Юго-Восточно-Азиатский театр военных действий Второй мировой войны
| Юго-Восточно-Азиатский театр военных действий Второй мировой войны | |||
| Основной конфликт: Вторая мировая война | |||
 «Чиндиты» пересекают реку в Бирме, 1943 | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Бирма, Британская Индия, Таиланд, Французский Индокитай, Британская Малайя, Сингапур, Британский Цейлон Индийский океан | ||
| Итог |
Победа союзников | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Юго-Восточно-Азиатский театр военных действий (1941—1945) — боевые действия, происходившие во время Второй мировой войны в Индокитае, Индостане, на Цейлоне, в Малайе, Сингапуре и восточной части Индийского океана.
Ход боевых действий
Ещё с 1937 года Япония вела войну в Китае, а в 1940 году ввела войска во Французский Индокитай. В июле 1941 года между Японской империей и Французским государством было подписано соглашение о военном сотрудничестве в интересах совместной обороны Индокитая. В соответствии с этим соглашением Япония могла по своему усмотрению создавать в Индокитае сухопутные, морские и воздушные базы.
6 ноября 1941 года Императорская Ставка издала приказ №556, в котором ставились задачи Южной группе армий, отряду Южных морей и Экспедиционной армии в Китае. 15 ноября был издан приказ №564, в котором указывались задачи по захвату наиболее важных районов в зоне Южных морей.
1 декабря 1941 года император принял решение о начале военных действий против США, Великобритании и Нидерландов. Начальник генерального штаба Хадзимэ Сугияма и начальник морского генерального штаба Осами Нагано немедленно отдали сухопутным войскам и флоту приказы о готовности к военным действиям и выдвижении соединений в переднюю линию. 2 декабря начальники сухопутного и морского генеральных штабов приняли решение о начале военных действий 8 декабря 1941 года.
Начальные успехи японцев
Чтобы успешно вести наступательные операции в Юго-Восточной Азии, Японии требовалось привлечь на свою сторону Таиланд, однако дело неожиданно осложнилось тем, что вечером 7 декабря премьер-министр Таиланда Пибунсонграм выехал для инспекции на восточную границу. В этой обстановке японский посол вручил японские требования в 1 час 50 минут 8 декабря министру иностранных дел Таиланда. Поскольку позиция премьер-министра оставалась неясной, возникла опасность столкновения между японскими и таиландскими вооружёнными силами. Не получив ответа от таиландского правительства, фельдмаршал Тэраути в 3 часа 30 минут отдал приказ о вторжении японских сухопутных войск в Таиланд. Утром 8 декабря гвардейская дивизия пересекла государственную границу Таиланда, и на рассвете 9 декабря её передовые подразделения вступили в Бангкок. Во время оккупации в двух-трёх местах произошли мелкие стычки с таиландскими войсками, которые сразу же прекратили сопротивление. 11 декабря главные японские силы вышли к реке Кра на бирманско-таиландской границе и вечером 14 декабря захватили Виктория-Пойнт в Бирме. 21 декабря Таиланд заключил с Японией формальный договор о союзе.
Потеря Виктории явилась для англичан тяжёлым ударом, так как это был единственный промежуточный аэродром между Индией и Сингапуром. Теперь самолёты не могли долетать до Сингапура самостоятельно, и их нужно было везти в разобранном виде. Это стало остро необходимо, так как одновременно с продвижением в Таиланде японцы предприняли нападение на британские военно-воздушные базы в Малайе, в результате которого на земле было уничтожено 80 % английских самолётов.
В тот же день 8 декабря японцы высадились в Кота-Бару — самой северной гавани Малайи. Для борьбы против этого десанта из Сингапура вышли линкор «Принс оф Уэлс» и линейный крейсер «Рипалс», но так как они следовали без воздушного прикрытия, то 10 декабря были потоплены японской авиацией. Несмотря на сильное сопротивление со стороны англичан, австралийцев и новозеландцев, японцы к 31 января продвинулись до южной оконечности Малаккского полуострова. Обнаружилось, что Сингапур практически не защищён с сухопутного направления, и после недели боёв состоялась крупнейшая капитуляция британских войск в истории.
