Всемирный торговый центр

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Южная башня ВТЦ»)
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 40°42′42″ с. ш. 74°00′45″ з. д. / 40.71167° с. ш. 74.01250° з. д. / 40.71167; -74.01250 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.71167&mlon=-74.01250&zoom=12 (O)] (Я)
Всемирный торговый центр

Комплекс в сентябре 2013 года
построены ВТЦ-1 и ВТЦ-4, ВТЦ-2 и ВТЦ-3 на ранней стадии строительства.


Старый комплекс, разрушенный в результате террористических атак 11 сентября 2001 года

Местонахождение Нью-Йорк, США
Строительство Старый комплекс:
5 августа 19664 апреля 1973

Новый комплекс:
20022021

Использование Старый комплекс:
19732001

Новый комплекс:
2006 — н.в.

Высота
Технические параметры
Архитектор Старый комплекс:
Минору Ямасаки

Эмери Рот и сыновья
Новый комплекс:
David Childs (1 ВТЦ)
Lord Norman Foster (2 ВТЦ)
Rogers Stirk Harbour
Partners (3 ВТЦ)

Владелец Старый комплекс:
Портовое управление Нью-Йорка и Нью-Джерси

Новый комплекс:
World Trade Center Properties, LLC (2, 3 ВТЦ)

Всеми́рный торго́вый центр (сокр. ВТЦ, правильное название — Центр международной торговли[1], англ. World Trade Center) — комплекс из семи зданий, спроектированный Минору Ямасаки и официально открытый 4 апреля 1973 года в Нью-Йорке (США). Архитектурной доминантой комплекса были две башни, каждая по 110 этажей — Северная (высотой 417 м, а с учётом установленной на крыше антенны — 526,3 м) и Южная (высотой 415 м). 11 сентября 2001 года комплекс ВТЦ был разрушен в результате террористической атаки. Некоторое время после окончания строительства башни были высочайшими небоскрёбами в мире (до этого высочайшим зданием было здание Эмпайр-стейт-билдинг, которое после разрушения ВТЦ вновь стало самым высоким зданием Нью-Йорка [2] и считалось таковым до открытия Всемирного торгового центра 1 в ноябре 2014 года).





Оригинальный комплекс

История и строительство

Идея создания Всемирного торгового центра в Нью-Йорке впервые была предложена в 1943 году. Законодательное собрание штата Нью-Йорк приняло законопроект, позволяющий губернатору Нью-Йорка Томасу Дьюи начать планирование строительства, но разработки были приостановлены в 1949 году. В конце 1940-х и начале 1950-х годов экономический рост в Нью-Йорке был сосредоточен в центре Манхэттена. Чтобы стимулировать реконструкцию других районов Манхэттена, Дэвид Рокфеллер предложил Управлению Портов построить торговый центр в Нижнем Манхэттене.

Первоначальные планы, обнародованные в 1961 году, предлагали использовать побережье Ист-Ривер для строительства Всемирного торгового центра. Будучи агентством, представляющим два штата, Управление Портов должно было получить одобрение новых проектов от двух губернаторов: Нью-Йорка и Нью-Джерси. Губернатор Нью-Джерси Роберт Б. Мейнер возражал против строительства проекта стоимостью 335 млн долларов в Нью-Йорке. Ближе к концу 1961 года переговоры с губернатором Нью-Джерси Мейнером зашли в тупик.

В то время пассажиропоток по Гудзон-Манхэттенской железной дороге (H & M Railroads), принадлежащей Нью-Джерси, существенно снизился, с 113 млн пассажиров в 1927 году до 26 миллионов в 1958 году, после того, как открыли новые автомобильные туннели и мосты через реку Гудзон. В декабре 1961 года, на встрече директора Управления Портов Остина Дж. Тобина и вновь избранного губернатора Нью-Джерси Ричарда Дж. Хьюза, было предложено построить через Гудзон транспортный хаб Port Authoruty Transit Hub (PATH) и выкупить H & M Railroads у Нью-Джерси. Управление портов также решило перенести проект Всемирного торгового центра на строительную площадку Хадсон Терминал на западной стороне Нижнего Манхэттена, более удобную для пассажиров Нью-Джерси, прибывающих через PATH. В связи с новым расположением и приобретением Управлением Портов Н & М Railroads, Нью-Джерси согласился поддержать проект Всемирного торгового центра.

Также было необходимо одобрение мэра Нью-Йорка Джона Линдсея и Нью-Йоркского городского совета. Разногласия с городом касались в основном налоговых вопросов. 3 августа 1966 года была достигнута договоренность о том, что Управление Портов будет делать ежегодные платежи городу, взамен налогов за использование площадей Всемирного Торгового Центра частными арендаторами. В последующие годы, выплаты будут расти как и ставка налога на недвижимость.

