Хэкмен, Джин

Джин Хэкмен
Gene Hackman
Хэкмен в июне 2008 года
Имя при рождении:	Юджин Аллен Хэкмен
Дата рождения:	30 января 1930(1930-01-30) (94 года)
Место рождения:	Сан-Бернардино, Калифорния, США
Гражданство:	США США
Профессия:	актёр
Карьера:	1961—2004
Награды:	«Оскар» (1972, 1993) «Золотой глобус» (1972, 1993, 2002, 2003) BAFTA (1973, 1993) «Серебряный медведь» (1989)

Ю́джин А́ллен «Джин» Хэ́кмен (англ. Eugene Allen "Gene" Hackman; род. 30 января 1930, Сан-Бернардино, США) — американский актёр и писатель.

Один из самых популярных и успешных американских киноактёров второй половины XX века, чья карьера длилась более 40 лет. Преимущественное актёрское амплуа Хэкмена — представители закона и военные деятели («Французский связной», «Мост слишком далеко», «Миссисипи в огне», «Непрощённый», «Багровый прилив», «В тылу врага»). Тем не менее, среди его сотни ролей критики выделяли и простых американцев — Бак Бэрроу в «Бонни и Клайде», частный детектив Гарри Мосби в «Ночных ходах», Эйвери Толар в «Фирме» и Роял Тененбаум в «Семейке Тененбаум». Роль параноидального Гарри Кола в психологическом триллере «Разговор» по сей день считается вершиной мастерства Хэкмена и его лучшей работой в кино.

Двукратный лауреат премий «Оскар» и BAFTA, трёхкратный обладатель премии «Золотой глобус» и Национального совета кинокритиков США, призёр Берлинского кинофестиваля.

Юность

Родился в Сан-Бернардино, штат Калифорния в семье Лиды Грей и Юджина Эзры Хэкмена. Помимо него, в семье рос его младший брат Ричард. Детство будущего актёра пришлось на времена Великой депрессии. Сам он подрабатывал ловцом собак для местного питомника, а семья часто переезжала в поисках лучшей работы, пока не остановилась в небольшом городке Дэнвилл в штате Иллинойс, где отец семейства получил должность оператора печатного пресса в местной газете. Несмотря на это, Хэкмены не могли позволить себе ни покупку, ни аренду собственного жилья и вся семья жила в доме Беатрис Грей, бабушки по материнской линии. Она сама проделала путь из Англии в Северную Америку, а Хэкмен в интервью описывал её как несгибаемую женщину.

Беатрис не одобряла брака своей дочери. Хэкмена-старшего она считала «слабаком», который загубил все таланты Лиды — неплохой художницы и пианистки. Несмотря на это, развод Лиды и Юджина Эзры в 1943 году и уход отца из семьи стал неожиданностью для мальчика.

Я играл на улице. Это было воскресенье, а по воскресеньям мы с отцом часто проводили время вместе. Но в тот день, когда он помахал мне, проезжая мимо, я понял — он больше не вернётся. Это было странно, ведь обстановка в семье была спокойной. Когда я прибежал домой, мама сказала: «Вот и всё, малыш, теперь мы сами по себе»

— Джин Хэкмен

Джин был малообщительным ребёнком. В школе он никогда не ходил на свидания и не получал приглашений на танцы. «В подвале дома, около корзины с углём, я построил домик из картона — мой личный уголок, где я мог бы спрятаться». Кино было одним из главных увлечений Джина — он часто ходил в кинотеатры, а его любимыми актёрами были Эррол Флинн и Эдвард Г. Робинсон, но особенно — Джеймс Кэгни и Марлон Брандо. Уже тогда Хэкмен хотел стать актёром: «Я был стеснительным и неуверенным в себе. Мне казалось, что актёрство поможет это преодолеть».

Жизнь до начала актёрской карьеры

В 16 лет Хэкмен ушёл из дома, вступив в Корпус морской пехоты США. Ему пришлось соврать о своём возрасте для зачисления. Джин отслужил четыре с половиной года, за это время побывав в Китае и Японии. После того, как он попал в 1951 году в аварию на своём мотоцикле, его демобилизовали. Вскоре Хэкмен осуществил свою давнюю мечту и переехал в Нью-Йорк. Мечтать об этом городе он стал, наблюдая за коренным нью-йоркцем Кэгни, образ которого радикально отличался от «всего, что можно увидеть в небольшом городке на Среднем Западе». Получая по закону о ветеранах 150 долларов в месяц, на которые прожить в Нью-Йорке сложно, Джин был вынужден думать об образовании, которое ветеранам по большинству специальностей оплачивалось государством. Актёрские курсы, однако, в этот список не вошли, так что Хэкмен сначала учился в художественной школе, а затем в школе радиотехники, совмещая учёбу с черновой малооплачиваемой работой.

В 1953 году Хэкмен получил работу на телевидении. Ему пришлось покинуть Нью-Йорк — некоторое время он жил во Флориде, а после вернулся в Дэнвилл. Джин работал оператором на местном телеканале WDAN-TV и изучал журналистику в Иллинойсском университете. В 1955 году он вновь переехал в Нью-Йорк, где познакомился со своей первой женой, секретаршей банка в Рокфеллер-центре Фэй Мальтезе. Они познакомились на танцах, организованных волонтёрской организацией YMCA, услугами которой Джин пользовался во время своего первого переезда в в Нью-Йорк. Год спустя пара уехала в Калифорнию, где Хэкмен наконец-то смог начать обучение актёрскому мастерству, поступив на курсы в Pasadena Playhouse. Соседом и другом Джина стал Дастин Хоффман: «Я был старше всех в группе, а Дастин — главным чудаком. Мы сразу поладили». Два оскароносных, в будущем, актёра, считались наименее талантливыми студентами группы. Хэкмен сумел продержаться в Playhouse лишь 3 месяца, после чего последовало очередное возвращение в Нью-Йорк.

