Мухаммед Аюб-хан
| Мухаммед Аюб-хан пушту محمد ايوب خان<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| март 1880 — май 1880 | |||
| Предшественник: | Муса-хан | ||
| Преемник: | Абдуррахман | ||
| Вероисповедание: | Ислам, суннистского толка | ||
| Рождение: | 1857 Кабул, Афганистан | ||
| Смерть: | 7 апреля 1914 Лахор, Британская Индия | ||
| Место погребения: | Пешавар, Пакистан | ||
| Род: | Баракзаи | ||
| Отец: | Шир Али-хан | ||
Мухаммед Аюб-хан (1857 — 7 апреля 1914) — афганский военный и политический деятель второй половины XIX века. В марте—мае 1880 — эмир Афганистана, с марта 1880 по октябрь 1881 — эмир Герата, в июле-сентябре 1881 — эмир Кандагара.
Мухаммед Аюб-хан был сыном афганского эмира Шир Али-хана от дочери Саадат-хана племени Моманд, властителя Лалпуры.
Во время второй англо-афганской войны под руководством Аюб-хана афганские войска одержали 27 июля 1880 года победу в битве при Майванде. После этой победы Аюб-хан осадил Кандагар, однако после сражения с подоспевшими войсками генерала Робертса был вынужден отступить.
В 1881 году Аюб-хан вновь попытался завоевать для себя Кандагар — на этот раз отняв его у афганского эмира Абдуррахмана, но потерпел неудачу, и бежал в Персию. В 1888 году он перебрался в Британскую Индию, где и доживал свой век на пенсию, получаемую от правительства Великобритании. Умер в 1914 году в Лахоре.
Напишите отзыв о статье "Мухаммед Аюб-хан"
Ссылки
- Эюб-хан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Эюбхан // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
- [www.worldstatesmen.org/Afghanistan.htm Правители Афганистана]
- [www.comdev.org/afghanhistory/afhis22.html История Афганистана: Баракзаи]
- [jang.com.pk/thenews/mar2007-weekly/nos-25-03-2007/foo.htm The Victor of Maiwand]
Отрывок, характеризующий Мухаммед Аюб-хан
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
