910 году в Санкт-Петербурге вышла книга на тодо-бичиг с записями песен «Джангара» в исполнении Ээляна Овла. Эта книга издавалась под название «Джангр. Хальмг героическ эпос. Авъясарнь Баснга Баатрин» в 1940, 1960 и 1990 годах.
Подготовил несколько молодых джангарчи, среди которых были его племянник Окон Шараев и Окон Бадмаев[2].
В 1963 году песни Ээляна Овла были переведены на монгольский язык и изданы в Улан-Баторе.
Исполнение песен
В 1910 году учёный В. Л. Котвич, совершив научную экспедицию в Калмыкию, оставил запись о характере исполнения песен Ээляном Овлой:
«Мелодия была довольно однообразная… Она крепко врезалась мне в память, но, не обладая музыкальными способностями, я лишён возможности дать ей надлежащую характеристику»[3].
Сохранилась небольшая фонографическая запись, сделанная В. Л. Ковичем, охарактеризованная учёным следующим образом:
«Начало мелодии совпадает с началом определённой строфы, оно связано с членением песни в смысловом отношении, и эта „заунывная нота“ обычно не совпадает с начальным слогом первого слова строфы, а звучит как некий сигнал о предстоящем исполнении песни или возобновлении пения после паузы. Речитатив Овла, если сравнить с исполнением других рапсодов, не производит впечатления быстрого, он ритмично равномерен во всех его частях, за исключением несколько растянутого начала и редко окончания»[4].
Память
На родине джангарчи, в посёлке Ики-Бухус, создан музей Ээляна Овла, а средняя школа носит его имя. В 1967 году в Элисте была организована научная конференция, посвящённая 110-летнему юбилею джангарчи.
В 1990 году в Элисте был установлен памятник «Джангарчи Ээлян Овла» (архитекторы С. Курнеев, Э. Лиджи-Гаряев, скульптор В. Васькин, художник С. Кузнецов).[5]
Напишите отзыв о статье "Ээлян Овла"
Примечания
- ↑ А. Ш. Кичиков. Великий джангарчи Ээлян Овла
- ↑ История калмыцкой литературы, стр. 161
- ↑ А. Ш. Кичиков. Великий джангарчи Ээлян Овла, 21- 22 гл.
- ↑ Ээлəн Овлан репертуарин дуудын оршл нег ижл орм болж гиж, Б. Я. Владимирцовин келснлə зөвшəрх кергтə (Б. Я. Владимировцов, О «Джангаре»), Элиста, 1967.
- ↑ [www.gorod-elista.ru/doctoprim/foto76.htm Ансамбль «Джангарчи Ээлян Овла»]
Источник
- История калмыцкой литературы // Дооктябрьский период. — Элиста: Калмыцкое книжное издательство, 1981. — Т. 1. — С. 160 - 161.
- А. Ш. Кичиков. Великий джангарчи Ээлян Овла//Учёные записки Калмыцкого НИИЯЛИ. Серия филологии. — Вып. 5. — Элиста, 1967
- Ээлəн Овлан репертуарин дуудын оршл нег ижл орм болж гиж, Б. Я. Владимирцовин келснлə зөвшəрх кергтə (Б. Я. Владимировцов, О «Джангаре»). — Элиста, 1967.
Отрывок, характеризующий Ээлян Овла
Митенька стремглав слетел с шести ступеней и убежал в клумбу. (Клумба эта была известная местность спасения преступников в Отрадном. Сам Митенька, приезжая пьяный из города, прятался в эту клумбу, и многие жители Отрадного, прятавшиеся от Митеньки, знали спасительную силу этой клумбы.)Жена Митеньки и свояченицы с испуганными лицами высунулись в сени из дверей комнаты, где кипел чистый самовар и возвышалась приказчицкая высокая постель под стеганным одеялом, сшитым из коротких кусочков.
Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
