Южный берег Крыма

Ю́жный бе́рег Кры́ма (греч. Παραθαλασσια; крымско-тат. Yalı Boyu; укр. Півде́нне узбере́жжя Кри́му; ЮБК) — одна из важнейших и наиболее популярных в бывшем СССР приморских зон курортного лечения, отдыха и туризма; включает города-курорты Алупка, Ялта, Алушта, Судак и многочисленные курортные посёлки и курортные местности.

Рельеф

Занимает полосу черноморского побережья Крыма на южном склоне Главного хребта Крымских гор от мыса Айя на западе до массива Кара-Даг на востоке протяжённостью около 150—180 км и шириной 2—8 км. Занимает территории Севастопольского (частично), Ялтинского, Алуштинского, Судакского и частично Феодосийского регионов Крыма. Отличительной климатической особенностью региона является то что здесь господствует субтропический средиземноморский климат сухого, полусухого и полувлажного типов в зависимости от господствующих ветров и высоты над уровнем моря. Особенности климата, рельефа и ландшафта Южнобережья позволяют охарактеризовать его как Крымское субсредиземноморье. По причине ярко выраженного географического, климатического и хозяйственного отличия от остальной территории полуострова, история Южного берега Крыма также имела политические и этнографические отличия, которые отчасти сохраняются до наших дней. Площадь этой узкой полосы составляет порядка 1255 кв. км. или около 18% территории горного Крыма. Пологохолмистая поверхность, сложенная глинистыми сланцами и известняками; Южный Берег Крыма ограничен с севера крутым уступом Яйлы — главной гряды Крымских гор (который зимой защищает от холодных ветров с севера), круто обрывающейся к морю на большей своей части — на 80-километровом участке от мыса Айя до Алушты (этот район — в узком смысле — обычно называют собственно ЮБК). Участок от Алушты до Феодосии относят к так называемому Юго-Восточному побережью Крыма. Здесь горы отступают от моря на 10—12 км, а климат становится более засушливым, местами полупустынным. В районе Гурзуфа — своеобразная куполовидной формы гора-лакколит Аюдаг (Медведь-гора), близ Коктебеля — древний вулканический массив Карадаг. К востоку от Алушты Главная гряда Крымских гор становится ниже, начинает отступать от береговой полосы. Местность между Алуштой и Судаком пересечённая, чередуются выступающие далеко в море небольшие платообразные горные массивы и котловины, спускающиеся к морю галечными пляжами.

Гидрография

Между мысами Айя и Планерным, которыми принято ограничивать территорию ЮБК, в Чёрное море впадают около 15 горных рек длиной свыше 5 км и ещё 64 речки, длины которых менее 5 км, но в сумме более 100 км. В западной трети ЮБК реки коротки и мелководны. В более увлажнённой срединной части между Мисхором и Алуштой их водность повышается, в том числе и за счёт карстовых родников. Здесь расположен самый водонасыщенный речной бассейн в миреК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) — р. Хаста-Баш. За редкими исключениями, реки восточной части Южнобережья более длинны, но при этом маловодны и в летне-осенний период часто пересыхают, что затрудняет экономическое развитие этой части Крыма. Тем не менее, из-за горного рельефа все реки ЮБК селеопасны в период ливней. Короткие горные реки имеют большое падение и часто формируют водопады: Улу-Узень с Головинским водопадом, Биюк-Узень с водопадом Джур-Джур, р. Судак и др.

Климат

Основной природный лечебный фактор — субтропический климат средиземноморского типа, хотя даже на таком относительно коротком участке он весьма неоднороден и распадается на несколько подзон: полувлажную, полусухую и сухую. Подобный тип климата помогают поддерживать Крымские горы, защищающие южную полосу от вторжения холодных масс воздуха с севера. Положительные температуры круглый год также помогает поддерживать и тёплое Крымское течение в Чёрном море. Оно направлено против часовой стрелки в рамках ОЧТ и является продолжением тёплого кавказского течения.