Карьера

Первые роли

Вернувшись в Нью-Йорк, Хэкмен начал учиться у Джорджа Моррисона, выпускника Актёрской студии Ли Страсберга. Также он устроился на стажировку в один из лонг-айлендских театров. Чтобы не платить за неё, Джин выполнял работу по хозяйству, помогая с декорациями, реквизитом и светом. Наконец, ему удалось получить роль: при постановке пьесы Артура Миллера «Вид с моста» незанятой осталась роль Марко, рабочего-итальянца. Режиссёр Улу Гросбард отдал её Хэкмену, а после одного из представлений сказал: «Джин, ты должен продолжать». Это был первый случай, когда кто-то из мира кино и театра одобрил его начинания.

В 1958 году в Нью-Йорк приехал Дастин Хоффман. На протяжении нескольких недель он жил в одной квартире с Хэкменом и его женой, пока Джин не предложил ему переехать к своему другу, Роберту Дювалю. Три молодых актёра, пытающиеся выжить в Нью-Йорке и добиться успеха, стали близкими друзьями. Ожидая прорыва, Хэкмен подрабатывал швейцаром в одном из отелей. Хоффман после говорил об этом периоде их жизней: «Психологически мы были готовы к тому, что нам не удастся преуспеть в актёрском деле так, как это представляют себе обычные люди. Мы думали, что до конца жизни будем неудачниками, которые сражаются за каждую роль». В 1961 году учитель Хэкмена Джордж Моррисон собрал труппу The Premise, ставившую небольшие сымпровизированные сценки в маленьком театре на Бликер-стрит. В The Premise Джин получил опыт комедийной игры.

Прорывом стал 1964 год. Хэкмен впервые получил роль в бродвейской пьесе «В любую среду» с Сэнди Деннис в главной роли. Джин был близок к тому, чтобы не получить эту роль, так как Деннис отказывалась играть с ним — недавно она рассталась с мужчиной, внешне очень похожим на Хэкмена. Несмотря ни на что, пьеса была поставлена и стала хитом, продержавшись 28 месяцев. В том же году актёр получил первую заметную, хоть и небольшую, роль в кино (перед этим было появление в эпизодической роли полицейского в фильме «Бешеный пёс Колл») — в фильме «Лилит». Важным оказалось знакомство Хэкмена с Уорреном Битти, исполнителем главной роли в той картине.

В 1967 году Хэкмен получил роль мистера Робинсона в фильме «Выпускник», где также снялся его друг Дастин Хоффман, но после нескольких дней репетиций режиссёр Майк Николс уволил его. Таким образом, Джин не был занят на момент начала съёмок фильма «Бонни и Клайд». Уоррен Битти, продюсер картины и исполнитель главной роли, предложил ему роль Бака Бэрроу, брата Клайда. Вышедший фильм имел большой успех, получив 10 номинаций на «Оскар», в 2-х из них победив. И сразу после релиза, и годами позже «Бонни и Клайд» получал положительные отзывы критиков, а в 1992 году фильм, как имеющий «культурное, историческое или эстетическое значение» был отобран в Национальный реестр фильмов. Картина «сделала имя Хэкмену, до этого никому не известному актёру второстпенных ролей», и принесла первую в карьере номинацию на «Оскар» за лучшую роль второго плана.

Актёр стал регулярно получать роли, хотя всё ещё преимущественно второстепеныые. Он снялся в фильмах «Мотыльки на ветру», «Скоростной спуск» и «Потерянные», а также появлялся в эпизодических ролях в нескольких телесериалах. В 1970 году Хэкмен получил большую роль в фильме «Я никогда не пел отцу», основанным на одноимённой пьесе. Актёр играет Джина Харрисона, вдовца из Нью-Йорка, который хочет жениться на своей невесте и переехать к ней в Калифорнию, но планам мешает его отец, деспотичный старик, который считает, что сын должен остаться и ухаживать за ним. За роли отца и сына Мелвин Дуглас и Хэкмен получили номинации на «Оскар», за главную и второстепенную роль соответственно. Эта номинация стала для Джина второй, и он вновь не получил статуэтку, уступив её Джону Миллсу.

«Французский связной»

В ноябре 1970 года режиссёр Уильям Фридкин начал работу над своим новым фильмом «Французский связной». За основу сюжета была взята одноимённая книга Робина Мура, которая, в свою очередь, основана на реальных событиях. Триллер повествует о нью-йоркских полицейских, Джиме Дойле и Бадди Руссо, пытающихся помешать крупной сделке по поставке наркотиков из Франции в США.