Параллельно с продвижением в Малайе, другая группа японских войск осуществляла высадки на индонезийских островах. В результате действий этих групп, к 1 марта 1942 года Нидерландская Ост-Индия была захвачена японцами, а 23 марта японские войска высадились на Андаманских островах. Уничтожив силы ABDA в ходе сражения в Яванском море, японские корабли в начале апреля направились в Индийский океан, чтобы разгромить Британский Восточный флот. Несмотря на то, что британские корабли успели перебазироваться с Цейлона на секретную базу на атолле Адда, в ходе рейда в Индийский океан японцы уничтожили авианосец, два крейсера и два эсминца, не считая более мелких военных кораблей и десятков гражданских судов.
Боевые действия в Бирме
Ещё до того, как пал Сингапур, японцы начали следующую операцию — по захвату британской колонии Бирма. 21 января 1942 года японцы захватили Каукарейский перевал на таиландско-бирманской границе, и устремились на запад. Не встречая сильного сопротивления, японские войска переправились через три реки, и 7 марта заняли оставленный англичанами Рангун, ликвидировав тем самым основной путь поставки вооружений китайскому правительству Чан Кайши. Ещё на территории Таиланда японцы начали формировать «Армию независимости Бирмы», и к моменту захвата Рангуна в ней насчитывалось уже 12 тысяч человек.
В начале апреля японцы повернули на север, и стали преследовать англичан вверх по долине Иравади. В связи со слабостью войск в Бирме и невозможности быстрой доставки подкреплений из Индии англичане были вынуждены обратиться за помощью к Чан Кайши, и тот отправил в Бирму китайские войска. Однако японские войска, совершив обходные манёвры, опрокинули оборонительные линии Союзников и разгромили их (при этом бирманцы массово дезертировали из британских частей). С 26 апреля англичане начали отступление в Индию, стараясь успеть это сделать до начала сезона дождей. В ходе отступления на север 38-я и 22-я китайские дивизии оказались отрезанными от Китая, и им пришлось также пробиваться в Индию. Эти войска были собраны в городке Рамгарх одноимённого округа, где получили американское вооружение и экипировку, а за их обучение взялись американские инструкторы. Официальным командующим китайскими войсками в Индии стал американский генерал Джозеф Стилвелл. В результате в Британской Индии появилось возглавляемое американцами китайское соединение — Командование северного боевого района.
Осенью 1942 года англичане решили провести операцию «Анаким» по захвату порта Акьяб на западном побережье Бирмы. Однако операция была подготовлена из рук вон плохо: когда она началась 21 сентября, то командир британской дивизии с удивлением обнаружил, что не были даже подготовлены дороги, по которым его войска должны были достичь границ Бирмы. Почти месяц ушёл у британцев на прокладку дорог для машин к границе, после чего войска начали безуспешные лобовые атаки японских позиций. Несмотря на начальное превосходство в силах, весной обескровленные британские части были вынуждены отступить, чтобы успеть вернуться в Индию до начала очередного сезона дождей.
Тем временем на севере подполковник Уингейт организовал на основе 77-й индийской бригады специальный отряд «Чиндиты», который в феврале 1943 года проник в Бирму с диверсионными целями. Несмотря на небольшой причинённый ущерб и большие потери, действия «чиндитов» имели большое пропагандистское значение. По образцу «чиндитов» для действий в северной Бирме американским генералом Мериллом был организован отряд, получивший неофициальное название «Мародёры Мерилла». Действия «чиндитов» насторожили японцев, которые решили не дожидаться очередного британского вторжения в Бирму, а нанести упреждающий удар по территории Индии.
Летом 1943 года в Сингапур из Германии прибыл один из бывших лидеров Индийского движения за независимость — Субхас Чандра Бос, который начал набирать из индийских военнопленных, согласных перейти на другую сторону, Индийскую национальную армию. 1 августа 1943 года японцами было создано марионеточное государство Бирма.
Пока японцы готовили упреждающий удар, китайцы решили попытаться восстановить сухопутное сообщение с Британской Индией. В начале октября 1943 года китайские войска из восточной Индии неожиданно форсировали реку Салуин, захватив врасплох японскую 18-ю дивизию. Однако благодаря решительным действиям командира дивизии генерал-лейтенанта Танака через две недели положение было восстановлено.