Зима мягкая, дождливая. Количество осадков над ЮБК в холодный период, как и в Средиземноморье, превышает их количество в тёплый период. Средняя температура января на участке от Симеиза до Гурзуфа составляет +4 °C, дневная температура +7 °C; в любой зимний месяц нередки дни с температурой +15...+20 °C. Самым тёплым местом ЮБК и всего Крыма является Мисхор со среднеянварской температурой +4,4 °C (на +0,4 °C выше, чем в Ялте) и числом морозных дней (как правило ночей) — 23 в год. Относительно высокую температуру воздуха зимой помогает поддерживать теплоёмкая акватория Чёрного моря, температура воды которого в январе-феврале держится на уровне +8...+10 °C. Среднегодовая температура в Мисхоре составляет +13,9 °C. Зимой на Южном берегу Крыма морозы бывают обычно редко и кратковременно, а зима сопровождается максимумом осадков (дождя и мокрого снега) — основная часть годовой суммы осадков выпадает в ноябре-марте (400 мм; в апреле-октябре — меньше 240 мм; среднее количество осадков — порядка 600 мм/год). Относительная влажность 72 %. Преобладает пасмурная погода. Возможны дни с сильным (15 м/с) восточным ветром, штормом.

Весной наблюдается преимущественно неустойчивая, ветреная погода. Заморозки возможны до конца марта. Средняя дневная температура апреля 14 °C. Относительная влажность 69 %.

Лето продолжительное (5,5—6 месяцев), солнечное, сухое (жаркое). Курортный сезон длится с начала мая по конец октября — дольше, чем в аналогичных по климату регионах Средиземноморья (Турецкая ривьера, Лазурный берег Франции, лигурийское побережье Италии). Средняя температура июля (и августа) около 24 °C, в дневные часы 28 °C (абсолютный максимум 39 °C, в последние годы — и более; в среднем 150 суток в году средняя суточная температура выше 15 °C). Жара смягчается морскими бризами. Осадки выпадают чаще в виде ливней; среднее число дней в июле с осадками — 7, с грозами — 5. Относительная влажность ок. 55 %. Купания с июня по октябрь; температура поверхностных слоёв морской воды у побережья в январе—феврале — 8—10 °С, в июле-августе — до 26 °C, однако возможны резкие снижения температуры — до 13—16 °С при апвеллингах (иногда северные ветры сгоняют тёплую поверхностную воду, в результате чего температура воды у берега резко понижается на 10 °C и более — с последующим медленным повышением).

Тёплая сухая и солнечная осень — лучшее время года. Средняя (среднесуточная) температура в октябре — 14 °C, дневная температура — около 19 °C. Купальный сезон заканчивается в 20-х числах октября. В сентябре, как и в августе, наименьшее число осадков. Относительная влажность 62 %. Первые заморозки — в конце ноября. Число часов солнечного сияния 2200—2360 в год. Впрочем, наличие в воздухе частиц морских солей снижает солнечную радиацию, за исключением весеннего периода, когда воздух наиболее прозрачен, а испарение с поверхности охлаждённого за зиму моря минимально. Особенности климата восточной части Южного берега Крыма — более жаркая и сухая погода летом, меньшая относительная влажность осенью (53 % в Судаке в сентябре), более холодные зимние месяцы. Ввиду минимального количества осадков (около 200 мм в год) здесь фактически господствует климат субтропической полупустыни, сходный с Туркменистаном и Узбекистаном.

К востоку от Алушты и к западу от Фороса, равно как и на высотах выше 300 м выше у. м. в пределах этой зоны, средняя температура января падает ниже +2 °C и местная флора быстро утрачивает субтропические черты, хотя здесь по-прежнему можно выращивать теплолюбивые культуры умеренно-тёплых (переходных к субтропическим) широт (персики, абрикосы, хурма и т.д.) Гранат, к примеру, можно сажать и в Судаке. А инжир довольно хорошо приживается и в степном Крыму.

