Ювенальная юстиция в Финляндии

См. также: Ювенальная юстиция

Ювенальная юстиция в Финляндии (в дословном варианте − Законодательство Финляндии об охране детства, фин. Lastensuojelu) — судебно-правовая система защиты прав ребёнка в Финляндии до достижения ими 18-летнего возраста.

В основе ювенальной юстиции Финляндии лежат основные положения Конвенции ООН о правах ребёнка по защите детей, охране их здоровья, об их юридических правах и уголовном законодательстве, связанном с детьми, которые реализованы в законе об охране детства (в настоящее время с 1 января 2008 года действует закон № 417 от 2007 года), а также, в ряде дополнений к указанному закону, в частности, в законе об опеке над детьми и о праве посещения (№ 361 от 1983 года), определяющих, в том числе, меры социальной защиты детей.

1 апреля 2015 года вступил в силу новый закон о социальном обслуживании, цель которого — «облегчить семьям с детьми получение своевременной помощи, а также гарантировать доступность краткосрочных эффективных мер поддержки семьи».

Ведомство здоровья и благополучия THL на основе проведённого исследования над 97 детьми, взятыми под опеку службами соцопеки в 1996—2011 годах, сделало заключение, что лишь 10 % детей вернулись обратно в семью в связи с изменившейся жизненной ситуацией (треть из них была позже вновь помещена под опеку). По оценке социальных работников, в отношении 86 % детей меры социальных служб отвечали нуждам детей.

В 2013 году ряд финских чиновников высказали обеспокоенность по ситуации с защитой детей. В частности нарекания вызвали сроки рассмотрения заявлений, рабочая нагрузка и уровень подготовки персонала.

На 2013 год в Финляндии за пределами своей семьи проживали более 17 тысяч детей, из них почти 6 тысяч жили в замещающих семьях.

В 2014 году в ходе исследования, проведенного в университете Академия Або, выяснилось, что каждое второе подозрение в сексуальном насилии по отношению к детям оказывается беспочвенным. Вместе с тем, прошедший в Финляндии сбор подписей под гражданской инициативой об ужесточении уголовного наказания за педофилию, предусматривает максимальное тюремное заключение — два года.

История

В 1619 году, в период вхождения Финляндского герцогства в состав Швеции, правительством было издано постановление об основании в каждом поселении, имеющем статус города, детских домов с целью ликвидации бездомных детей и приучения их к труду. В 1650-е годы стали открываться школы для детей бедноты, предназначением которых было облегчить таким детям возможность найти заработок и вырастить из них «добрый людей». С первой половине XVIII века бедность родителей стала рассматриваться, как препятствие для выполнения родительского долга. В 1739 году на защиту закона мог рассчитывать только тот бедняк, которого нанимали на работу вместе со всей семьёй и, если землевладелец, на которого работала крестьянская семья, не мог дать работу каждому ребёнку из этой семьи, то дети отправлялись работать на другого хозяина при том, что последний за обеспечение ребёнка едой и одеждой получал от государства некоторые налоговые льготы.

В 1763 году в Финляндии вступил в силу новый закон «о призрении бедных». Закон подчеркивал важность семейного воспитания, как более отвечающего нуждам ребёнка, а также предусматривал поддержку бедным семьям. В 1773 году многодетные семьи получили налоговые послабления. Воспитание детей в детском доме по тем временам считалось вынужденной и даже нежелательной мерой.

В 1868 году новый закон о предпринимательской деятельности предписал фабрикантам запрашивать особое разрешение для найма на работу детей младше 12 лет, а также использование в ночных сменах подростков моложе 15 лет. Законом 1877 года труд несовершеннолетнего работника был ограничен до 8 часов. Вскоре после этого труд детей до 12 лет был запрещён.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В конце XIX века принципы опеки над ребёнком в городе и в деревне в Финляндии различались. В городе опека могла осуществляться в различных формах, различными учреждениями (существовали школы для бедных девочек, действовали христианские общественные движения Diakonia и Setlementti) или приемными семьями. В сельской местности дети в основном попадали в семьи опекунов: право взять на воспитанние оказавшегося без присмотра ребёнка получал тот, кто запрашивал у государства наименьшую компенсацию. Это явление просуществовало в Финляндии до 1920-х годов.