Несмотря на то, что командующий 15-й армией Рэнъя Мутагути настаивал на крупном наступлении в Индии с целью вызвать антибританское восстание, Токио дал согласие лишь на ограниченную операцию. Состоявшееся в начале 1944 года сражение за Импхал завершилось поражением, но Мутагути отказался дать командирам дивизий разрешение отступить и вместо этого сместил троих из них. Из 65 тысяч подчинённых Мутагути людей 50 тысяч умерло — в основном от голода и болезней. Из-за полного провала Мутагути был отстранён от командования и отозван в Токио.
Контрнаступление Союзников и освобождение Юго-Восточной Азии
Бирма
Решение о контрнаступлении союзных войск в Бирме впервые было сформулировано на конференции в Касабланке в январе 1943 года. В ходе обсуждения вопроса о контрнаступлении обнаружились серьёзные противоречия между союзными державами: если США настаивали на быстрейшем восстановлении сухопутного сообщения с Китаем, то Великобритания стремилась вернуть Сингапур, для чего необходимо было действовать через Суматру и Малайю. Китай поддерживал американский план, но очень настороженно относился к контрнаступлению в Северной Бирме, так как основную тяжесть боёв пришлось бы вынести на себе китайской армии, и потому в качестве предварительного условия настаивал на одновременном крупном контрнаступлении англо-индийских войск с прибрежного направления.
Когда после провала Импхальской операции японские войска начали отход с территории Индии, их по пятам стали преследовать войска Союзников. Поражение японской 15-й армии стало началом крушения всей обороны Бирмы. Ещё в апреле 1944 года на крайнем севере Бирмы, в районе Хуакун, начали наступление американо-китайские части. «Мародёры Мерилла» совместно с китайскими войсками и бирманскими партизанами сумели по горам обойти японские заслоны, и 17 мая захватить важный аэродром в Мьичине. Однако после этого начались разногласия между союзниками: китайцы отказывались выполнять приказания Стилвелла без подтверждений Чан Кайши. В результате осада Мьичины растянулась на всё лето.
Наступление Стилвелла не встретило поддержки британского командования, которое квалифицировало его как «неразумное и никому не нужное». Для того, чтобы подчеркнуть свою решимость уделить основное внимание морским операциям, штаб Юго-Восточно-Азиатского командования был 14 апреля переведён в город Канди на Цейлоне. В результате, когда через месяц стало известно о захвате аэродрома Мьичины, Маунтбеттен получил язвительное послание от Черчилля:
Как получилось, что американцы блестящей победой посадили нас в лужу?
Получалось, что пока Лондон строил планы войны в Бирме, китайские войска уже освободили север страны. Британцы начали медленно склоняться к сухопутному наступлению в Бирме, но решение об этом было принято лишь осенью, когда японцы начали отход от Импхала, а китайцы, наконец, взяли Мьичину.
Проблема для Союзников заключалась в том, что до тех пор, пока Бирма была отрезана со стороны моря, всё снабжение войск должно было вестись либо по воздуху, либо по тропам в джунглях; таким образом британцы могли ввести в Бирму не более четырёх дивизий. Надежды на помощь со стороны китайцев были слабыми, так как Чан Кайши не был намерен таскать каштаны из огня для Черчилля. В то же время японцы, несмотря на разгром у Импхала, могли противопоставить британцам шесть дивизий, кроме того у них оставалась возможность перебросить на север две дивизии из Аракана.
По первоначальному плану основной целью британского наступления был Мандалай — основной узел дорог, второй по величине город Бирмы. Но командование японскими войсками, понимая, что именно Мандалай является основной целью Союзников, решило отвести войска из гигантской излучины Иравади перед Мандалаем и не ввязываться в бои с британцами между Иравади и Чиндуином. Излучина Иравади должна была стать ловушкой для британской армии, оторвавшейся от своих баз.