Флора

Для Южного берега Крыма характерно необычайное разнообразие растительности: здесь произрастает свыше 1 500 видов растений, из которых более 1 000 являются интродуцентами последних двух столетий. Около 70% видов на высотах до 200 м выше уровня моря относятся к средиземноморскому типу, который также делится на довольно малочисленные автохонные и многочисленные завезённые виды (интродуценты). К местным автохонам, составляющим своеобразный, и самый северный в мире, дизъюнктивный рефугиум средиземноморского типа, относятся лишь несколько видов: ладанник крымский, можжевельник высокий, земляничник мелкоплодный и дикая крымская фисташка туполистная (квевовое дерево), образующие местами маквис, а также комперия Компера. Немало растений завезли в Крым древние греки в ходе греческой колонизации Северного Причерноморья. К ранним интродуцентам относятся оливковое дерево, грецкий орех, инжир, кипарисы, лавр, розмарин.

Ландшафт Южного берега Крыма в настоящее время в большей мере определяется декоративными, в том числе экзотическими, садово-парковыми насаждениями: распространены гималайский и ливанский кедры, 47 видов кипарисов, лавровишни, магнолии, плющ; культивируются груши (в том числе дюшес, бергамот), абрикосы, персики, хурма, гранаты, мушмула, артишок испанский. В формировании зелёных изгородей принимают участие различные виды лавра, самшит, падуб и т.д. Среди лиан, обычных в полувлажной части ЮБК, представлены автохон плющ крымский, завезённая пуэрария лопастная (кудзу).

Произрастает также завезённый из Калифорнии секвойядендрон гигантский. Особенно часто встречается инжир (он же фиговое дерево или смоква), представленный 300-ми сортами, активно размножающийся самосевом и выступающий местами как сорное растение. Самостоятельно уже давно размножаются и многие другие пришельцы: южноамериканский кактус опунция, китайский айлант, канадская робиния (белая акация), итальянская гледичия, альбиция и др. Обширны виноградники; растут калифорнийское мамонтово дерево, испанский дрок и т. п. Цветение различных видов растений наблюдается в Крыму круглый год: раньше всех (уже в январе) зацветает миндаль, в феврале — один из видов магнолии, затем — багряник, элегантная павловния («принцессово дерево»), каштан, тюльпановое дерево, мирт, олеандр, гардения, альбиция, эритрина, бругмансия и т.д. Характерной особенностью ЮБК является наличие зимнецветущих растений: поздней осенью зацветают японская камелия, химонантус и анютины глазки. Некоторые виды и их сорта, такие так глициния, цветут по 2—3 раза в год.

На ЮБК также встречается довольно много ядовитых растений, среди который выделяется настоящий великан — тис ягодный.

На Южном берегу также успешно акклиматизированы и некоторые пальмы: трахикарпус Форчуна (китайская веерная пальма), хамеропс низкий, вашингтония, финиковая пальма и др. В холодные зимы такие виды как бугенвиллия, агава, финиковая пальма, финик канарский, капустная пальма, юбея чилийская, нуждаются в защите. Ряд растений, к примеру банан, хотя и не успевают дать зрелые плоды, но сохраняют корневую точку роста в грунте даже после повреждения листьев морозами. К наиболее морозоустойчивым видам относятся юкка и бамбук.

За пределами санаториев и парков, с их их целенаправленно эстетическим подходом к ведению лесного хозяйства, на высотах до 400 м. выше уровня моря преобладает шибляк — низкорослое листопаднo- вечнозелёное редколесьe, возникшеe порослевым путём на месте настоящих лесов субсредиземноморья, которые были уничтожены людьми в ходе систематических вырубок и выпаса скота. В составе шибляка преобладают дуб пушистый и грабинник, разные видов шиповника — собачий, турецкий и другие, также держи-дерево, иглица. Имеются участки первичной и вторичной фриганы, которые формируют ксероморфные, часто сильно пахучие полукустарники из родов тимьян, лаванда, шалфей, розмарин, молочай, также разные виды астрагала, аспарагуса, цмина, дрока и др.