Фридкин испытал множество проблем с подбором актёра на ролю Джима «Попая» Дойла. Знаменитый телеведущий Ларри Кинг, делая интервью с Хэкменом, сказал, что по его сведениям он был лишь 7-м в списке кандидатов на роль. Режиссёр видел в ней Пола Ньюмана, но пригласить его не позволил бюджет. Другими кандидатурами были Джеки Глисон, никогда не игравший прежде журналист Джимми Бреслин и Питер Бойл, но от первого отказались из-за нескольких провальных недавних ролей, второй не захотел быть за рулём машины во время съёмок погони, а Бойлу не понравилось чрезмерное количество насилия в фильме (к тому же его агент посчитал, что лента будет неудачной). Не получили роль и Стив Маккуин (после «Буллита» он не хотел сниматься в очередной картине о полицейском), Чарльз Бронсон и Род Тейлор. Лишь затем возникла кандидатура Хэкмена. При этом он, по его собственным словам, не проходил никаких прослушиваний: «Я просто встретился с Фридкиным. Это была весьма неплохая встреча, и на следующий день он позвонил мне и сказал: „Хорошо, роль твоя“».

Фильм вышел на экраны в 1971 году и оказался крайне успешным. 8 номинаций на «Оскар» и почти безоговорочное признание критиков. Исполненный Хэкменом Джим «Попай» Дойл неоднократно попадал в списки лучших киногероев в истории, а самого актёра эта роль сделала звездой. «Да, он был хорошо известен и до „Связного“, но именно этот фильм дал старт его карьере в качестве звёздного актёра главной роли, который может заставить любой диалог звучать правдоподобно» — писал видный кинокритик Роджер Эберт. Отдельную похвалу Джин заслужил за знаменитую автомобильную погоню — она снималась без каскадёров и специального оборудования, актёр сам вёл машину. За роль в фильме Хэкмен получил множество наград, включая основные: премию BAFTA, драматический «Золотой глобус» и, в третий раз за карьеру и в первый раз за главную роль, «Оскар». «Той ночью всё было как во сне. Как будто я стоял в другом конце зала и наблюдал за происходящим со стороны через пелену дыма» — говорил Хэкмен о ночи вручения наград академии.

В 1972 году Хэкмен снялся в классическом фильме-катастрофе «Приключение „Посейдона“» в роли священника Фрэнка Скотта, а годом позже — в роуд-муви «Пугало», где двое бродяг, Макс (Хэкмен) и Лайонел (Аль Пачино), путешествуют по стране в поисках лучшей жизни. Роль Макса, «циничного, озлобленного бродяги, который держит весь мир на расстоянии вытянутой руки» Хэкмен после назовёт своей любимой, а критики — одним из лучших перевоплощений актёра. Фильм завоевал «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля 1973 года и был преимущественно успешен у критиков, но провалился в прокате — «игра двух звёзд не смогла превратить картину в хит».

«Разговор»

Следующей крупной работой Хэкмена является роль Гарри Кола в психологическом триллере «Разговор», вышедшей в 1974 году. Сценарий фильма Фрэнсис Форд Коппола написал ещё в 1966 году, под влиянием ленты Микеланджело Антониони «Фотоувеличение», а успех «Крёстного отца» (1972) позволил воплотить замысел в жизнь. Главный герой картины — Гарри Кол, мастер по подслушиванию разговоров («лучший на Западном побережье»), сам болезненно одержимый конспирацией. Кола также беспокоит прошлое — самая успешная слежка в его карьере имела кровавые последствия: были убиты три человека. Теперь, выполняя очередной заказ, он опасается, что ситуация повторится.

Коппола пригласил в фильм знакомых ему по «Крёстному отцу» Джона Казале и Роберта Дюваля, а в роли Кола хотел видеть Марлона Брандо, но тот от неё отказался. Хэкмен был вторым выбором и, как актёр позже признался «The Guardian», он это знал. Роль давалась Джину сложно. Ему, экстраверту, с трудом удавалось перевоплотиться в закрытого параноидального Кола. В своём перевоплощении он пытался подражать знакомому по службе морпеху, который «в будущем, возможно, стал серийным убийцей».

Картина вышла на экраны 7 апреля 1974 года, а уже через несколько месяцев грянул Уотергейтский скандал. Неожиданно, фильм о прослушке, паранойе и неуважении к частной жизни стал злободневным, «пророчески отобразившим настроения Америки 70-х». «Разговор» был с восторгом принят критиками (из 43-х отзывов лишь 1 был негативным), получил две награды на Каннском кинофестивале (включая главный, «Золотую пальмовую ветвь») и номинации на «Оскар» и «Золотой глобус» за лучший фильм. В обоих случаях картина осталась без награды, столкнувшись с серьёзной конкуренцией: «Оскар» получил другой фильм Копполы, «Крёстный отец 2», а «Золотой глобус» достался «Китайскому кварталу» Романа Полански.

Роль Кола считается лучшей в карьере Хэкмена. Критики хвалили и персонажа («один из самых трагичных персонажей в истории кино, которого можно сравнить разве что с Вилли Ломаном из „Смерти коммивояжёра“»), и игру актёра, при этом отмечая отличие этой роли от других, где герои Джина «шумные, неистовые и агрессивные». Несмотря на это, он не получил номинации на «Оскар», а премию BAFTA и драматический «Золотой глобус» уступил Джеку Николсону, который также показал одну из своих лучших работ (Джейк Гиттис из «Китайского квартала»).