В 1909 году в Великом княжестве Финляндском было распространено первое воззвание о необходимости закона, который защитил бы детей от жестокого и неподобающего обращения, но такой закон так и не был разработан.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

После обретения Финляндией независимости, в 1921 году было введено всеобщее обязательное школьное образование. При этом, как последствия гражданской войны, дети «красных финнов» рассматривались одновременно и как потенциальные «бунтовщики», и как будущие граждане Финляндии, которые не отвечают за своих родителей. Воспитать их лояльными гражданами стало предписанием народной школы, а за домашним воспитанием присматривали чиновники муниципалитетов.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В 1937 году был принят первый закон о защите прав ребёнка в основу которого была положена поддержка семьи (в том числе, консультативная), однако в случае, если благополучие ребёнка было невозможно обеспечить в семье, предусматривалась возможность передачи ребёнка под опеку даже против воли родителей.

В период военных действий 1939—1945 годов, около 70 тысяч финский детей были эвакуированы за счёт государственных средств в Швецию и размещены в приёмных семьях, а в 1945 году в Финляндии появились первые приюты для одиноких матерей с детьми, получившие название «первого дома» (фин. ensikoti)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

В 1983 году, в новой версии закона «О защите прав ребёнка» (№ 683 от 1983 года) был закреплён принцип «блага ребёнка» и сформулировано право на участие, позволяющее ребёнку влиять на решения взрослых (но не принимать решения самому). В то же время были запрещены телесные наказания детей. Этот же закон сформулировал и принципы работы Службы защиты ребёнка — «сотрудничество между семьей и службой основано на доверии и стремлении к взаимопониманию», при этом ребёнок должен получать помощь, прежде всего, в знакомой и привычной ему среде — дома. В случае, если констатируется полная невозможность оказания действенной помощи в домашних условиях, закон предусматривает прибегать к изъятию ребёнка из семьи на тот срок, который необходим для возвращения родителей к нормальным условиям жизни.

В 1991 году Финляндия присоединилась к принятой ООН Конвенции по правам ребёнка, что в свою очередь повлияло на разработку и понимание основ защиты прав ребёнка, отражённых в последней редакции закона о защите прав ребёнка в Финляндии и вступившей в силу в 2008 году (дополнения внесены в 2010).

В 2009 году в Хельсинки в одном из детских садов был вскрыт случай насилия над детьми (две воспитательницы усмиряли непослушных детей во время еды при помощи скотча). Уездным судом они были оправданы, но Надворный суд второй инстанции признал их виновными в нанесении телесного вреда и приговорил к штрафу. Уполномоченный по правам детей Мария Кайса Аула заявила, что дошедшие до судебного разбирательства случаи насилия — «лишь видимая часть айсберга» и часть незаконных насильственных наказаний остается скрытой.

Ежегодно в Финляндии тратится до 400 млн евро на содержание такого рода интернатов. Однако, в В Центральном союзе защиты детей им. Маннергейма считают, что детские сады слишком редко (лишь 2 % от всех заявлений) обращаются в органы опеки с заявлениями о подозрениях в плохом обращении с детьми и что они могли бы проявлять большую активность в этом вопросе.

С 2012 по 2013 годы в семи уездных судах в Пирканмаа, Канта-Хяме, Южной Карелии, Центральной Финляндии, Похъянмаа, Кеми-Торнио и Лапландии (с начала 2011 года эксперимент проводится в уездных судах Эспоо, Хельсинки, Оулу и Северной Карелии) проходит эксперимент в области мирного разрешения конфликтов об опекунстве.

С 1 июля 2012 года вступил в силу закон об ограничении возраста для усыновления детей (50 лет) и запрет для несовершеннолетних на посещение соляриев. Волонтёры, работающие с детьми, будут подвергаться более тщательной проверке.

По данным Государственной контрольно-надзорной службы социального обеспечения и здравоохранения Valvira, несмотря на развитую систему социальной опеки, во многих муниципалитетах страны катастрофически не хватает квалифицированных социальных работников, а число жалоб на действия работников органов защиты детей увеличилось в 2011 года на одну треть по сравнению с 2010 годом. Так в 2015 году против 11 чиновников были выдвинуты обвинения о бездеятельности по факту убийства в 2012 году в семье восьмилетней девочки.

Согласно данным финского отделения Pelastakaa lapset ry благосостояние финских детей за последние годы стало ухудшаться, а в рейтинге по благосостоянию детей, Финляндия опустилась со второго на 14-е место. Данные 2014 года показывают, что из-за экономического кризиса почти 160 тысяч финских детей находятся под угрозой бедности.

В 2016 году были обнародованы данные по которым в 2015 году киднеппингу в Финляндии подверглись 27 детей (в 2014 году — 11).

