Э, Луи-Шарль де Бурбон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луи-Шарль де Бурбон
фр. Louis Charles de Bourbon, comte d'Eu<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Граф д’Э, граф де Дрё
1755 — 1775
Предшественник: Луи-Огюст де Бурбон
Преемник: Луи-Жан-Мари де Бурбон
Герцог Омальский
1736 — 1775
Предшественник: герцог Мэнский
Преемник: Луи-Жан-Мари де Бурбон
принц де Домб
1755 — 1762
Предшественник: Луи-Огюст де Бурбон
Преемник: Королевский домен
Великий магистр артиллерии
1736 — 1755
Предшественник: Луи Огюст де Бурбон, герцог дю Мэн
Преемник: Должность упразднена
 
Рождение: 15 октября 1701(1701-10-15)
дворец Со, Франция
Смерть: 13 июля 1775(1775-07-13) (73 года)
дворец Со, Франция
Род: Дом Бурбонов
Отец: герцог Мэнский
Мать: Анна Луиза Бенедикта де Бурбон
Супруга: не женат
 
Автограф:
 
Награды:

Луи-Шарль де Бурбон, граф д’Э (фр. Louis Charles de Bourbon; 15 октября 1701, дворец Со — 13 июля 1775, там же) — французский аристократ и военачальник. Внук короля Людовика XIV и официальной фаворитки мадам Монтеспан. Также обладал титулами герцога Омальского (1736), принца Домбского (1755—1762), герцога Жизорского (1762), графа де Дрё, принца д’Ане, барона де Со. Последний представитель легитимизованной династии Бурбон-Мэн.

Луи-Шарль появился на свет 15 октября 1701 года в знаменитом дворце своих родителей, дворце Со, возле Версаля. Он был младшим сыном герцога Мэнского и Анны Луизы Бенедикты де Бурбон.

Детские годы прошли рядом со старшим братом Луи-Огюстом, известным как принц Домбский, и их младшей сестрой Луизой-Франсуазой (1707—1743), известной как мадемуазель дю Мэн.

Подобно своему брату и сестре Луи-Шарль до конца дней оставался не женатым и не имел потомства. После смерти отца в 1736 году он получил титул герцога Омальского. Также он перенял от отца должность великого магистра артиллерии.

Основным наследником отца был старший брат Луи-Шарля; после того как он погиб на дуэли в 1755 году, семейное состояние перешло к Луи-Шарлю, и он стал главой дома Бурбонов-Мэнских. Луи-Шарль унаследовал семейные титулы — принц де Домб[1] (1755—1762), принц д’Ане, герцог Жизорский, граф де Дрё и барон Со. После смерти брата к Луи-Шарлю также перешла должность губернатора Лангедока и множество дворцов и замков брата.

Как и старший брат, Луи-Шарль редко появлялся при королевском дворе, предпочитая охотиться в своем поместье Ане. Даже в преклонных годах он продолжал охотиться, передвигаясь в маленькой повозке.

Подобно своему кузену герцогу Пентьевру, знаменитого своим милосердием и богатством, Луи Шарль снискал широкую популярность среди французов занимаясь благотворительностью. В 1773 году он предложил Людовику XV купить своё герцогство Омальское и графство Э, а также земли Ане. Согласованная сумма возмещения составила 12 миллионов ливров.[2]

Граф д’Э скончался в октябре 1775 года в возрасте 73 лет в своём дворце Со. Поскольку у него не было потомства, он завещал огромное состояние династии Бурбонов-Мэнских — своему младшему кузену герцогу Пентьевру, сыну графа Тулузского. Граф похоронен в церкви Сен-Жан-Батист в Со, который в наше время является пригородом Парижа.

Напишите отзыв о статье "Э, Луи-Шарль де Бурбон"



Примечания

  1. Этот титул поначалу был продан французской короне по просьбе короля Людовика XV, но поскольку оплата не случилась, титул вернулся обратно к Луи-Шарлю.
  2. Король Людовик XV умер в 1774 году и оплата не состоялась; новый король Людовик XVI расторг эту сделку и земли вернулись обратно Луи-Шарлю. Позже они по наследству перешли к герцогу Пентьевру

Отрывок, характеризующий Э, Луи-Шарль де Бурбон

Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.