Харрис, Джин
| Джин Харрис англ. Gene Harris | |
 | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Полное имя |
Юджин «Джин» Харрис |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Годы активности |
1955—2000 |
| Страна | |
| Профессии | |
| Инструменты | |
| Жанры | |
| Коллективы | |
| Сотрудничество |
Нэт Эддерли[en] |
| Лейблы | |
| [www.geneharris.org/ www.geneharris.org/] | |
Ю́джин «Джин» Ха́ррис (англ. Gene Harris; 1 сентября 1933, Бентон-Харбор[en], Мичиган, США — 16 января 2000, Бойсе, Айдахо, там же) — американский джазовый пианист, основоположник стиля соул-джаз[en]*, руководитель трио The Three Sounds[en] (с 1956 по 1970)[1], а также звёздного оркестра The Phillip Morris Superband (совместно с которым во время европейских гастролей дал один концерт в Москве в 1990 году). С 1991 года играл в составе обновлённого джазового квартета. Отец Ники Харрис (Snap!)
Биография
Родился в 1933 году в городе Бентон-Харбор, штат Мичиган. Систематического музыкального образования не получил, однако, уже в возрасте 7 лет обладал виртуозной фортепьянной техникой, а в 12 вёл собственную музыкальную передачу на радио.
Во время службы в армии с 1951 по 1954 играл в военном оркестре, после чего сформировал джаз-трио The Three Sounds[en], в состав которого помимо Харриса входили барабанщик Билл Дауди[en] и басист Энди Симпкинс[en]. На протяжении 1960-х коллектив исполнял и записывал блюзовый мейнстрим.
С 1977 года, после того, как трио распалось, Джин Харрис проживал в городе Бойсе, штат Айдахо, где сотрудничал с Эрнестин Андерсон[en], Бенни Картером[en], Скоттом Хамильтоном[en], Лу Дональдсоном и другими.
С конца 1980-х возглавлял The Phillip Morris Superband — супергруппу, которая объединила таких мастеров джаза, как Рэй Браун, Херб Эллис, Джеймс Муди, Фрэнк Весс[en], Урби Грин[en] и Гарри Эдисон[en]. Трёхмесячный тур оркестра охватил 22 города в 16 странах по всему миру. В 1998 году Джин Харрис основал Джазовый фестиваль в Бойсе, призванный популяризировать джаз, и в этом же году музыкант был номинирован на премию Грэмми за трибьют Каунту Бэйси. Продолжал играть и сочинять музыку вплоть до своей смерти в 2000 году от почечной недостаточности. Посмертно были выпущены альбомы Live in London[en] (2008) и Another Night in London[en] (2010).
Творчество
Своими кумирами Джин Харрис считал Эрролла Гарнера и Оскара Питерсона, во многом копируя их стиль; но в отличие от их музыки, звучание Харриса было более блюзовым. Экспериментируя с жанрами, совмещая классический блюз и госпел, он создал новый стиль — соул-джаз[en]*. Помимо этого Харрис увлекался буги-вуги, джаз-роком, а позднее и фанком. В общей сложности он принял участие в записи более чем 90 альбомов.
Избранная дискография
|
|
|
Напишите отзыв о статье "Харрис, Джин"
Примечания
- ↑ Богданов, Владимир. All Music Guide to Jazz. — Backbeat Books: 2002. — P. 558. — ISBN 0-87930-717-X
Ссылки
- [www.geneharris.org/ eharris.org] — официальный сайт Джин Харрис
- [www.whitworth.edu/Academic/Department/Music/PerformanceOpportunities/JazzEnsemble/GuestArtists/GeneHarris.htm Статья на сайте Whitworth University Jazz Ensemble]. [www.webcitation.org/6Br3c9FLu Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012]. (англ.)
-
[youtube.com/watch?v=c_hWZp_BVAI Джин Харрис исполняет «Summertime» Дж. Гершвина]
Отрывок, характеризующий Харрис, Джин
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
