Юг России (1919—1920)

Юг России
Территория с централизованным военным управлением и сформированными атрибутами государственной власти
←   ←   ←   ← 8 января 1919 года — 22 ноября 1920 года →   →   →
Флаг Герб (проект)
Столица	Екатеринодар Севастополь (с марта 1920 года)
Крупнейшие города	Одесса, Харьков, Киев, Екатеринослав, Александровск, Ростов-на-Дону, Новочеркасск, Царицын, Воронеж, Полтава, Чернигов, Орёл, Курск
Язык(и)	русский, с 26 октября (8 ноября) 1920 года на территориях Украины, подконтрольных Русской армии, также украинский
Религия	Православие
Форма правления	Военная диктатура
Главнокомандующий Вооружёнными Силами Юга России
- 8 января 1919 — 4 апреля 1920	А. И. Деникин
- 4 апреля — 11 мая 1920	П. Н. Врангель
История
- 8 января 1919	Объединение Донской и Добровольческой армий в Вооружённые Силы Юга России (ВСЮР)
- март 1920	Кубано-Новороссийская операция и Новороссийская эвакуация в Крым
- 11 мая 1920	Переименование ВСЮР в Русскую армию

К:Появились в 1919 годуК:Исчезли в 1920 году

Юг Росси́и (также бе́лый Юг, бе́лый Юг Росси́и, в советской историографии иногда называлось «Дени́кия», «Доброво́лия») — территории, подконтрольные белогвардейским Добровольческой армии, а затем Вооружённым силам Юга России (ВСЮР) в период Гражданской войны в России в 1919—1920 годах.

Власть на Юге России де-факто находилась в руках военных и опиралась на вооружённую силу в виде ВСЮР. Функции главы государства выполнял Главнокомандующий ВСЮР. На Юге России, кроме всего прочего, выпускалась своя валюта (рубль ВСЮР), функционировал собственный законодательный (Особое совещание при Главкоме ВСЮР) и исполнительный (Командование военных областей) органы, работали государственные и культурные учреждения. Фактически территория, подконтрольная белой власти, не была стабильной и всё время изменялась в результате успехов или неудач боевых действий: в разное время в состав Юга России как территориального образования входили Кубань, Крым, Восточная, Центральная и часть Западной Украины, Новороссия, Черноземье, Нижнее Поволжье, Северный Кавказ и другие географические и административные единицы бывшей Российской империи.

Политический статус

Территории, подконтрольные командованию Вооружённых Сил Юга России, никогда не определялись как отдельное государственное образование.

В советской историографии часто фигурировал термин «Деникия», употребляемый по аналогии с популярным термином «Колчакия». Маршал Советского Союза А. И. Егоров в своём труде «Разгром Деникина 1919 г.» неоднократно употребляет слово «Доброволия», при этом не указывая, что именно подразумевается под этим понятием: совокупность территорий, контролируемых именно Добровольческой армией, или территорий, контролируемых силами ВСЮР в целом.

Историк Валерий Шамбаров в книге «Белогвардейщина» предпочитает определение «Белогвардейский Юг» или — в определённом контексте — просто «Юг».

Журналист Михаил Веллер и публицист Андрей Буровский в книге «Гражданская история безумной войны» посвящают Югу России отдельную главу, которая называется «В государстве Деникина». В первых же её строках говорится:

После Советской Республики это было самое большое из государств, на которые распалась Россия в 1918 году.

