Франкония

Франкония (нем. Franken) — историческая область на юго-востоке Германии, на территории которой сейчас находятся три административных округа федеральной земли Бавария, а именно Нижняя Франкония (Unterfranken), Средняя Франкония (Mittelfranken) и Верхняя Франкония (Oberfranken). Столица Верхней Франконии — Байройт, Средней Франконии — Ансбах, Нижней Франконии — Вюрцбург. Крупнейший город Франконии — Нюрнберг, находящийся в Средней Франконии; другие крупные города — Бамберг, Кобург, Фюрт, Эрланген.

Во Франконии распространён восточно-франкский диалект (диалектная группа), заметно отличающийся от баварского. Хотя современная Франкония входит в состав Баварии, франконцы сохраняют собственное региональное самосознание и часто не относят себя к баварцам.

История

Франкония означает страну франков; в современном немецком языке «Franken» означает как древних франков, так и современных жителей Франконии.

Следы самых ранних поселений человека во Франконии относятся ко времени конца каменного века.

Во множестве мест находят следы деятельности людей в эпоху бронзы, о чём говорят находки характерных захоронений в урнах. Позже люди стали выбирать для проживания плоские вершины гор, следы которых сохранились на горах Штафельберг, Валберла и Хоубирг около Хаппурга. Затем сюда в конце бронзового века пришли кельты, превратившие эти вершины в сильно укреплённые поселения. Люди того времени жили в деревянных постройках, расположенных не только внутри укреплённой зоны, но и в окрестных деревнях.

В 15 году эту местность завоевали римляне, оставившие следы своего пребывания около Вайсенбурга и Гунценхаузена.

Для защиты от воинственных германских племён римляне в 81 году при императоре Домициане построили длинную защитную стену Лимес, обозначившую северную границу римской провинции Реция. К числу достопримечательностей того времени относятся находки при раскопках крупной римской крепости Бирикана в Вайсенбурге с банями, Саблонетум около Эллингена и Ициниакум около Тайленхофена.

Цезарь считал, что такая страна, как Германия, покрытая густыми лесами, не может быть колонизирована, и потому её нужно просто игнорировать.

В лесной местности невозможно было применить традиционную тактику римских легионов. И поэтому в 9 году Публий Квинтилий Вар (Publius Quintilius Varus) потерпел поражение в Тевтобургском Лесу (Teutoburger Wald) от херуска Арминия (Arminius).

Проживавшие к северу от стены германские племена тюрингов, алеманнов, гермундуров и маркоманов смешивались с кельтами, одновременно увеличивая своё давление на Рим.

В 250 году алеманны (германские племена, проживавшие на Верхнем Рейне) и франки, обитавшие на Нижнем Рейне, стали серьёзной угрозой для Империи.

Хотя Риму удалось отбросить маркоманов, но алеманны всё же смогли в 260 году преодолеть укрепления(«лимис») и вторгнуться на территорию Империи, дойдя до современной Швейцарии.

Одновременно росло влияние германцев, проживающих в имперских границах, которые воспринимали римскую культуру и сами влияли на ситуацию и нравы в государстве.

Франкское государство

В результате длительной борьбы в среде германцев франкам, представлявшим собой смесь малых племён (сигамбры, хамавы и др.), проживавших в бассейнах Рейна и Везера, удалось стать сильнейшим племенным объединением в северо-западной Европе. Их возглавляли вожди из древнего рода Меровингов.

Конунг Хлодвиг в 496 году перешёл в христианство и получил тем самым поддержку в лице церкви. Это помогло ему завоевать Галлию и Восточную Франконию и создать тем самым Франкское государство.

При короле Теодеберте I (Theudebert I, (534—548) государство франков расширилось до среднего течения Дуная и достигло пика своего могущества.

В 561 году это государство распалось на три части: Австразию, Нейстрию и Бургундию. В своё время Франкония входила в состав восточно-франкского королевства Австразии.

При Хлотаре II (613—629) государство вновь объединилось.

В 623 году купец Само из франков создаёт в Богемии славянское государство.

В 687 году Пипин Геристальский, майордом из Австразии, вновь восстанавливает единство государства.

В 716 году умирает, не оставив потомства, последний франко-тюрингский герцог Хедан, имевший резиденцию в Вюрцбурге. Среди франкской знати не нашлось никого, кто бы мог претендовать на это место. После этих событий Франкония как самостоятельное государство никогда не восстанавливалась.

