Пэн, Юдель Моисеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Юдель Пэн»)
Перейти к: навигация, поиск
Юдель Пэн

Автопортрет, 1922
Имя при рождении:

Юдель Моисеевич Пэн

Место рождения:

Новоалександровск, Ковенская губерния, Российская империя

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Учёба:

Императорская Академия художеств России

Влияние на:

Реймонд Брайнин[1][2], Лазарь Лисицкий, Ева Левина-Розенгольц, Илья Мазель, Оскар Мещанинов[3], Александр Ахола-Вало, Ефим Минин, Осип Цадкин, Марк Шагал, Владимир Акулов, Елена Кабищер, Заир Азгур, Соломон Юдовин, Давид Якерсон, Илья Чашник

Ю́дель Моисе́евич Пэн (иногда Юдаль и Юрий, в разные периоды жизни отчества Мойшевич, Мовшович и Мовшевич, фамилия также Пен,[4] идишיודל פּען‏‎ — Юдл Пэн[5]; 5 июня 1854 — 1 марта 1937) — российский и белорусский живописец, педагог, видный деятель «еврейского ренессанса» в искусстве начала XX века. Известен также как учитель Марка Шагала.





Биография

Юдель Моисеевич Пэн родился 24 мая (5 июня) 1854 года в городе Новоалександровск (ныне Зарасай, Литва).[6]

Рано осиротев, с 1867 года работал подмастерьем маляра в Двинске (ныне Даугавпилс, Латвия). В 1879 году переехал в Петербург, где в 1880 году поступил в Академию художеств. Учился у П. П. Чистякова и Н. А. Лаверецкого. По окончании Академии (1886) жил в Двинске и Риге, где познакомился с бароном Н. А. Корфом, который приглашает живописца в своё витебское имение, где бывают друзья барона — И. Репин, Ю. Клевер и другие.

В 1891 году поселился в Витебске и спустя год открыл там частную Школу рисования и живописи, существовавшую до 1919 года — первое в России еврейское художественное училище, которое было преобразовано Марком Шагалом в Витебское художественное училище, существовавшее до 1941 года. Учениками Юделя Пэна были Реймонд Брайнин, Лазарь Лисицкий, Ева Левина-Розенгольц, Илья Мазель, Оскар Мещанинов, Александр Ахола-Вало, Ефим Минин, Осип Цадкин, Марк Шагал, Елена Кабищер, Заир Азгур, Соломон Юдовин, Давид Якерсон, Илья Чашник. В 1907 и 1914 годах проходили выставки Пэна и его учеников.

В своих картинах Юдель Пэн показал жизнь еврейской бедноты («Часовщик», «Старый портной», «Старый солдат», «После забастовки»). После 1905 года в творчестве Пэна появляются религиозные мотивы — «Еврейский раввин», «Последняя суббота». В 1920-х годах создает картины «Сапожник-комсомолец» (1925), «Сват» (1926), «Швея» (1927), «Пекарь» (1928).

Художник был убит у себя дома в Витебске в ночь с 28 февраля на 1 марта 1937 года. Обстоятельства убийства не выяснены до сих пор. По официальной версии: убит родственниками, желавшими завладеть наследством. Похоронен на Старо-Семёновском кладбище в Витебске.[7]

Награды и звания

  • В 1927 году по случаю 30-летия творческой деятельности Юделю Пэну было присуждено[кем?] звание Заслуженного еврейского художника.

Память

  • После смерти Юделя Пэна в Витебске была создана его картинная галерея.
  • Сейчас его работы хранятся в Витебском художественном музее и Национальном художественном музее Республики Беларусь.
  • В 1999 и 2004 году были выпущены почтовые марки Белоруссии, посвящённые Пэну.

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Пэн, Юдель Моисеевич"

Примечания

  1. [www.vestnik.com/issues/2000/0829/win/krochik.htm Реймонд Брайнин]
  2. [www.artrz.ru/menu/1804645939/1805206292.html Искусство и архитектура русского зарубежья]
  3. [www.artrz.ru/authors/1804649615/1804785292.html Оскар Мещанинов]
  4. [web.archive.org/web/20131029211456/booknik.ru/static/material/pdf/shagal.pdf Вырезки из журнала «Рассвет» (1927) со статьёй Марка Шагала]: Шагал называет учителя Юдель Пен.
  5. Отдельные картины художник подписывал по-еврейски (на идише) — יודל פּען (Юдл Пэн), например «Старый портной» (1910-е годы). На современном иврите имени Юдель соответствует имя Иегуда.
  6. [mishpoha.org/6/pen.php А. Г. Герштейн «Воспоминания о Юделе Пэне»]
  7. Бронзовый бюст с могилы Юделя Пэна похищался уже дважды (см. [infoart.udm.ru/misc/news/00/12/08_091.htm здесь]).

Литература

  • Пэн, Юрий Моисеевич // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
  • Шатских А. С. Юрий Моисеевич Пэн. Жизнь и деятельность // Шатских А. С. Витебск. Жизнь искусства. 1917—1922. — М.: Языки русской культуры, 2001. — С. 12—19. — ISBN 5-7859-0117-X.
  • Шишанов В. А. [issuu.com/linkedin63/docs/shishanov_vitebsk_museum_modern_art Витебский музей современного искусства: история создания и коллекции. 1918—1941]. — Минск: Медисонт, 2007. — 144 с.
  • Шишанов В. В неразобранном виде… // Витебский проспект. 2006. № 2. 12 янв. С.3.
  • Шишанов В. Об утраченном портрете Марка Шагала работы Юрия Пэна // Бюллетень Музея Марка Шагала. 2006. № 14. С.110-111.[chagal-vitebsk.com/node/60]
  • Шишанов, В. Материалы о Ю. М. Пэне в РГАЛИ / В. Шишанов. // Малевич. Классический авангард. Витебск — 11: [альманах / ред. Т. Котович]. — Минск: Экономпресс, 2009. — С.42-55.[issuu.com/linkedin63/docs/2009_mkav11]
  • Изобразительное искусство Витебска 1918—1923 гг. в местной периодической печати : библиограф. указ. и тексты публ. / сост. В. А. Шишанов. — Минск : Медисонт,2010. — 264 с. [issuu.com/linkedin63/docs/shishanov_izo_vitebsk2010_demo]

Ссылки

  • [chagal-vitebsk.com/node/59 Валерий Шишанов. Материалы о Ю. М. Пэне в РГАЛИ]
  • [chagal-vitebsk.com/node/60 Валерий Шишанов. Об утраченном портрете Марка Шагала работы Юрия Пэна]
  • [chagal-vitebsk.com Витебский музей Марка Шагала]
  • [philately.iatp.by/s-by0570inf_r.html Иегуда (Юрий) Моисеевич ПЭН]
  • [www.narodknigi.ru/journals/69/nekie_iskusstvovedcheskie_obertony/ Френкель А. Некие искусствоведческие обертоны // Народ Книги в мире книг. 2007. № 69]
  • [narodknigi.ru/journals/40/aleksandra_shatskikh_vitebsk_zhizn_iskusstva_1917_1922/ Зельцер А. Рецензия // Народ Книги в мире книг. 2002. № 40]
  • [narodknigi.ru/journals/124/khot_gorshkom_nazovi/ Френкель А. Хоть горшком назови... // Народ Книги в мире книг. 2016. № 124]
  • [tvkultura.ru/video/show/brand_id/32720/episode_id/1211358/video_id/1193266/]

Отрывок, характеризующий Пэн, Юдель Моисеевич

От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.