Архитектурный дизайн

20 сентября 1962 Управление Порта объявило о выборе Минору Ямасаки в качестве ведущего архитектора и Emery Roth & Sons в качестве содействующих архитекторов. Ямасаки разработал план, включающий башни-близнецы; первоначальный план Ямасаки включал две башни по 80 этажей, но для удовлетворения требований администрации Управления Портов требовалось 10 млн квадратных футов (930 тыс. м2) офисных площадей, тогда здания были увеличены до 110 этажей. Основным фактором сдерживания высоты зданий была прокладка лифтов — чем выше здание, тем больше лифтов требовалось для его обслуживания, требовались более громоздкие лифтовые шахты. Ямасаки с инженерами решили использовать новую систему с двумя «небесными лобби» (skylobby), где люди могли перейти от крупного скоростного лифта к местным лифтам, которые ходили до нужных этажей в своей секции. Эта система, вдохновленная системой метро Нью-Йорка, позволила создать местные лифты в пределах одной шахты лифта. Расположенные на 44-м и 78-м этажах каждой башни, «небесные лобби» позволили эффективно использовать пространство под лифтовые шахты, увеличивая количество полезного пространства на каждом этаже от 62 до 75 % за счет уменьшения количества тех самых лифтовых шахт. В целом, во Всемирном Торговом Центре было 95 скоростных и местных лифтов.

Дизайн Ямасаки для Всемирного Торгового Центра был представлен общественности 18 января 1964 года, с длиной каждой стороны башни в 208 футов (63 м). Здания были разработаны с узкими окнами в 18 дюймов (46 см.) в ширину, отражавшие страх высоты Ямасаки, а также его желание создать чувство безопасности для человека, чтобы он мог подойти к окну и опереться обеими руками с двух его сторон и почувствовать, что всё надёжно. Всемирный Торговый Центр был одним из наиболее ярких американских реализаций архитектурного стиля Ле Корбюзье, и готических модернистских тенденций Ямасаки.

В дополнение к башням-близнецам, план комплекса Всемирного Торгового Центра включал в себя четыре малоэтажных здания, которые были построены в начале 70-х. 47-этажный 7 World Trade Center был построен в 80-х, к северу от главного комплекса. В целом, основной комплекс Всемирного Торгового Центра занимал 16 акров (60 тыс. м2).

Структурное устройство

Структуру зданий инженеры фирмы «Worthington, Skilling, Helle & Jackson» разработали для реализации дизайна Минору Ямасаки, создав структурную систему «труба-каркас», которая использовалась в башнях-близнецах. Технический отдел администрации Управления Порта служил штабом инженеров «Joseph R. Loring & Associates» в качестве инженеров-электриков и «Jaros, Baum & Bolles» как инженеров-механиков. «Tishman Realty & Construction Company» была генеральным подрядчиком по проекту Всемирного Торгового Центра. Гай Ф. Тоззоли, директор Департамента Всемирной Торговли Управления Портов, и Рино М. Монти, главный инженер Дирекции порта, курировали проект. В качестве межгосударственного органа, Управление Портов не подлежало юрисдикции местных законов, также законам и указам города Нью-Йорка, в том числе строительных норм и правил. Тем не менее, структурные инженеры Всемирного Торгового Центра закончили проект под новую версию строительных норм и правил 1968 года. Принцип «трубка-каркас» был новым подходом, который позволил увеличить пространство полезных площадей, в отличие от традиционного дизайна, в котором существуют несущие балки и колонны, разделяющие пространство. Башни Всемирного Торгового Центра использовали высокопрочные стальные колонны, называемые «Vierendeel trusses», которые были расположены близко друг к другу, чтобы сформировать сильную, жесткую структуру стены, выдерживающую практически все боковые нагрузки, такие как ветровые, а также гравитационную нагрузку, частично снимаемую с основных колонн. По периметру стена содержала 59 колонн с каждой стороны, и была построена с широким использованием быстро возводимых модульных частей, каждая из которых состоит из трех колон, по три этажа высотой, соединенных перемычками («Spandrel-пластины»). Перемычки приваривались к колоннам для создания модульных частей, в цехе металлоконструкций. Смежные модули были закреплены между собой, с закреплением в середине пролёта колонн и перемычек. Перемычки были расположены на каждом этаже, передавая напряжения сдвига между колоннами, что позволяло им работать вместе в борьбе против боковых нагрузок.

В ядре каждой из башен размещались шахты лифтов и коммуникаций, туалеты, три лестничных пролёта и другие вспомогательные помещения. Ядро каждой башни представляло собой прямоугольную область 87 на 135 футов (27 на 41 м) и содержащее 47 стальных колонн, идущие от основания, до верхней части башни. Большое, без колонн, пространство между внешней стеной и ядром перекрывалось фермами этажей — готовыми конструкциями полов. Полы выдерживали свой собственный вес, полезную нагрузку, а также передавали боковые нагрузки от внешней стены на центральное ядро, где они рассеивались. Ферма представляла собой каркас из металлических балок-оснований, выполненных из толстой цилиндрической стали (около 3—3,4 см в диаметре) и уложенных на них металлических рифлёных листов. Полы покрывались 4-хдюймовым (10 см) слоем лёгкого бетона. Верхние корды ферм прикреплялись болтами к специально приваренным для этого местам на перемычках внешней стены, и к каналу, приваренному к основным колоннам центрального ядра. Полы соединялись с внешней стеной, по периметру, через вязко-упругие демпферы, которые помогали уменьшить количество вибраций, передаваемых на здание.