Герцогство Франкония

В IX веке Франкское государство разделяется на западную и восточную часть, каждая из которых кладет начало, соответственно Франции и Германии. В «Восточной Франции» термин Франкония закрепляется за одним из герцогств между Саксонией, Лотарингией, Швабией и Тюрингией. Карл Мартелл поощрял заселение франками земель среднего и нижнего течения Майна, которые впоследствии стали герцогством. Важнейшими городами Франконии считались: Франкфурт, Вормс, Вюрцбург, Майнц, Шпайер. В 911 году, после пресечения прямой ветви немецких Каролингов, королём Германии во Фрицларе был избран франконский герцог Конрад.

На смене тысячелетий наметился своеобразный вакуум власти, который, впрочем, ничем не угрожал императору. Последний в виде подчиненных ему епископатов Вюрцбурга, Айхштета (основано в 745 году) и Бамберга (основано в 1007 году) имел гарантированную поддержку, сохранявшуюся даже в трудное для императорской власти время Инвеституры. Также и имперские города Нюрнберг, Ротенбург, Швайнфурт, Вайсенбург и Виндсхайм, равно как и непосредственно подчинённое императору рыцарство принципиально были ему лояльны.

Однако уже в XIII веке здесь начал укрепляться род швабских Цоллернов, которые начали своё возвышение сначала в роли бургграфов Нюрнберга. Они посредством хорошо развитых брачных комбинаций укрепились и закрепили своё влияние во многих местностях, главным образом в Кульмбахе, Байройте и Ансбахе. После того, как им удалось закрепиться в 1415 году в Бранденбургской марке, их франконские территории также приобрели титул маркграфской собственности. Правда, не всегда их притязания получали удовлетворение. Так жители Нюрнберга изгнали Цоллернов из города, которым пришлось обосноваться поблизости в Кадольцбурге, а их городской замок был разрушен. Маркграф Альбрехт Ахиллес попытался использовать сложившуюся тогда политическую ситуацию и основать под своей властью самостоятельное франконское государство. Последовали две маркграфские войны, в которых победил Нюрнберг и союзное с ним епископство Вюрцбурга.

Ко времени окончания средневековья политическая карта Франконии представляла собой чересполосицу, образованную владениями маркграфов Байройта и Ансбаха вперемежку с владениями епископств и Немецкого Ордена, имевшего резиденцию в Бад Мергентхайме. Из свободных имперских городов за пределами своих владений ощутимой властью обладал лишь Нюрнберг.

Мелкопоместное рыцарство к началу XVI века объединилось в своеобразные рыцарские союзы «Риттеркантоны», помогавшие им объединёнными силами защищать свои интересы.

Возникновение лютеранства преломилось в крестьянских массах, находящихся в тяжёлой крепостной зависимости от своих хозяев, в надежду улучшить своё положение путём бунта (см.Крестьянская война в Германии). Наиболее интенсивно эти настроения выражались в 1524 и 1525 годах во владениях епископов и монастырей.

В то же самое время ситуация во владениях тех маркграфов, которые быстро переориентировались и приобщились к лютеранству, была существенно более спокойной. Примером мирного перехода к новой вере служили свободные города и, в первую очередь, Нюрнберг, все слои населения которого охотно перешли в лютеранство, однако в церквах были сохранены элементы католической обстановки и дело не дошло до уничтожения предметов, относящихся к католическому ритуалу. Например, на многих домах сохранились фигуры Девы Марии, что совершенно несвойственно большинству городов Германии, принявших лютеранство.

Тем не менее, вся территория Франконии в течение 30 лет была подвержена разорению. Появились полностью обезлюдевшие территории. С другой стороны, в областях, население которых перешло в новую веру, населённость даже возросла за счёт беженцев, например, из земель, находящихся под властью Габсбургов.

По мере того, как хозяйственная жизнь стала налаживаться, в период Контрреформации стали в пропагандистских целях строиться невероятно роскошные католические храмы, поражавшие своим внешним видом и богатством интерьера.

Закат

В 1791 году последний маркграф Франконии Карл Александр продал свои владения у Ансбаха, Кульмбаха и Байройта Пруссии. А вскоре Наполеон, завоевавший центральную Европу и установивший в ней новый порядок, провёл секуляризацию церковных владений и передал их во владение крупных территориальных образований королевства Бавария, созданного 1 января 1806 года в качестве компенсации за отчуждённые земли по левому берегу Рейна. Таким образом, Франкония прекратила своё существование как политическое образование.

Литература

• Baedecker. Deutschland. Verlag Karl Baedeker.2002. ISBN 3-8297-1004-6
• Reinhard Pözorny(Hg)Deutsches National-Lexicon- DSZ-Verlag ISBN 3-925924-09-4
• Fritz Winzer Weltgeschichte Daten Fakten Bilder. Georg Westermann Verlag.1987. ISBN 3-07-509036-0

Отрывок, характеризующий Франкония

Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.