Прибрежные хребты и холмы покрыты густой кустарниковой и древесной растительностью: дубово-можжевеловые леса с подлеском из вечнозелёных и листопадных кустарников на склонax переходят в леса из бука, дуба, крымской сосны, а на горных плато господствуют травянистые степи. Особую ароматерапевтическую ценность представляют сосновые леса ЮБК, составляющие около 13% площади лесного фонда этого региона. В нижнем лесном поясе при этом доминируют сосна крымская и сосна пицундская, а в верхнем — сосна Коха и сосна обыкновенная. Сосна Станкевича (пицундская) является эндемиком Крыма и её лес взят под охрану в районе Нового Света. Встречается и декоративная сосна-пиния с зонтичной кроной. Высотная поясность делает возможным появление в верхних ярусах гор ЮБК и более северных видов: береза повислая, костяника, таёжная грушанка. Широкие котловины использованы под виноградники.

Фауна

Животный мир Южного побережья Крыма не отличается таким разнообразием как растительный. К примеру, в настоящее время из крупных млекопитающих здесь можно отметить лишь крымский подвид благородных оленей, косуль и муфлонов, которые населяют горные леса. Крупные хищники отсутствуют, хотя в ХIХ веке в горах водились волки.

Из млекопитающих животных на Южном берегу обычны лишь землеройки, белки, ежи, зайцы, кролики, лисицы, мыши, грызуны и некоторые виды летучих мышей. Среди пернатых на Южном берегу особенно многочисленен дикий голубь вяхирь, также дрозды, зяблик, зеленушка, серая ворона, хохлатый жаворонок, ворон, сокол-пустельга и др. В 70-х гг. XX в. через Ангарский перевал в Алушту проникла сорока, начавшая гнездиться на ЮБК к началу 80-х. На отвесных скалах свои колонии формируют городские ласточки, белобрюхие стрижи, а на скалах и строениях у самого моря активно селятся чайки-хохотуньи.

Из членистоногих на ЮБК обитают крымский скорпион, паук-каракурт, тарантул, сольпуга, пресноводный краб. На южном берегу обитает и ядовитая кольчатая сколопендра (Scolopendra cingulata), достигающая 10 см в длину. Из насекомых примечательны киммерийская жужелица, крупный богомол, эмбия; К редким, краснокнижным видам относятся бражник мертвая голова, олеандровый бражник, турун крымский, усач альпийский. Самым крупным представителем равнокрылых Крыма является цикада обыкновенная, личинки которой проводят в земле 4 года. Из-за относительной маловодности ЮБК, здесь немногочисленны стрекозы и комары, зато есть москиты, личинки которых развиваются во влажной почве. Из пресмыкающихся выделяется желтопузик, также интересен голопалый геккон Данилевского.

История

Своеобразие рельефа Крымского полуострова на всех этапах его истории приводили к своеобразию исторического и этнографического развития разных его частей. Особенно это касалось ЮБК, которого от евразийских степей ограждают Крымские горы.

Галечные индустрии олдувайских стоянок Южного берега Крыма типа Эчки-Дага, Гаспры, Ай-Петри, Мыса Маячный (близ Севастополя) и других подобных в Крыму относятся к интервалу между Дунай-Гюнцем и Гюнц-Минделем.