Государственное устройство

С началом расширения зоны распространения власти Добровольческой Армии назрела потребность в организации управления на подконтрольных территориях. 3 октября 1918 г. в было принято «Положение об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией», написанное профессором права Петербургского университета К. Н. Соколовым. Согласно этому положению вся власть на занятых территориях принадлежала главнокомандующему армии, а для содействия в вопросах управления учреждался совещательный орган — Особое совещание, председателем которого становился главнокомандующий. На занятых территориях восстанавливалось действие всех законов, существовавших до октябрьского переворота большевиков. 7 октября 1918, виду кончины генерала М. В. Алексеева, функции Верховного руководителя принял на себя генерал А. И. Деникин. Весной 1919 г. он продолжил работу по формированию государственного аппарата белой армии. В марте были утверждены законопроекты: «Временное положение о гражданском управлении в местностях, находящихся под управлением Главнокомандующего вооруженными силами Юга России», «Временное положение об общественном управлении городов», «Временное положение о выборах городских гласных» и «Временное положение о Государственной страже». С выходом войск ВСЮР на широкое оперативное пространство был издан приказ № 69 от 16 июня 1919 г. в котором подчеркивалось, что Особому совещанию, органам управления и суда и всем подлежащим ведомствам «до получения указаний о порядке осуществления государственной власти в областях», находившихся под управлением Деникина, надлежит «продолжать свою работу на основании действующих узаконений, …памятуя лишь о благе Российской державы» и руководствуясь указаниями Главнокомандующего. В первой половине 1919 года для организации власти на обширных территориях, объединённых в военные области, для каждой такой области была утверждена должность главноначальствующего. Пост главноначальствующего занимал генерал, командовавший армиями в данном регионе. По кругу обязанностей главноначальствующий исполнял дореволюционные должности генерал-губернатора и командующего войсками округа. При главноначальствующем, для правильного решения гражданских, в первую очередь хозяйственных, вопросов находились советы представителей экономических ведомств и помощники по гражданской части.

Должность главноначальствующего вводилась только как чрезвычайная мера на время ведения боевых действий. Предполагалось, по разработанному и принятому «Временному Положению о гражданском управлении в местностях, находящихся под Верховным управлением Главнокомандующего ВСЮР», что как только какая-либо губерния, вследствие прекращения на её территории гражданской войны, будет «изъята из театра военных действий», то в этой губернии вся полнота власти будет возвращена от главноначальствующего губернатору. На практике ни одна из губерний Белого Юга ни разу не была исключена из «театра военных действий». Для поддержания порядка на местах 25 марта 1919 года по инициативе главнокомандующего А. И. Деникина на основании временного положения. была создана Государственная стража ВСЮР, которая представляла собой военизированный орган гражданского управления и выполняла функции политической, криминальной и территориальной полиции, совмещая в себе черты аппарата Министерства внутренних дел, жандармерии и территориальной армии.

Центр управления

Примечательно, что в отличие от Омска, на Юге так и не возник единый центр управления. Ставка Главкома ВСЮР в период «Похода на Москву» находилась в Таганроге (осенью 1919 г.планировалось перенести Ставку и Совещание в Киев — «Мать городов русских» или Харьков), а Особое совещание и многие другие структуры управления — в Ростове-на-Дону. Органы власти Всевеликого Войска Донского располагались, преимущественно, в Новочеркасске, Кубанского казачества — в Екатеринодаре, Терского — во Владикавказе.

Административное деление

По мере занятия новых территорий войсками ВСЮР на протяжении 1919 года они объединялись по военно-стратегическим соображениям в обособленные, так называемые военные области. Как правило, каждая военная область включала в себя несколько губерний, существовавших ранее по административному устройству Российской империи. Губернаторы подчинялись главноначальствующим этих областей. Всего было образовано четыре таких области: Область Северного Кавказа (главноначальствующий генерал-лейтенант И. Г. Эрдели), Харьковская область (главноначальствующий генерал-лейтенант В. З. Май-Маевский, в последние дни существования — генерал-лейтенант П. Н. Врангель), Киевская область (главноначальствующий генерал-адъютант А. М. Драгомиров) и Новороссийская область (главноначальствующий генерал-лейтенант Н. Н. Шиллинг).

Внутри военных областей восстанавливалось прежнее деление на губернии, уезды, волости. В городах возобновляли работу городские думы, в селах и деревнях — сельские сходы.

Разведывательные организации

См. также Азбука (секретная организация)

Экономика

Денежная единица

50 рублей ВСЮР. 1919. Аверс		50 рублей ВСЮР. 1919. Реверс

1000 рублей ВСЮР. 1919. Аверс		1000 рублей ВСЮР. 1919. Реверс

Вопрос о выпуске денежных знаков на Юге России был поднят Деникиным в начале 1919 года в ходе совещания представителей ВСЮР. По итогам совещания было принято решение о воссоздании государственного казначейства, которому и предстояло приступить к выпуску собственных банкнот. Ответственным за финансы стал М. В. Бернацкий, бывший министр финансов Временного правительства.