Однако командующий британскими войсками в Бирме генерал Уильям Слим заподозрил неладное. Понимая, что если он будет следовать разработанным планам, то добровольно введёт свою армию в мешок, он отважился на рискованную операцию: скрытно перебросить свои основные силы южнее, перерезать железную дорогу, оседлать шоссе Мандалай-Рангун, и ударить в сторону Рангуна. Этот рискованный план увенчался полным успехом. В начале февраля части, вышедшие в долину Иравади севернее Мандалая, начали наступление на Мандалай и отвлекли на себя значительные японские силы. В ночь с 13 на 14 февраля дивизии, сошедшие с гор, начали форсирование Иравади на стыке японских 15-й и 28-й армий. Этот участок реки оборонялся бригадой Индийской национальной армии, которая, как только в её расположении появились британские войска, сложила оружие. Переправа была полной неожиданностью для японцев, и на следующий день британские войска уже захватили большой плацдарм на левом берегу, а через две недели упорных боёв продвинулись на 120 км, успешно отбивая японские атаки как с севера, так и с юга. Отрезанный от основных сил Мандалай пал 20 марта 1945 года. Одновременное продвижение британских войск в Аракане привело к освобождению Акьяба с его важным аэродромом. Видя неизбежное поражение японцев, на сторону Союзников 27 марта 1945 года перешла Национальная армия Бирмы.
Получив свободу действий, британские войска устремились к Рангуну, стремясь достигнуть его до наступления сезона дождей. Уже 28 марта был отдан приказ:
Захватить Рангун любой ценой и как можно скорее, до наступления муссона
Соответственно, для японских войск муссон был последней надеждой. По той же самой причине в Лондоне решили захватить Рангун морским десантом 2 мая. В связи с тем, что японцы встали насмерть у Пегу, сухопутное наступление затормозилось, и десант успел раньше. По окончании сезона дождей британские войска и Национальная армия Бирмы (переименованная британцами в «Патриотические бирманские силы») завершили разгром японской группировки у реки Ситаун.
Французский Индокитай
После высадки Союзников во Франции и ликвидации вишистского правительства французским офицерам и чиновникам в Индокитае было ясно, что Франция будет судить о них по тому, какую позицию они займут. Однако не меньшим врагом, чем японцы, для французов были национально-освободительные движения Индокитая. Поднятое в октябре 1944 года в районе Бакшона восстание было подавлено французскими войсками.
Зная о брожениях во французских частях и контактах французских колониальных властей с разведкой Союзников, японцы перешли к решительным действиям. 9 марта 1945 года японские войска были подтянуты к французским казармам во всех концах Индокитая, и французам было предложено немедленно разоружиться. Большинство французских частей сложили оружие, лишь несколько подразделений с боями отступили к китайской границе. Ликвидировав французскую колониальную администрацию, японцы объявили о «независимости» Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, и о создании в этих странах «независимых правительств».
14 августа 1945 года Центральный комитет Вьетминя объявил о начале всеобщего восстания. Когда 16 августа стало известно о капитуляии Японии, восстал весь Вьетнам. 2 сентября 1945 года была провозглашена Демократическая Республика Вьетнам.
Французский Лаос не являлся единым государственным образованием, поэтому когда японцы вынудили короля Луангпхабанга провозгласить независимость от Франции, то он проинтерпретировал это так, что он стал королём всего Лаоса. Премьер-министр Петсарат был достаточно умён и информирован, чтобы не принимать всерьёз обещаний японцев и не верить в их победу, поэтому лето 1945 года он потратил на то, чтобы наладить связи с созданной при поддержке США организацией «Лао пен лао» («Лаос — лаоссцам»). После капитуляции Японии на территорию Лаоса с севера вошли китайские войска.
Малайя
С 1943 года японцы фактически контролировали на Малаккском полуострове лишь города, власть в сельской местности принадлежала Антияпонской армии народов Малайи. В 1944 году британская разведка наладила с партизанами Малайи связи, координировала с ними свои действия, снабжала оружием и получала разведданные. С начала 1945 года партизаны перешли от диверсий и засад на дорогах к более широким операциям. Вскоре в Малайе появились освобождённые районы. Летом 1945 года Антияпонская армия народов Малайи контролировала уже несколько городов и большую часть территории горных штатов. После капитуляции Японии в Малайе не оказалось действующей власти, и начался хаос.