Конец 70-х

В конце 70-х годов Хэкмен стал брать преимущественно высокооплачиваемые роли. Одной из причин стал фильм «Пугало», любимая работа Джина, который провалился в прокате. «Я мыслил как бедняк. Я решил, что буду успешным. У меня были машины, дома, самолёты. Я словно пытался заполнить бездонную бочку». В числе фильмов, в которых актёра привлекла лишь финансовая сторона вопроса, называют такие картины, как «Легионеры», «Лодка „Счастливая леди“» и вышедший ранее «Приключение „Посейдона“». Так, за роль в малоизвестной «Счастливой леди» Хэкмен получил 1 млн 250 тысяч долларов, тогда как гонорар за одну из лучших работ, ленту «Французский связной», составил лишь 100 тысяч.

В череде неудачных ролей встречались и примечательные. Так, в 1974 году вышла пародийная комедия Мела Брукса «Молодой Франкенштейн», в которой Хэкмен исполнил роль-камео, сыграв слепца-отшельника Гарольда. Джин попал в фильм случайно: играя в теннис с Джином Уайлдером, сценаристом и исполнителем главной роли в фильме, он попросил дать ему небольшую роль, так как всегда хотел попробовать себя в комедии. «Молодой Франкенштейн» получил всеобщее признание, а роль Гарольда стала классической для Хэкмена-комедийного актёра. Годом позже Хэкмен вернулся к роли Джима Дойла в сиквеле «Французского связного». Дойл продолжает одержимо преследовать ускользнувшего от него наркоторговца Алена Шарнье и отправляется за ним в Марсель. Не приблизившись по популярности к оригиналу, «Французский связной 2» всё же получил неплохие отзывы и был «лучше, чем большинство фильмов о полицейских, снятых после выхода первой части». В опубликованном сайтом журнала «Empire» списке 50 лучших сиквелов в истории «Французский связной 2» занял 16 место, а Хэкмен в роли Дойла, который на этот раз вынужден бороться ещё и с наркозависимостью, вновь заслужил положительные отзывы. В том же году вышел фильм «Ночные ходы», снятый Артуром Пенном, с которым актёр работал ещё в «Бонни и Клайде». Нео-нуаровая лента о частном детективе, который, надеясь отвлечься от семейных неурядиц, берётся за рядовой заказ по поиску сбежавшей из дома девушки, но оказывается втянутым в гораздо более серьёзное дело с множеством убийств. Не снискавший популярности сразу после выхода, фильм, однако, считается классикой нео-нуара и «завершением лучшего периода в творчестве Артура Пенна», а кинокритик Майкл Срэгоу включил картину в свою книгу «Лучшие фильмы, которых вы никогда не видели». Как и «Разговор», другая работа Хэкмена, «Ночные ходы» стали одним из фильмов, передающих тревогу и паранойю 70-х, царившую в американском обществе после Уотергейта. Игра актёра, «имеющая решающее значение для фильма», была отмечена номинацией на премию BAFTA. В 1977 году Хэкмен стал частью звёздного актёрского состава, сыграв в эпической 3-часовой военной драме «Мост слишком далеко». В фильме, основанном на событиях Голландской операции 1944 года и снятым под присмотром участников этих событий, Джин сыграл польского генерала Станислава Сосабовского. Картина заслужила хвалебные слова за масштабность съёмок и историческую аккуратность, но была сдержанно принята критиками. Даже актёрский состав, составленный из известнейших британских, американских и немецких актёров, не принёс картине популярности, а игра некоторых из них была признана откровенно неудачной. Так Роджер Эберт, обычно хвалящий Хэкмена, не был впечатлен его работой в ленте, хотя Винсент Кэнби из «The New York Times» отметил его перевоплощение с положительной стороны.

Вершиной «прибыльных» ролей Хэкмена стала роль суперзлодея Лекса Лютора в оригинальном «Супермене» и сиквеле картины. За роль в первой части Джин получил 2 млн долларов. «Как только я принял предложения, я испугался. А когда прогуливаясь по Лондону в первый день съёмок я увидел Кристофера Рива в обтягивающем синем трико и красном плаще, я подумал: „Это конец, я совершил самоубийство“». Несмотря на изначальный пессимизм Хэкмена, «Супермен» снискал большой успех. 93% отзывов критиков были положительными, в 2010 году, в повторной рецензии на фильм Роджер Эберт отметил, что «„Супермен“ вытащил фильмы о супергероях из категории B, превратив их в то, чем они являются сейчас». Кассовые сборы превысили 300 млн долларов, при затратах в 55 млн. Одной из причин успеха фильма называлось приглашение в него звёздных актёров — Хэкмена и Брандо. Снялся Джин и в сиквеле «Супермена», съёмки которого происходили одновременно с оригиналом, который также получил признание и критиков, и публики, но меньшее, чем первый фильм. Актёр позже признался, что несмотря на скептический настрой, он получил и удовольствие, и новый опыт от роли Лютора.

Уже во время съёмок «Супермена» Хэкмен решил закончить с большим кино. «Я устал, я не мог найти для себя мотивации. Я просто хотел играть в репертуарном театре. Правда, в моём городе не было репертуарного театра, так что это пустые фантазии».

80-е

Бросив актёрство, Хэкмен с семьёй переехал небольшой калифорнийский город Монтерей. В те годы он спокойно жил, посвятив себя хобби — игре в теннис и живописи.

В 1981 году Хэкмен вернулся в кино, сыграв с Барброй Стрейзанд в комедии «Всю ночь напролёт». Картина провалилась в прокате, а Стрейзанд получила номинацию на «Золотая малина» как худшая актриса. В отличие от партнёрши по фильму, Джин заслужил похвалу от кинокритика «The New Yorker» Полин Кейл. В том же году актёр сыграл небольшую роль в оскароносной картине своего давнего знакомого Уоррена Битти «Красные».