В I—II веках до н. э., когда степной и предгорный Крым контролировали пришедшие с севера скифы, на Южном берегу нашли своё пристанище автохтонные тавры, вошедшие в более тесный контакт с античными древнегреческой, а затем и с древнеримской цивилизациями. Римский военный лагерь с греческим названием Харакс просуществовал на ЮБК до 244 года. На ЮБК до наших дней сохранились другие греческие топонимы: Мисхор, Кореиз, Симеиз и др.. К концу VI века греки восстанавливают контроль над Южнобережьем в рамках Византийской империи: по поручению Юстиниана к северу от Алушты в горах была построена крепостная стена для защиты ЮБК от степных кочевников, проникавших через горные перевалы. После 1185, и особенно после 1204 года, хозяйственная жизнь на ЮБК перешла под контоль Венеции, которую вскоре сменила Генуя. Политико-административной властью на ЮБК, который включала в себя так называемая Ператия, в 1204—1223 годах заведовала Трапезундская империя, затем она перешла в руки местных греко-православных князей, сформировавших княжество Феодоро. В средние века экономика и торговля ЮБК попали под контроль генуэзской талассократической республики. В 1340-х годах кафинские генуэзцы отняли «без сопротивления у гордых, беспечных и несогласных между собою» греческих князей важный порт Ямболи (ныне Балаклава). Основная роль, отводившаяся новой крепости, состояла в ограничении торговой и политической деятельности греко-православных князей Феодоро, закрепившихся в предгорной западной части полуострова. К середине ХIV века греко-православное княжество Феодоро утрачивает политико-административный контроль над ЮБК. В 1475 и генуэзские владения, и остатки Феодоро были покорены османами. В 1475—1588 ЮБК включил в свой в состав Кефинский санджак Османской империи, с 1588 по 1775 — Кефинский эялет.

Этнический состав населения

После 1475 года ЮБК был включён в состав собственно Османской империи. Последний фактор предопредилил диалектную раздробленность крымскотатарских диалектов: южнобережный диалект был близок турецкому языку, в то время как горные и степные диалекты имеют кыпчакскую основу. Кроме этого, на Южном берегу дольше сохранялись остатки средневекового христианского населения. Южнобережные земли домена османского султана, на которых проживало христианское население, находились вне юрисдикции крымских ханов. Татарам даже было запрещено на них селиться. Длительный административный раздел полуострова на собственно османскую и автономную крымскую части обусловил различный этногенез и различную языковую типологию северных и южных групп крымских тюрок. К ХVII веку население ЮБК состояло в основном из новоприбывших турок-мусульман, а также итальянцев, армян, греков, готов, которыe со временем тюркизировались. Несмотря на языковую тюркизацию, часть этих народов сохранила христианское вероисповедание.

В состав получившего независимость Крымского ханства Южный берег входил всего 9 лет (1774—1783), по настоянию Российской империи. Она же затем и присоединила его вместе со всем Крымом. С 1774 по 1946 год Южный берег, опять же по причине своей географической изоляции, получил относительно небольшое количество иммигрантов из материковой России и других европейских стран (Германии, Италии). Вплоть до массовой депортации ряда народов Крыма 1946 года доля татар в его населении была значительной. После депортации, Южный берег стал домом для десятков тысяч прибывших из других областей России, а также северян. В результате интенсивного роста южнобережных городов, цены на землю ЮБК возросли в разы и большинство крымских татар предпочло осесть в более дешёвом степном и предгорном Крыму. В результате, в начале ХХI доля славянского населения в южнобережных муниципалитетах превышает 90% и часто оказывается значительно выше чем в степных районах — ситуация прямо противополжная той, которая наблюдалась в ХIХ веке.

Рекреационная деятельность

Южный берег Крыма получил известность как курортная зона с середины XIX века. По совету выдающегося клинициста С. П. Боткина Южный берег Крыма стал местом лечения для императрицы Марии Александровны, страдавшей туберкулезом. В 1899 году по инициативе княгини Марии Барятинской на участке, пожалованном Николаем II, была заложена «Ялтинская санатория в память Императора Александра III» — первый в Европе противотуберкулезный санаторий.