Оценки

Специалист Александровского института Ханна Смит считает методы ювенальной юстиции Финляндии суверенными и отвечающими высшим стандартам. Ханна Смит считает визит в Финляндию Уполномоченного при президенте России по делам детей Павла Астахова «не соответствующим хорошим дипломатическим манерам». Также г-жа Смит призывает президента Финляндии чётко указать руководству России на недопустимость подобного вмешательства в будущем, напоминая, что в Финляндии подобные конфликты решаются в соответствии с финским законодательством, без участия государственного руководства, что это — дело профильных органов власти.

Также министр базовых социальных услуг Финляндии Паула Рисикко заявила, что «в деятельности финских органов социального обслуживания в ситуации, обсуждаемой в последнее время в общественности, не выявлено противозаконных действий, которые создали бы Министерству социального обеспечения и здравоохранения повод для принятия мер». При этом неизвестно ни одного случая обращения русскоязычных родителей в общества защиты детей, имеющих большой опыт по разрешению ситуаций.

Президент Финляндии Саули Нийнистё заявил, что «дети не инструмент политики», а требование российской стороны о создании совместной комиссии по защите детей невозможно, поскольку не оговорено финским законодательством.

Вместе с тем, 29 мая 2012 года агентство Государственного контроля (VTV) опубликовало доклад в котором критикует финскую систему защиты детей, указывая на ряд имеющихся проблем. Так, в 2012 году, несмотря на поступившие 11 жалоб на жестокое обращение с ребёнком, органы социальной опеки не приняли соответствующих мер, что повело к смерти 8-летней девочки. Новый уполномоченный по делам детей Туомас Курттила заявил, что самая большая проблема состоит в отсутствии сотрудничества чиновников разных государственных органов.

Аспекты применения

Финский Закон об охране детства запрещает представителям власти комментировать какие-либо случаи взятия детей на попечение органами государственной опеки, запрещает выносить семейные проблемы на всеобщее обсуждение. Это происходит потому, что закон стоит, в первую очередь, на страже интересов ребенка и защищает его права. Публичность и разглашение конфиденциальной информации может повредить развитию ребенка. Финские чиновники встречались с представителями российских СМИ и объясняли журналистам общие принципы защиты детей, объясняли действие Закона об охране детства.
Мы дали многочисленные интервью и ответили на ряд запросов российских средств массовой информации. К сожалению, все российские СМИ представили эти факты в другом свете, и предоставленная информация их не интересовала. На самом деле проблем с русскими детьми в Финляндии не больше, чем со всеми остальными. Это говорит статистика. Решения не принимаются на основе гражданства ребенка, и даже финский Омбудсмен говорила, что у неё очень мало жалоб от русского населения. Подавляющее большинство русских, живущих в Финляндии, заботится о своих детях и соблюдает законы. Лишь немногие из них имеют какие-либо проблемы, в результате которых социальные работники должны помогать им, или принимать какие-то меры.

советник по прессе посольства Финляндии в России
Веса Кекяле

Применяется как последняя форма защиты прав ребёнка и употребляется лишь в том случае, когда отсутствуют механизмы заботы о ребёнке, а также необходимые жилищные условия или при обстоятельствах, когда поведение самого ребёнка угрожает его здоровью и безопасности (под последним понимается применение несовершеннолетним наркотических средств, уголовные деяния и связанные с этим аспекты). Дополнительным фактором для изъятия ребёнка из семьи является отсутствие возможности реализации рекомендованной социальной службой программы стабилизации возникшего положения. Перед изъятием ребёнка (старше 12 лет) с ним и его близкими должны быть проведены собеседования. Если одна из сторон против меры изъятия из семьи, решение социальной службы об изъятии должно быть подтверждено административным судом (у ребёнка старше 12 и любых его опекунов есть право оспорить данное решение в вышестоящей инстанции вплоть до высшего суда).

При условии исполнения вышеназванных предпосылок работники социальной службы региональной общины обязаны изъять ребёнка и обеспечить ему достойные условия проживания, что реализуется или в качестве срочной защитной меры или обычным изъятием (последнее представляет из себя более длительное нахождение ребёнка вне дома или места социального пребывания). Изъятие, как исполнение решения бюро социальной службы, может быть произведено против воли реципиентов, но зачастую производится с согласия обеих сторон. Размещение ребёнка вне семьи прекращается, если исчезли причины его породившие, а также при достижении ребёнком 18-летнего возраста (до достижения 21 года социальная служба обязана оказывать поддержку опекаемым).