С 30 августа 1919 года началась осуществляться масштабная эмиссия новых добровольческих денег — так называемых деникинских «колокольчиков». Денежные знаки Юга России печатались в Ростове-на-Дону в здании бывшей конторы Государственного банка. К концу года колокольчики, однако, начали существенно обесцениваться из-за высоких темпов инфляции при лавинообразной эмиссии (150 деникинских рублей обменивались на 1 французский франк). Частично в магазинах, лавках, а также на некоторых предприятиях и в учреждениях началось кустарное изготовление собственных разменных знаков, выполнявших функции денег.

В разгар своих военных успехов, осенью 1919 года, белогвардейцы сталкивались с серьёзной проблемой: в населённых пунктах, оставленных красными, в обращении находились денежные знаки правительства РСФСР (совзнаки), изъять из обращения которые было нереально. По этой причине командование ВСЮР приняло решение об обмене совзнаков на банкноты Юга России, но только до 500 рублей на человека. Отношение красных к денежным знакам ВСЮР было противоположным: советская власть не признавала их платёжеспособности и конвертируемости, вследствие чего белогвардейские деньги постепенно теряли свою стоимость. К моменту эвакуации ВСЮР из Новороссийска в Крым они разделили участь эмиссионера, обесценившись окончательно.

Культура

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Литература

В период Гражданской войны на Юге России находились (нередко и воевали) многие известные в то время поэты и прозаики: основатель издательства «Гриф» Сергей Соколов, писатель Евгений Чириков, почётный академик Санкт-Петербургской академии наук по разряду изящной словесности и будущий лауреат Нобелевской премии по литературе Иван Бунин. Все они сотрудничали с пропагандистским органом ВСЮР — ОСВАГом.

Некоторые участники военного Белого движения на Юге России добились литературного признания уже после Гражданской войны, как, например, командир белогвардейского Карпато-русского отряда писатель-русофил Василий Ваврик, военный врач Михаил Булгаков, будущий известный советский драматург Евгений Шварц, советский писатель-маринист Валентин Катаев, советский писатель Юрий Слёзкин. Примечательно, что все они впоследствии жили и умерли в СССР, избежав репрессий, а Булгаков даже посвятил тематике Гражданской войны и Белого движения роман, который назвал «Белая гвардия». На Юге до 1919 либо 20 года жили поэты и прозаики Владимир Набоков (который в то время писал, в основном, поэтические произведения), нобелевский лауреат Иван Бунин, нобелевский лауреат Михаил Шолохов, «красный граф» Алексей Толстой, сатирики Аркадий Аверченко и Тэффи, поэт Дмитрий Цензор и многие другие.

Один из самых плодотворных творческих периодов поэта-футуриста Велимира Хлебникова пришёлся на лето и осень 1919 года, проведённые им в занятом белыми Харькове. Здесь он написал значительное количество небольших стихотворений, поэмы «Лесная тоска», «Поэт», «Ладомир».

Целый цикл стихотворений — «Лебединый стан» — Белому движению на Юге России посвятила поэтесса Марина Цветаева, несмотря на то, что в те годы она находилась в Москве. В составе белой Марковской дивизии сражался её муж Сергей Эфрон, который также был литератором.

Живопись и музыка

Творчество художников Юга России в 1919—1920 годах, как правило, было связано с деятельностью ОСВАГа. В создании пропагандистских плакатов и листовок принимали участие, в том числе, такие художники, как Евгений Лансере и Иван Билибин.

Почти непрерывно в течение двух лет на Юге выступал Александр Вертинский. Он давал концерты в Одессе, Ростове, Екатеринославе, на Кавказе, в Крыму, в Киеве и Харькове. В занятых белыми городах выступала и певица Надежда Плевицкая, которую, по преданию, Николай II называл «курским соловьём». Плевицкая была супругой белого генерала Николая Скоблина и пела, как правило, в тех городах, где находился её муж.

В рядах ВСЮР сражался Лев Книппер, в будущем плодовитый советский композитор, автор знаменитой песни «Полюшко-поле»

Театр и кино

Несмотря на тяжёлые условия, на территориях, подконтрольных ВСЮР, продолжали функционировать театральные и даже кинематографические учреждения. Так, в Одессе незадолго до своей смерти играла в театре и снималась в кино (фильмы «Азра» и «Цыганка Аза») знаменитая актриса Вера Холодная, а также многие другие актёры русского немого кино.

В спектаклях театров городов Юга России участвовали актёры Юрий Шумский, Всеволод Блюменталь-Тамарин и другие.