80-е не принесли Хэкмену того количества ярких ролей, какое было в предыдущем десятилетии. Хотя он и снимался у таких известных режиссёров как Сидни Люмет («Власть»), Артур Пенн («Мишень», третья совместная работа Джин с ним) и Николас Роуг («Эврика»), однако каждый из этих фильмов был неудачен. Не принесло успеха и возвращение в 1987 году к роли Лекса Лютора в 4-й части «Супермена». В отличие от первых двух фильмов с участием актёра картина провалилась в прокате и была разгромлена критиками, нередко включаясь в разнообразные списки худших фильмов в истории.

Несмотря на это, в 1984 и 1986 годах актёр получал номинации на «Золотой глобус» за роли в фильмах «Под огнём» (за лучшую роль второго плана) и «Дважды в жизни» (за лучшую роль). В первом случае он проиграл Джеку Николсону, во втором — Джону Войту. «Под огнём», повествует о группе американских журналистов, отправившихся в Никарагуа, освещать противостояние президента Сомосы с партизанами. Хэкмен играет телерепортёра, мечтающего стать ведущим. Фильм не снискал особой славы, но получил хорошие отзывы. Эберт назвал «Под огнём», «на удивление, одним из лучших фильмов года» и отметил игру всего актёрского состава, а Джина в частности: «Хэкмен не смог доказать мне, что его герой достоин быть телеведущим. Он сделал гораздо более важную вещь. Он доказал, что его герой думает, что он этого достоин». В семейной драме «Дважды в жизни» персонаж Хэкмена — сталевар, давно женатый и имеющий двух взрослых дочерей. Довольный, в целом, своей жизнью, он всё же чувствует её рутинность и в день своего 50-летия знакомится с привлекательной барменшей, ради которой решает бросить семью. Как и «Под огнём», «Дважды в жизни» не привлёк особого внимания публики, а критика была сдержанно положительной.

Были и другие примечательные работы. Так, в 1986 года вышла спортивная драма «Команда из штата Индиана». Хэкмен играет Нормана Дейла, нового тренера школьной баскетбольной команды из небольшого городка, который ведёт её с победе в чемпионате штата. Американский институт киноискусства признал дебютную ленту режиссёра Дэвида Энспо одиним из самых вдохновляющих фильмов и 4-м лучшим спортивным фильмом. Хэкмен получил роль в фильме после ухода Джека Николсона, недовольного графиком съёмок. Джин после признавал, что на работу в фильме он согласился из-за финансовых причин — актёру были нужны деньги и он взял ту роль, которую было легко получить, к тому же Хэкмену были хорошо знакомы место действия и тема фильма Игра Джина, несмотря на это, «занимает центральное место в картине». «Многие люди говорили, что не могут представить в роли Дейла никого, кроме Хэкмена» — писал критик Джеймс Берардинелли — «мы не знаем предыстории персонажа, но благодаря актёру нам абсолютно ясна его личность». Несмотря на хвалебные отзывы, Хэкмен не был номинирован ни на одну премию за роль Дейла, хотя его партнёр по фильму Деннис Хоппер, сыгравший местного пьяницу, которому Дейл даёт место помощника тренера, получил номинации и на «Оскар», и на «Золотой глобус». В 1987 году актёр снялся в хорошо принятом «искусно запутанном» триллере «Нет выхода» с Кевином Костнером в главной роли, а через год сыграл одну из второстепенных ролей в фильме Вуди Аллена «Другая женщина».

Главная роль Хэкмена в 80-х пришлась на конец десятилетия. В 1989 году вышел фильм Алана Паркера «Миссисипи в огне». Имеющая в основе реальные событий история рассказывает о двух агентах ФБР, приехавших в небольшой город на Юге США, чтобы расследовать исчезновение 3-х гражданских активистов, боровшихся за права темнокожего населения. Один из агентов — молодой рьяный либерал Алан Уорд (Уиллем Дефо), сразу вызывающий ненависть у расистски настроенных жителей городка. Другой, Руперт Андерсон (герой Хэкмена) — бывший шериф, «реднек-перебежчик», сам родился и вырос на Юге и понимает местные порядки. Между напарниками нередко возникает недопонимание, перерастающее в психологическую дуэль двух противоположностей, но в конечном счёте именно Андерсон, используя знания и опыт, добивается результата. Другая сюжетная линия — взаимоотношения Андерсона с женой заместителя шерифа (Фрэнсис Макдорманд), чьи показания в итоге и помогли раскрыть преступление. Видя её только как потенциальную свидетельницу, он постепенно проникается к девушке симпатией.

Несмотря на обвинения в искажении исторических фактов, картина была положительно встречена критиками и получила 6 номинаций на «Оскар», включая номинацию за лучшую мужскую роль для Хэкмена. Игру актёра в своих рецензиях отмечали почти все критики. Рита Кэмпли из «Washington Post» отметила, что у Джина «получилось очень честно сыграть Робокопа, скрывающегося под маской простака-южанина» и проводила параллели между Андерсоном и «Попаем» Дойлом из «Французского связного». «Variety» заявил, что Хэкмен «украл» фильм и затмил Дефо, а «Time Out» отдельно похвалил актёра за романтические сцены. Однако, он не получил свой второй «Оскар», который достался другу Хэкмена, Дастину Хоффману, за роль в «Человеке дождя».

