Задор, Енё

Енё Задор венг. Zádor Jenő
Основная информация
Дата рождения	5 ноября 1894(1894-11-05)
Место рождения	Батасек, Австро-Венгрия
Дата смерти	4 апреля 1977(1977-04-04) (82 года)
Место смерти	Голливуд, Калифорния, США
Страна	Австро-Венгрия Австро-Венгрия Венгрия Венгрия США США
Жанры	балет, опера, оркестровая музыка, музыка кино

Енё За́дор, известный также как Евгений (Юджин) Задор (венг. Zádor Jenő), 5 ноября 1894, Батасек, Австро-Венгрия — 4 апреля 1977, Голливуд, Калифорния, США) — американский композитор венгерского происхождения, педагог, музыкальный критик. Доктор философии (1921).

Биография

Композиции обучался в Венской консерватории под руководством Р. Хейбергера и в Лейпциге у М. Регера. В 1915—1920 выступал как музыкальный критик. В 1922—1939 преподавал композицию в Новой Венской консерватории (Neues Wiener Konservatorium), а затем в Будапештской академии музыки.

После аншлюса Австрии фашистской Германией в 1939 эмигрировал в США, где жил в Голливуде.

В США стал успешным голливудским кинокомпозитором.

Избранные музыкальные произведения

Среди произведений Задора — опера «Ревизор» по комедии Н. В. Гоголя.

Балет-пантомима «Робот» (1934);

Оперы (даты постановок)

• «Диана» (1923),
• «Остров мертвых» (1928),
• «Рембрандт» (1930),
• «Ревизор» (1935; 2-я ред.- 1957),
• «Азра» (1936),
• «Христофор Колумб» (1939);

для оркестра

• 4 симфонии («Романтическая» — 1922, «Техническая» — 1931, «Танцевальная» — 1936, «Детская» — 1941),
• симфоническая поэма «Банк Бан» (1918),
• Вариации на венгерскую народную тему (1928),
• Венгерское каприччио (1935),
• Пастораль и тарантелла (1941),
• Библейский триптих (1943),
• Вариации на веселую тему (1963),
• Элегия и танец (1954),
• 5 контрастов для оркестра (1965),
• Камерный концерт для струнных, 2 валторн и фортепиано (1930);
• фортепианный квинтет (премирован в Будапеште в 1933);

песни.

Литература

• Театральная энциклопедия / Глав. ред. П. А. Марков. — Т. 2. — М.: Советская энциклопедия, 1963.

Отрывок, характеризующий Задор, Енё

И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.