Кинематографические произведения, снятые режиссёрами белогвардейского Юга, имели, как правило, пропагандистский характер. Так, широко известен в то время был агитационный фильм «Жизнь — родине, честь — никому», часто рекламируемый в прессе Юга России и впоследствии случайно обнаруженный во Французской синематеке. До 1920 года на Юге России проживали режиссёры Дмитрий Харитонов, Яков Протазанов, Александр Волков и Александр Ханжонков, актёр Иван Мозжухин.

Театр и кино Юга России. 1919 год

Фильмы фабрики «Руссофильм» Д. Харитонова, в которых играла Вера Холодная. Юг России, начало 1919	Журнал «Театр». Юг России, ноябрь 1919. Изображён Александр Вертинский на сцене	Актриса Вера Холодная	Фильмы товарищества «Мирограф». Юг России, начало 1919

Периодика

На Юге России выходили сотни печатных изданий различной политической и художественной направленности: газеты (Южный край, Южная мысль, Новая Россия, Новости Юга, Киевлянин, …), журналы (Донская волна, …), различные информационные листки и бюллетени. В них печатались известные поэты, прозаики, политические и военные деятели.

Так, Михаил Булгаков в газете «Грозный» (город Грозный) в феврале 1920 года опубликовал программную футуристическую статью о мире после гражданской войны и о месте в нём России — «Грядущие перспективы».

Агитация

См. также ОСВАГ

Агитационные плакаты Юга России. 1919 год

Плакат «Рост Добровольческой армии». Юг России, 1919	Плакат «Генерал Алексеев». Юг России, 1919	«Дружно за общее дело». Плакат ОСВАГ. Харьков, вторая половина 1919	«Слова генерала Деникина» Плакат ОСВАГ. Харьков, вторая половина 1919

Внешняя политика

См. также: Совещание на Принцевых островах

См. также

• Юг России
• Деникинщина
• Деникинский рубль
• Марки Юга России периода Гражданской войны
• Временное высшее церковное управление на Юго-Востоке России

Литература

• Аксёнова Светлана, Жилкин Алексей. Монеты и банкноты России и СССР. — Ростов-на-Дону: Владис, 2008. — С. 320-322. — 416 с. — ISBN 978-5-9567-0443-1.
• Веллер М. И., Буровский А. М. Гражданская история безумной войны. — М.: АСТ, 2007. — 640 с. — ISBN 978-5-17-45470-9.
• Горожанин А. В., Ипполитов Г. М., Тараканов Ю. В. [books.google.com.ua/books/about/Проблемы_государстве.html?id=zUcjAQAAIAAJ&redir_esc=y Проблемы государственного строительства на белом Юге России в годы гражданской войны, ноябрь 1917--ноябрь 1920 гг: история изучения]. — НТЦ, 2003. — 113 с.
• Егоров А. И. Разгром Деникина. 1919. — 1-е. — М.: Государственное военное издательство, 1931. — 232 с. — 8000 экз.
• Рябуха Ю. В. Вооруженные Силы Юга России на территории Украины в 1919 г. — Рукопись. Диссертация на соискание научной степени кандидата исторических наук по специальности 07.00.02. — Всемирная история. / Харьковский Национальный Университет имени В. Н. Каразина. — Харьков, 2008.
• Сирик С. Н. [www.dissercat.com/content/beloe-dvizhenie-na-yuge-rossii-ot-dobrovolchestva-k-yuzhno-rossiiskoi-gosudarstvennosti-1917 Белое движение на Юге России: от добровольчества к южно-российской государственности (1917—1920 гг.)]. — дис. на соискание уч. степени кан. ист. наук по спец-сти 07.00.02. — Москва, 2007. — 204 с.
• Ушаков А. И., Федюк В. П. [www.nkbooksellers.com/books/?rid=123260&lang=cyr Белый Юг. Ноябрь 1919 — ноябрь 1920]. — Москва: АИРО-XX, 1997. — ISBN 5-88735-045-8.
• Цветков В. Ж. Белое дело в России. 1919 г. (формирование и эволюция политических структур Белого движения в России). — 1-е. — М.: «Посев», 2009. — 636 с. — 250 экз. — ISBN 978-5-85824-184-3.

Отрывок, характеризующий Юг России (1919—1920)

– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.