Второй «Оскар»

В 1991 году, через 3 года после выхода «Миссисипи в огне», Хэкмен согласился сняться в фильме Клинта Иствуда «Непрощённый». Сценарий к ленте был написан ещё в 1976 году, но Иствуд откладывал запуск фильма в производство — он хотел быть не только режиссёром но и исполнителем главной роли, поэтому ждал, когда его возраст будет таким же, как и у главного герой Уилла Манни. «Непрощённым» Иствуд хотел уйти из жанра вестерн, попутно насладившись работой над понравившемся ему проектом.

Роль «Маленького Билла» Даггета Хэкмену уже предлагалась, ещё до приобретения Иствудом прав на сценарий, и тогда актёр её отклонил. Лишь сам Иствуд и агент Джина Фред Спектор смогли убедить актёра взяться за неё. Сюжет картины повествует о том, как в город шерифа наведываются трое охотников за головами. Им обещано вознаграждение за убийство двух ковбоев, изрезавших ножом лицо проститутке из местного борделя. Шериф Билл Даггет считает, что выплаченный ковбоями штраф в 7 лошадей — достаточное наказание и не желает видеть в своём городе людей с оружием.

Премьера фильма состоялась 7 августа 1992 года. Снятый во время падения интереса к вестернам, он сильно отличался от ключевых картин жанра (некоторые критики преподносили «Непрощённого» как «анти-вестерн»). «„Непрощенный“ выглядит как вестерн, снят в традициях вестерна, но при просмотре не кажется, что это вестерн» — писал Берардинелли. По словам Андрея Плахова «фильм можно было бы назвать классическим, если бы в нем подспутно не запечатлелся опыт пародии и иронических перелицовок старого жанра». «Постмодернистский» вестерн Иствуда получил широкое признание критиков и 4 премии «Оскар», включая главную.

Билл Даггетт, шериф, который «любит лишь две вещи — защищать „Закон“ и строить свой дом», для охраны правопорядка использует жесткие, порой даже садистские меры, но его неподкупность и стремление служить правому делу не позволяет видеть его в роли простого антагониста — «в другом фильме „Маленький Билл“ мог бы быть героем». Как позже сказал Хэкмен, Иствуд хотел видеть в Билле черты Дэрила Гейтса, шефа полиции Лос-Анджелеса, известного своей жесткостью и частым использованием силовых операций. Актёр же, просмотрев несколько ток-шоу с участием Гейтса не счёл его «таким уж плохим парнем» и раскрыл персонажа и с плохой, и с хорошей стороны. Такая разносторонность персонажа была положительно отмечена многими критиками, и Хэкмен получил за роль шерифа и «Оскар», и премию BAFTA, и «Золотой глобус», повторив успех 1972 года, когда три эти премии актёр получил за «Французского связного».

В течение следующих нескольких лет Хэкмен снялся во второстепенных ролях ещё в трёх вестернах с большими бюджетами и яркими актёрскими составами. Так, в «Джеронимо» партнёрами Джина по фильму были Роберт Дюваль и Мэтт Дэймон, в «Уайетте Эрпе» — Кевин Костнер и Деннис Куэйд, а в «Быстром и мёртвом» — Шэрон Стоун и Леонардо Ди Каприо. Несмотря на это, ни один из этих фильмов не приблизился к «Непрощённому» по популярности, а «Уайт Эрп» даже получил 5 номинаций на «Золотую малину». Критику Джеймсу Берардинелли показалось, что на небольшие роли в «Джеронимо» и «Уайетте Эрпе» Хэкмен согласился «просто чтобы получить чек», хотя и отметил с положительной стороны его игру в «Быстром и мёртвом», где у Джина было больше экранного времени.

Во второй половине 90-х Хэкмен также отметился ролями в нескольких триллерах. Так, в 1995 году он сыграл капитана подводной лодки в фильме Тони Скотта «Багровый прилив». Картина стала большим кассовым успехом, а дуэт исполнителей главных ролей — Хэкмен и Вашингтон — был положительно отмечен критиками. Кроме того, Джин сыграл в двух экранизациях произведений Джона Гришэма («Фирма» и «Камера»), нео-нуаре Роберта Брентона «Сумерки» и вновь поработал с Клинтом Иствудом, представ в роли президента США в его фильме «Абсолютная власть»

Впоследствии Хэкмен и Иствуд работали вместе ещё над несколькими проектами, однако наиболее запоминающиеся роли 1990-х годов достались Хэкмену в комедиях — «Клетка для пташек», «Достать коротышку», «Сердцеедки» и «Семейка Тененбаум». Блестящая игра в последнем из этих фильмов принесла Хэкмену третий в его карьере «Золотой глобус». Через год был удостен специальной премии «Золотой глобус» за вклад в кино.

В 2004 году актёр заявил об уходе из кино. Последним фильмом 74-летнего актёра стала комедия «Добро пожаловать в Лосиную бухту». Его внимание сосредоточено на написании романов, первый из которых был опубликован в 1999 году.

Личная жизнь

Первой женой Джина Хэкмена была Фэй Малтис, от которой у актёра есть трое детей: Кристофер Аллен, Элизабет Джин и Лесли Энн. Супруги развелись в 1986 году.

В 1991 году Хэкмен женился на Бетси Аракаве, с которой по сей день проживает в городе Санта-Фе, штат Нью-Мексико.