Командные структуры
Структуры командования Союзников
К началу войны на Тихом океане за оборону Нидерландской Ост-Индии отвечала Королевская голландская ост-индская армия (командующий — генерал Хейн Тер Портен), за оборону британских владений — Индийское командование (командующий — генерал Арчибальд Уэйвелл, отвечало за Британскую Индию, Цейлон и некоторое время — за Бирму) и Британское Дальневосточное командование (командующий до 23 декабря 1941 — генерал-полковник авиации Роберт Мур Брук-Попхэм, с 23 декабря 1941 — генерал-лейтенант Генри Ройдс Паунолл, отвечало за Гонконг, Малайю, Сингапур и прочие британские дальневосточные владения, некоторое время — за Бирму). 15 января 1942 года было создано единое межсоюзное командование ABDA, которое возглавил британский генерал Арчибальд Уэйвелл.
В связи с быстрым продвижением японцев на юг 21 февраля 1942 года ABDA было распущено. Войска на Филиппинах были переданы под контроль американских структур, за Бирму и западную часть Нидерландской Ост-Индии стало отвечать британское Индийское командование.
В связи с тем, что в регионе воевали также китайские войска и американская авиация, в августе 1943 года было образовано Юго-Восточно-Азиатское командование, которое возглавил британский лорд Луис Маунтбеттен, а его заместителем стал американский генерал Джозеф Стилвелл. Реорганизация заняла два месяца, и новое Командование приступило к управлению боевыми действиями с 15 ноября 1943 года. Этому командованию подчинялись Британский Восточный флот, 11-я группа армий, авиационное командование «Индия» и американский Китайско-Бирманско-Индийский театр военных действий. В октябре 1944 года Стилвелл оставил свой пост, и командование американскими войсками было разделено: американские военнослужащие в Китае стали подчиняться генералу Альберту Ведемейеру, а американо-китайский войска на Индийско-Бриманском ТВД были 12 ноября 1944 года слиты с британскими войсками в Союзные сухопутные войска в Юго-Восточной Азии.
Юго-Восточно-Азиатское командование отвечало за боевые действия в Индии, Бирме, Малайе, на Цейлоне, во Французском Индокитае и на острове Суматра. С 15 августа 1945 года зона ответственности Командования была распространена на всю Нидерландскую Ост-Индию. Командование было ликвидировано 30 ноября 1946 года.
Японские командные структуры
За боевые действия в Юго-Восточной Азии и Юго-Западной части Тихого океана отвечало командование Южной группы армий, размещавшееся сначала в Сайгоне, потом в Сингапуре, затем на Филиппинах, и в итоге снова в Сайгоне; всю войну его возглавлял фельдмаршал Хисаити Тэраути. Для координации действий японских войск в Бирме 27 марта 1943 года в составе Южной группы армий был образован Бирманский фронт. 30 октября 1943 года на острове Сулавеси разместился 2-й фронт. Для противодесантной обороны Юго-Восточной Азии 19 марта 1944 года был образован 7-й фронт. Резервом являлась японская группа войск в Сиаме, которая в разные периоды войны носила разные названия.
Напишите отзыв о статье "Юго-Восточно-Азиатский театр военных действий Второй мировой войны"
Литература
- К.Типпельскирх «История Второй мировой войны», — СПБ: ООО «Издательство Полигон», 1998. ISBN 5-89173-022-7
- Б.Лиддел Гарт «Вторая мировая война», — Москва: «Издательство АСТ», 1999. ISBN 5-237-03175-7
- Хаттори Такусиро «Япония в войне. 1941—1945», — СПБ: ООО «Издательство Полигон», 2000. ISBN 5-89173-085-5
- И. В. Можейко «Западный ветер — ясная погода», — Москва, «Издательство АСТ», 2001. ISBN 5-17-005862-4
- В. В. Клавинг «Япония в войне», — Москва: «Издательство АСТ», 2004. ISBN 5-17-020498-1
- «История Востока» (в 6 т.). Т.V «Восток в новейшее время (1914—1945 гг.)», — Москва: издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2006. ISBN 5-02-018500-9
Примечания
Отрывок, характеризующий Юго-Восточно-Азиатский театр военных действий Второй мировой войны
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.
Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.
От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…
Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.
Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