Срочные случаи изъятия ребёнка предусматривают ситуацию в которой: квартира превращена в притон, или мать занимается проституцией, а также в случаях, если на ребёнке явно видны следы побоев (в подобном случае государственная забота гарантируется всем детям семьи), при этом обстоятельства изъятия никогда не выносятся на общественное обсуждение, а спорные вопросы решаются на суде, в закрытом заседании. В законодательстве Финляндии нет понятия «лишение родительских прав», поэтому родители всегда остаются родителями.

В своей статье председатель Антифашистского комитета Финляндии правозащитник Йохан Бекман, заявляет что «ювенальная юстиция представляет собой одно из главных орудий фашистизации общества и уничтожения семьи как основного института общественной жизни». На 2011 год в Финляндии насчитывалось 17 409 детей, взятых под государственную опеку и каждый год их число увеличивается. Кроме того финский исследователь отмечает, что «ювенальная юстиция — это оружие в руках атеистов, используемое ими для новых гонений на христианство». В качестве примера Бекман приводит случаи притеснений, которым подвергаются православные христиане в Финляндии: одной из жертв этих преследований стала, например, Римма Салонен. Широко обсуждавшееся в СМИ России дело Антона Салонена, в ходе которого из-за спора об опеке над ребёнком была лишена материнских прав гражданка России и Финляндии Римма Салонен, по мнению Йохана Бекмана, выявило в ювенальной юстиции Финляндии ряд аспектов, дестабилизирующих финское общество.

В качестве аналогичных спорных методов применения ювенальной юстиции рассматриваются дело Роберта Рантала, по которому в феврале 2010 года мальчика изолировали сразу от обоих родителей и дело Юлии Путконен, по которому финские социальные службы изъяли ребёнка у русской матери и передали под опеку финского отца, работающего в России. В 2012 году широкий общественный резонанс как в Финляндии, так и в России вызвало Дело Анастасии Завгородней, у которой органами опеки были изъяты сразу четыре ребёнка, включая новорожденного.

Организации защиты детей в Финляндии

• Союз защиты детей Маннергейма — основан в 1920.
• Центральный союз защиты детей — основан в 1937.
• Финская ассоциация по уходу за детьми — помощь родителем и детям.
• Ассоциация приютов молодых матерей и жертв семейного насилия — основана как Союз женских домов-убежищ, для помощи женщинам, родивших вне брака. Содержит 11 приютов, 14 домов-защиты, 7 приютов для наркозависимых.
• Спасите детей — международная организация, основана в Лондоне в 1919. В Финляндии с 1922. В основном, помогает семьям принять детей из разных горячих точек.
• Лучшее детям — основана в 1945 Демократическим союзом Финляндии, взяв за основу Конвенцию ООН о правах ребёнка.
• Ребёнок 2000 — основанное в 1999 общество экспертов по здравоохранению молодёжи и детей. Просветительская деятельность.

См. также

• Дело Анастасии Завгородней
• Дело Антона Салонена
• Дело Роберта Рантала

Ссылки

• [www.finlex.fi/fi/laki/ajantasa/2007/20070417 Закон о защите детей — полный текст (фин.)]
• [www.lastensuojelu.info/ru/ Информация о защите детей в Финляндии]