Тропы здоровья (по аналогии с немецкими терренкурами) были проложены в Крыму также по рекомендации С. П. Боткина. По приказу царя Николая II, в 1900—1901 годах в крымской Ливадии была построена «горизонтальная дорожка» длиной в 6580 м на высоте 140 м над уровнем моря. Царскую тропу называют ещё тропой здоровья, где действуют практически все лечебные факторы субтропического климата курорта. По ней совершали путешествия три русских императора: Александр II, Александр III, Николай II. Для них специально были оборудованы смотровые площадки на горе Пендикюль. Боткинская тропа была проложена членами Ялтинского отделения Крымско-Кавказского горного клуба в 1901—1902 годах, уже после смерти знаменитого врача С. П. Боткина, впервые высоко оценившего целебные свойства климата Южного берега Крыма. Петляя по горному лесу, она поднимается на скалу Ставри-Кая (760 м над уровнем моря), откуда открывается неповторимая панорама Ялты и её окрестностей.

Благодаря популярности у аристократии Российской империи в конце XIX — начале XX веков здесь велось интенсивное строительство летних дворцов и вилл, из которых наиболее известны Ливадийский, Массандровский, Воронцовский, Юсуповский дворцы и Дюльбер.

Курорты

Южнобережная курортная зона Крыма — курортный регион, — в который входят с северо-востока на юго-запад и запад города
(в скобках — поселки и курортные местности):

Судак (Планёрское, Крымское Приморье (в 20 и 29 км к юго-западу от ж/д станции Феодосия), и Морское), Алушта (Канака, Рыбачье, Малореченское, Рабочий Уголок, Карасан (Утёс) и Фрунзенское), Ялта, и Алупка (Шевченково, бывш. Алупка-Сара), и курортные посёлки {каковые практически все, вместе с Алупкой, входят в адм.-терр. подчинение Большой Ялты}:
Гурзуф (и Артек), Долоссы, Ливадия (Ореанда; Горная здравница, бывш. Эреклик), Гаспра, Кореиз (Мисхор), и Симеиз (Голубой Залив, Понизовка, Парковое, Кастрополь), Форос (Меллас (Мухалатка)), Батилиман (+ Ласпи; в 3 км к юго-востоку от Севастополя; на мысе Айя) и др. Для лечения на Южном берегу показаны главным образом хронические специфические (туберкулез) и неспецифические (хронический бронхит, хроническая пневмония, бронхиальная астма) заболевания органов дыхания; а также сердечно-сосудистой и нервной систем — нейроциркуляторная дистония, начальные стадии гипертонической болезни и сосудистых заболеваний головного мозга; нарушения обмена веществ. Наряду с климато-талассотерапией проводятся также питьевое лечение заболеваний органов пищеварения мин. водой источника в курортной местности Мелас, виноградолечение (сентябрь-ноябрь).
Курорты Южного берега Крыма расположены на сравнительно небольшом расстоянии друг от друга, однако, несмотря на общие черты, имеют и свои характерные особенности и даже в одной курортной местности микроклиматы порой различны. Это различие связано с рельефом местности, наличием или отсутствием лесопарковой зоны и более благоприятным наклоном территории к солнцу.

В Крымском НИИ физических методов лечения и медицинской климатотерапии им. И. М. Сеченова способом сравнительного анализа выявлено, что оздоровительный потенциал Крыма выше, чем у большинства зарубежных курортов. По комплексу климатических факторов курорты Южного берега Крыма наиболее близки к классическим морским курортам и курортам Лазурного берега. Но эти приморские зарубежные курорты развивались не как лечебные, а как рекреационные. По лечебной направленности, по развитию санаторной сети курорты Южнобережья не имеют аналогов.

Вид на Ялту со Штангеевской тропы

См. также

• География Крыма
• Ривьера

Литература

• Южный берег // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Габинская М.М., Славич-Приступа С.К. Южный берег Крыма: Путеводитель. - Симферополь: Таврия, 1980. - 192 с.

Отрывок, характеризующий Южный берег Крыма

Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.