Смит, Эдвард Элмер

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Э.Э. "Док" Смит»)
Перейти к: навигация, поиск
Эдвард Элмер «Док» Смит
Edward Elmer "Doc" Smith
писатель-фантаст
Дата рождения:

2 мая 1890(1890-05-02)

Место рождения:

Шебойган, Висконсин, США

Дата смерти:

31 августа 1965(1965-08-31) (75 лет)

Место смерти:

Флорида, США

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Эдвард Элмер «Док» Смит (англ. Edward Elmer "Doc" Smith, 2 мая 1890 — 31 августа 1965) — американский писатель-фантаст, один из пионеров начального периода развития журнальной научной фантастики.

Эдвард Элмер Смит родился 2 мая 1890 года в Шебойгане, штат Висконсин, детство и юность провел в Спокейне, штат Вашингтон. В 1908 году поступил на подготовительные курсы Университета Айдахо, однако вкоре решил, что хочет быть строительным инженером и в 1909 году несколько месяцев работал на строительстве железной дороги из Белтона[en], штат Монтана, в Канаду. Работа эта показалась ему малопривлекательной и он решил вернуться в университет, а для того, чтобы иметь возможность оплатить учебу, пошел работать на шахту. В общежитии, где он жил, однажды ночью произошел пожар и Смиту пришлось прыгать из окна четвертого этажа. Он сломал пять ребер, ногу и плечо, после чего зарабатывать на жизнь физическим трудом уже не мог и вынужден был вернуться домой. С помощью братьев и сестер он смог оплатить учебу и получил место в Бюро Стандартов в Вашингтоне. В 1919 году Смит защитил диссертацию и получил докторскую степень.

Писательская карьера Смита началась после разговора с его бывшим одноклассником Карлом Д. Гарби (они поспорили о том, как измерить температуру космического пространства), жена которого, Ли Хокинс Гарби, предложила Смиту написать об этом роман и согласилась помочь ему оформить «романтическую» часть сюжета, если Смит сделает «научную» часть. Вдвоем они написали к концу 1916 года примерно треть романа, затем интерес соавторов к проекту угас и рукопись была заброшена.

К концу Первой мировой войны Смит получил должность старшего инженера в компании F. W. Stock в Хиллсайде, штат Мичиган, где проработал вплоть до 1936 года и стал одним из известнейших специалистов по составлению рецептур теста для пончиков. После переезда в Мичиган он продолжил писать роман уже в одиночку, и в 1920 году рукопись была закончена — и последовательно отвергнута всеми издателями, которым предлагалась. Единственный обнадеживающий отклик Смит получил от редактора журнала «Argosy» Боба Дэвиса — роман тому понравился, но показался «слишком отвлеченным». В конце концов, Смит в апреле 1927 года послал роман в «Amazing Stories», где тот и вышел в августе-октябре 1928 года под названием «Космический жаворонок» («The Skylark of Space»), причем Ли Хокинс Гарби была в этой публикации указана в качестве соавтора (в последующих публикациях роман выходил в переработанном виде и без указания соавторства).

Роман мгновенно стал невиданно популярен среди любителей фантастики — он был одним из первых крупных произведений, авторы которых рискнули вывести действие за пределы Солнечной Системы, и с тех пор Смит наряду с Эдмондом Гамильтоном считается основателем жанра «космической оперы». Тогда же он становится известен среди фэнов как «Док» Смит (в основном из-за того, что публикации его произведений были подписаны с указанием ученой степени — E. E. Smith, Ph. D.)

В первой половине 1930-х годов Смит публикует в журналах романы «Жаворонок-три» («Skylark Three», 1930), «Космические гончие» («The Spacehounds of IPC», 1931), «Трипланетие» («Triplanetary», 1934), «Жаворонок Валерона» («The Skylark of Valeron», 1934).

В январе 1936 года Смит переходит на работу в компанию Dawn Doughnut в Джексоне, штат Мичиган, которая находилась тогда в очень тяжелой ситуации. Смит ценой невероятных усилий и буквально каторжным трудом спас её от банкротства. Переведя дух, он придумывает «Линзменов» — новый цикл, который начался публикацией романов «Галактический патруль» («Galactic Patrol», 19371938), «Серый Линзмен» («The Gray Lensman», 1939), «Линзмены второй ступени» («Second Stage Lensmen», 1941).

После вступления Америки в войну Смит идёт работать инженером на оборонный завод в Кингсбери, штат Индиана. В 1944 году он был уволен за то, что отказался пропустить партию бракованных боеприпасов (позже этот эпизод его жизни вошел в расширенное книжное издание романа «Трипланетие»). До конца войны он работал на металлургическом заводе фирмы Allis-Chambers.

В 1945 году Смит вернулся к составлению рецептур для пончиков — на этот раз в фирме J. W. Allen в Чикаго, где и проработал до ухода на пенсию в 1957 году. Обосновавшись там, он возвращается к литературе и пишет последний роман серии «Линзмен» — «Дети Линзы» («The Children of the Lens», 1947). В 1946 году у Смита вышла первая книга — роман «Космический жаворонок» был выпущен Томасом Б. Хедли тиражом в 1000 экземпляров и моментально распродан по почтовым заявкам от любителей фантастики. В течение следующих лет практически все романы Смита были переизданы книжными изданиями — большей частью в издательстве «Fantasy Press».

В 1959 году Смит публикует роман «Галактические лидеры» («The Galaxy Primes»), в 1965 году отдельным изданием выходит роман «Исследователи подпространства» («Subspace Explorers»).

В 1963 году на WorldCon Смиту вручается премия Зал Славы Первого Фэндома. В последние годы своей жизни он заканчивает роман «Жаворонок ДюКесн» («Skylark DuQuesne») — завершающую книгу цикла «Жаворонок», которая стала его последним литературным произведением.

Эдвард Элмер Смит скончался от инфаркта в ночь с 31 августа на 1 сентября 1965 года на отдыхе во Флориде.

После его смерти ассоциацией NESFA была учреждена Мемориальная премия Эдварда Э. Смита.

Напишите отзыв о статье "Смит, Эдвард Элмер"

Отрывок, характеризующий Смит, Эдвард Элмер

– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.