Отрывок, характеризующий Ювенальная юстиция в Финляндии

– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.
«Да, мне открылась новое счастье, неотъемлемое от человека, – думал он, лежа в полутемной тихой избе и глядя вперед лихорадочно раскрытыми, остановившимися глазами. Счастье, находящееся вне материальных сил, вне материальных внешних влияний на человека, счастье одной души, счастье любви! Понять его может всякий человек, но сознать и предписать его мот только один бог. Но как же бог предписал этот закон? Почему сын?.. И вдруг ход мыслей этих оборвался, и князь Андрей услыхал (не зная, в бреду или в действительности он слышит это), услыхал какой то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: „И пити пити питии“ потом „и ти тии“ опять „и пити пити питии“ опять „и ти ти“. Вместе с этим, под звук этой шепчущей музыки, князь Андрей чувствовал, что над лицом его, над самой серединой воздвигалось какое то странное воздушное здание из тонких иголок или лучинок. Он чувствовал (хотя это и тяжело ему было), что ему надо было старательна держать равновесие, для того чтобы воздвигавшееся здание это не завалилось; но оно все таки заваливалось и опять медленно воздвигалось при звуках равномерно шепчущей музыки. „Тянется! тянется! растягивается и все тянется“, – говорил себе князь Андрей. Вместе с прислушаньем к шепоту и с ощущением этого тянущегося и воздвигающегося здания из иголок князь Андрей видел урывками и красный, окруженный кругом свет свечки и слышал шуршанъе тараканов и шуршанье мухи, бившейся на подушку и на лицо его. И всякий раз, как муха прикасалась к егв лицу, она производила жгучее ощущение; но вместе с тем его удивляло то, что, ударяясь в самую область воздвигавшегося на лице его здания, муха не разрушала его. Но, кроме этого, было еще одно важное. Это было белое у двери, это была статуя сфинкса, которая тоже давила его.
«Но, может быть, это моя рубашка на столе, – думал князь Андрей, – а это мои ноги, а это дверь; но отчего же все тянется и выдвигается и пити пити пити и ти ти – и пити пити пити… – Довольно, перестань, пожалуйста, оставь, – тяжело просил кого то князь Андрей. И вдруг опять выплывала мысль и чувство с необыкновенной ясностью и силой.
«Да, любовь, – думал он опять с совершенной ясностью), но не та любовь, которая любит за что нибудь, для чего нибудь или почему нибудь, но та любовь, которую я испытал в первый раз, когда, умирая, я увидал своего врага и все таки полюбил его. Я испытал то чувство любви, которая есть самая сущность души и для которой не нужно предмета. Я и теперь испытываю это блаженное чувство. Любить ближних, любить врагов своих. Все любить – любить бога во всех проявлениях. Любить человека дорогого можно человеческой любовью; но только врага можно любить любовью божеской. И от этого то я испытал такую радость, когда я почувствовал, что люблю того человека. Что с ним? Жив ли он… Любя человеческой любовью, можно от любви перейти к ненависти; но божеская любовь не может измениться. Ничто, ни смерть, ничто не может разрушить ее. Она есть сущность души. А сколь многих людей я ненавидел в своей жизни. И из всех людей никого больше не любил я и не ненавидел, как ее». И он живо представил себе Наташу не так, как он представлял себе ее прежде, с одною ее прелестью, радостной для себя; но в первый раз представил себе ее душу. И он понял ее чувство, ее страданья, стыд, раскаянье. Он теперь в первый раз поняд всю жестокость своего отказа, видел жестокость своего разрыва с нею. «Ежели бы мне было возможно только еще один раз увидать ее. Один раз, глядя в эти глаза, сказать…»
И пити пити пити и ти ти, и пити пити – бум, ударилась муха… И внимание его вдруг перенеслось в другой мир действительности и бреда, в котором что то происходило особенное. Все так же в этом мире все воздвигалось, не разрушаясь, здание, все так же тянулось что то, так же с красным кругом горела свечка, та же рубашка сфинкс лежала у двери; но, кроме всего этого, что то скрипнуло, пахнуло свежим ветром, и новый белый сфинкс, стоячий, явился пред дверью. И в голове этого сфинкса было бледное лицо и блестящие глаза той самой Наташи, о которой он сейчас думал.
«О, как тяжел этот неперестающий бред!» – подумал князь Андрей, стараясь изгнать это лицо из своего воображения. Но лицо это стояло пред ним с силою действительности, и лицо это приближалось. Князь Андрей хотел вернуться к прежнему миру чистой мысли, но он не мог, и бред втягивал его в свою область. Тихий шепчущий голос продолжал свой мерный лепет, что то давило, тянулось, и странное лицо стояло перед ним. Князь Андрей собрал все свои силы, чтобы опомниться; он пошевелился, и вдруг в ушах его зазвенело, в глазах помутилось, и он, как человек, окунувшийся в воду, потерял сознание. Когда он очнулся, Наташа, та самая живая Наташа, которую изо всех людей в мире ему более всего хотелось любить той новой, чистой божеской любовью, которая была теперь открыта ему, стояла перед ним на коленях. Он понял, что это была живая, настоящая Наташа, и не удивился, но тихо обрадовался. Наташа, стоя на коленях, испуганно, но прикованно (она не могла двинуться) глядела на него, удерживая рыдания. Лицо ее было бледно и неподвижно. Только в нижней части его трепетало что то.
Князь Андрей облегчительно вздохнул, улыбнулся и протянул руку.
– Вы? – сказал он. – Как счастливо!
Наташа быстрым, но осторожным движением подвинулась к нему на коленях и, взяв осторожно его руку, нагнулась над ней лицом и стала целовать ее, чуть дотрогиваясь губами.
– Простите! – сказала она шепотом, подняв голову и взглядывая на него. – Простите меня!
– Я вас люблю, – сказал князь Андрей.
– Простите…
– Что простить? – спросил князь Андрей.
– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.