Симонс, Юдика

Юдика Симонс
Олимпийская сборная Нидерландов по гимнастике. Юдика крайняя справа.
Личная информация
Пол:	женский
Оригинальное имя:	нидерл. Judikje Simons
Гражданство:	Нидерланды Нидерланды
Дата рождения:	20 августа 1904(1904-08-20)
Место рождения:	Гаага
Дата смерти:	20 марта 1943(1943-03-20) (38 лет)
Место смерти:	Собибор
Тренер(ы):	Геррит Клиркофер
Награды и медали Олимпийские игры Золото Амстердам 1928 Командное первенство

Юдика Симонс (20 августа 1904 — 20 марта 1943) — нидерландская гимнастка. В составе сборной Нидерландов по гимнастике завоевала золотую медаль на Олимпиаде 1928 года в Амстердаме.

Как и остальные члены сборной (Эстелла Агстериббе, Элька Де Леви, Хелена Нордхайм и Анна Дресден-Поляк), а также тренер сборной Геррит Клиркофер была еврейкой и подверглась преследованиям во время Второй мировой войны.

В 1935 году вышла замуж за Бернарда Тиманса. Супруги руководили Центральным еврейским детским домом в Утрехте.

Супруги были депортированы в Собибор вместе с 70 воспитанниками детского дома, из которых только несколько человек пережили войну. Бернард, Юдика, их пятилетняя дочь Соня и трёхлетний сын Леон были убиты после прибытия.

В 1997 году вся сборная Нидерландов по гимнастике была включена в Международный еврейский спортивный зал славы.

В 2010 году возле здания бывшего детского дома в Утрехте, установлены камни преткновения в том числе и в память о Юдике.

Ссылки

• [www.databaseolympics.com/players/playerpage.htm?ilkid=SIMONJUD01 profile]

См. также

• Корчак, Януш

Отрывок, характеризующий Симонс, Юдика

Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.