Хэкмен — фанат футбольного клуба «Джексонвиль Джагуарс», чьи игры регулярно посещает. Актёр является другом бывшего главного тренера команды Джека Дель Рио, в данный момент координатора защиты «Денвер Бронкос».

Фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1961	ф	Бешеный пёс Колл	Mad Dog Coll	полицейский
1961	с	Таллахасси 7000	Tallahassee 7000	Джо Лоусон
1963	с	Обнажённый город	Naked City	мистер Джаспер
1963	с	Восток/Запад	East Side/West Side	офицер полиции
1964	ф	Лилит	Lilith	Норман
1966	с	Дела О'Брайена	The Trials of O'Brien	Роджер Нэтан
1966	ф	Гавайи	Hawaii	Джон Уиппл
1967	с	ФБР	The F.B.I.	Герб Кеньон
1967	ф	Первый в бою	First to Fight	сержант Твид
1967	ф	Договор со смертью	BA Covenant with Death	Хэмсуорт
1967	ф	Бонни и Клайд	Bonnie & Clyde	Бак Бэрроу
1967	ф	Отстранение	Banning	Томми Дель Гаддо
1967	с	Захватчики	The Invaders	Том Джизап
1967	с	Стальной жеребец	The Iron Horse	Гарри Уодсуорт
1968	с	CBS: Театр	CBS Playhouse	Нед
1968	с	Я — шпион	I Spy	Фрэнк Хантер
1968	ф	Делёж	The Split	детектив Уолтер Брилл
1969	ф	Бунт	Riot	Ред Фрейкер
1969	ф	Мотыльки на ветру	The Gypsy Moths	Джо Броуди
1969	ф	Скоростной спуск	Downhill Racer	Юджин Клэр
1969	ф	Потерянные	Marooned	Базз Ллойд
1970	ф	Я никогда не пел отцу	I Never Sang for My Father	Джин Гаррисон
1971	ф	Жёны докторов	Doctors' Wives	доктор Дэйв Рэндольф
1971	ф	Охота	The Hunting Party	Брандт Ругер
1971	ф	Французский связной	The French Connection	детектив Джим «Попай» Дойл
1972	ф	Циско Пайк	Cisco Pike	Сержант Лео Холланд
1972	ф	Первоклассный товар	Prime Cut	Мэри Энн
1972	ф	Приключение «Посейдона»	The Poseidon Adventure	преподобный Фрэнк Скотт
1973	ф	Пугало	Scarecrow	Макс Майллэн
1974	ф	Разговор	The Conversation	Гарри Кол
1974	ф	Невеста Зэнди	Zandy's Bride	Зэнди Аллан
1974	ф	Молодой Франкенштейн	Young Frankenstein	Гарольд
1975	ф	Французский связной 2	French Connection II	детектив Джим «Попай» Дойл
1975	ф	Ночные ходы	Night Moves	Гарри Мосби
1975	ф	Вкуси пулю	Bite The Bullet	Сэм Клейтон
1975	ф	Лодка «Счастливая леди»	Lucky Lady	Кибби Вомэк
1977	ф	Принцип домино	The Domino Principle	Рой Такер
1977	ф	Мост слишком далеко	A Bridge Too Far	генерал-майор Станислав Сосабовский
1977	ф	Легионеры	March or Die	майор Уильям Шерман Фостер
1978	ф	Супермен	Superman	Лекс Лютор
1980	ф	Супермен 2	Superman 2	Лекс Лютор
1981	ф	Всю ночь напролёт	All Night Long	Джодж Даплер
1981	ф	Красные	Reds	Пит ван Верри
1983	ф	Эврика	Eureka	Джек МакКэнн
1983	ф	Под огнём	Under Fire	Алекс Грейзер
1983	ф	Редкая отвага	Uncommon Valor	полковник Джейсон Роудс
1984	ф	Непонятый	Misunderstood	Нед Роули
1985	ф	Дважды в жизни	Twice in a Lifetime	Гарри Маккензи
1985	ф	Мишень	Target	Уолтер Ллойд / Дюк Портер
1986	ф	Власть	Power	Уилфред Бакли
1986	ф	Команда из штата Индиана	Hoosiers	Норман Дэйл
1987	ф	Супермен 4: Борьба за мир	Superman IV: The Quest for Peace	Лекс Лютор
1987	ф	Нет выхода	No Way Out	Дэвид Брайс
1988	ф	Бэт-21	Bat*21	подполковник Айсил Хэмблтон
1988	ф	Другая женщина	Another Woman	Ларри Льюис
1988	ф	Двойственные решения	Split Decisions	Дэн МакГинн
1988	ф	Полная Луна в голубой воде	Full Moon in Blue Water	Флойд
1988	ф	Миссисипи в огне	Mississippi Burning	агент Руперт Андерсон
1989	ф	Доставить по назначению	The Package	сержант Джонни Галлахер
1990	ф	Сдвиг по фазе	Loose Cannons	Мак Стерн
1990	ф	Открытки с края бездны	Postcards From The Edge	Лоуэлл Колчек
1990	ф	Узкая грань	Narrow Margin	Роберт Колфилд
1991	ф	Коллективный иск	Class Action	Джед Уорд
1991	ф	Дело фирмы	Company Business	Сэм Бойд
1992	ф	Непрощённый	Unforgiven	«Маленький Билл» Даггетт
1993	ф	Фирма	The Firm	Эйвери Толэр
1993	ф	Джеронимо: Американская легенда	Geronimo: An American Legend	Джордж Крук
1994	ф	Уайетт Эрп	Wyatt Earp	Николас Портер Эрп
1995	ф	Быстрый и мёртвый	The Quick and the Dead	Джон Ирод
1995	ф	Багровый прилив	Crimson Tide	капитан Фрэнк Рэмси
1995	ф	Достать коротышку	Get Shorty	Гарри Зимм
1996	ф	Клетка для пташек	The Birdcage	сенатор Кевин Кили
1996	ф	Крайние меры	Extreme Measures	Лоуренс Майрик
1996	ф	Камера	The Chamber	Сэм Кейхалл
1997	ф	Абсолютная власть	Absolute Power	Президент США Аллен Ричмонд
1998	ф	Сумерки	Twilight	Джэк Эймс
1998	мф	Муравей Антц	Antz	генерал Навозник
1998	ф	Враг государства	Enemy of the State	Эдвард «Брилл» Лайл
2000	ф	Под подозрением	Under Suspicion	Генри Хёрст
2000	ф	Дублёры	The Replacements	Джимми МакГинти
2001	ф	Мексиканец	The Mexican	Арнольд Марголис
2001	ф	Сердцеедки	Heartbreakers	Уильям Тенси
2001	ф	Грабёж	Heist	Джо Мур
2001	ф	Семейка Тененбаум	The Royal Tenenbaums	Роял Тенненбаум
2001	ф	В тылу врага	Behind Enemy Lines	адмирал Лесли Рейгарт
2003	ф	Вердикт за деньги	Runaway Jury	Рэнкин Фитч
2004	ф	Добро пожаловать в Лосиную бухту	Welcome to Mooseport	Монро «Орёл» Коул

Премии и награды

Награда	Год	Категория	Фильм	Итог
Оскар	1968	Лучшая мужская роль второго плана	Бонни и Клайд	Номинация
	1971	Лучшая мужская роль второго плана	Я никогда не пел отцу	Номинация
	1972	Лучшая мужская роль	Французский связной	Победа
	1989	Лучшая мужская роль	Миссисипи в огне	Номинация
	1993	Лучшая мужская роль второго плана	Непрощённый	Победа
BAFTA	1973	Лучшая мужская роль	Французский связной/Приключение «Посейдона»	Победа
	1975	Лучшая мужская роль	Разговор	Номинация
	1976	Лучшая мужская роль	Французский связной 2/Ночные ходы	Номинация
	1979	Лучшая мужская роль второго плана	Супермен	Номинация
	1993	Лучшая мужская роль второго плана	Непрощённый	Победа
Золотой глобус	1972	Лучшая мужская роль в драме	Французский связной	Победа
	1975	Лучшая мужская роль в драме	Разговор	Номинация
	1976	Лучшая мужская роль в драме	Французский связной 2	Номинация
	1984	Лучшая мужская роль второго плана	Под огнём	Номинация
	1986	Лучшая мужская роль в драме	Дважды в жизни	Номинация
	1989	Лучшая мужская роль в драме	Миссисипи в огне	Номинация
	1993	Лучшая мужская роль второго плана	Непрощённый	Победа
	2002	Лучшая мужская роль в комедии или мюзикле	Семейка Тененбаум	Победа
	2003	Премия Сесиля Б. Де Милля		Победа
Спутник	1996	Лучшая мужская роль второго плана в комедии или мюзикле	Клетка для пташек	Номинация
	2001	Лучшая мужская роль в комедии или мюзикле	Семейка Тенненбаум	Победа
Премия Гильдии киноактёров США	1995	Лучший актёрский состав	Достать коротышку	Номинация
	1996	Лучший актёрский состав	Клетка для пташек	Победа
Берлинский кинофестиваль	1989	Лучшая мужская роль	Миссисипи в огне	Победа

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Джин Хэкмен
• Джин Хэкмен (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.lenta.ru/news/2012/01/14/hackman/ Lenta.ru: «Актёра Джина Хэкмена сбил пикап» (14.01.2012)]

Отрывок, характеризующий Хэкмен, Джин

Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»
В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении благотворительности, лучшей доблести венценосцев, Наполеон делал тоже все, что от него зависело. На богоугодных заведениях он велел надписать Maison de ma mere [Дом моей матери], соединяя этим актом нежное сыновнее чувство с величием добродетели монарха. Он посетил Воспитательный дом и, дав облобызать свои белые руки спасенным им сиротам, милостиво беседовал с Тутолминым. Потом, по красноречивому изложению Тьера, он велел раздать жалованье своим войскам русскими, сделанными им, фальшивыми деньгами. Relevant l'emploi de ces moyens par un acte digue de lui et de l'armee Francaise, il fit distribuer des secours aux incendies. Mais les vivres etant trop precieux pour etre donnes a des etrangers la plupart ennemis, Napoleon aima mieux leur fournir de l'argent afin qu'ils se fournissent au dehors, et il leur fit distribuer des roubles papiers. [Возвышая употребление этих мер действием, достойным его и французской армии, он приказал раздать пособия погоревшим. Но, так как съестные припасы были слишком дороги для того, чтобы давать их людям чужой земли и по большей части враждебно расположенным, Наполеон счел лучшим дать им денег, чтобы они добывали себе продовольствие на стороне; и он приказал оделять их бумажными рублями.]
В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…