«Hat-фермы» (или «опорные фермы»), расположенные со 107-го этажа до вершины зданий, были предназначены для поддержания высокой антенны на крыше каждого здания. Но только на WTC 1 (северная башня) на самом деле антенна была установлена; она была построена там в 1978 году. Система ферм состояла из шести ферм, вдоль по длинной части центрального ядра, и четырёх по короткому. Эта система ферм несколько перераспределяла нагрузку между периметром внешней стены и колоннами центрального ядра.

Конструкция труба-каркас, использующая стальные колонны в ядре здания, а также во внешней стене, защищалась распыленным на них огнестойким материалом, созданным сравнительно лёгким, который мог бы колебаться от ветра вместе со зданиями, не повреждаясь, в сравнении с такими зданиями как Эмпайр Стейт Билдинг, имеющим толстые, тяжелые кладки противопожарной защиты стальных элементов конструкции. В процессе проектирования проводились испытания в аэродинамической трубе, для установления давления силы ветра, для того, чтобы башни Всемирного Торгового Центра могли сопротивляться этим силам. Эксперименты также проводились для оценки комфорта в башнях, однако многие субъекты исследования испытывали головокружение и другие негативные воздействия. Тогда один из главных инженеров, Лесли Робертсон, работающий вместе с канадским инженером Аланом Г. Дэвенпортом, разработали вязкоупругие амортизаторы для поглощения некоторой части колебаний. Эти вязкоэластичные амортизаторы, используемые в стыках между полом ферм и колоннами внешней стены, наряду с некоторыми другими структурными изменениями сократили негативные факторы до приемлемого уровня.

Строительство

В марте 1965 года Port Authority начало выкупать собственность на территории будущего комплекса. Работы по сносу начались 21 марта 1966 года, для очистки от тринадцати кварталов малоэтажной застройки района Radio Row, располагавшегося на месте будущего Всемирного торгового центра. Земляные работы по строительству комплекса начались 5 августа 1966 года.

Территория Всемирного торгового центра приходилась на насыпной грунт, за счёт которого расширялся Нижний Манхэттен. Скальная порода, на основе которой можно было бы начать строительство располагалась на 20 метров ниже (65 футов). Для начала строительства было необходимо вырыть «ванну» (The Bathtub (англ.)) со стеной из жидкого бетона (Slurry wall (англ.)) вдоль West Street для предотвращения попадания воды из Гудзона внутрь вырываемого котлована. Метод с использованием стены из жидкого бетона был выбран главным инженером портового управления Джоном Кайлом-младшим. Метод основан на вытеснении грунтовых вод заливаемым в предварительно вырытую траншею жидкой смеси, состоящей из бетонита и воды. После того как траншея наполняется, внутрь неё опускается стальная арматура и заливается основной бетон, вытесняющий промежуточную смесь бетонита. В результате после схватывания бетона остаётся монолитная стена без водных полостей. За четырнадцать месяцев бетонная стена была готова (к октябрю 1967 года). Только после этого смогли начаться работы по вырыванию грунта из котлована. 920 000 м³ вырытого грунта (наряду с другим наполняющими материалами и взвесями) использовались в расширении береговой линии нижнего Манхэттена, по западную сторону от West Street, для будущего Бэттери-Парк-сити.

В январе 1967 года Port Authority представило 74-миллионный контракт на поставку стали для строительства различным поставщикам, в результате чего главным поставщиком был выбран «Карл Кох». Фирма Tishman Realty & Construction[en] была нанята в феврале 1967 года для контроля над строительством проекта. Строительство началось с Северной башни в августе 1968 года; к строительству Южной башни приступили в январе 1969 года. Линия метрополитена под Гудзоном (Hudson Tubes), по которой поезда PATH приходили на станцию Hudson Terminal, оставалась в работе всё время строительства, вплоть до того момента, пока в 1971 году не открыли новую станцию PATH (PATH station).

Церемония топпинг-аута, установки последнего несущего элемента конструкции, прошла на Северной башне (WTC 1) 23 декабря 1970 года; на Южной башне (WTC 2) позже — 19 июля 1971 года. Первые арендаторы въехали в Северную башню в декабре 1970 года; в Южную башню — в январе 1972 года. Когда башни-близнецы Всемирного торгового Центра были готовы, общие расходы Port Authority на их строительство составили 900 миллионов долларов. Торжественная церемония перерезания ленточки и официального открытия комплекса произошла 4 апреля 1973 года.

Критика

Планы по строительству Всемирного Торгового Центра были спорными. Площадь под строительство комплекса была занята районом «Radio Row» — домом для сотен коммерческих и промышленных арендаторов, владельцев недвижимости, малого бизнеса, и примерно 100 постоянных жителей, многие из которых отчаянно сопротивлялись принудительному переселению. Группа малых предпринимателей подала в суд на Портовое Управление, оспаривая перенос своего бизнеса из этого района. Дело дошло до Верховного Суда Соединённых Штатов, который отказался принять его.

Частные застройщики и члены Совета Недвижимости Нью Йорка (Real Estate Board of New York), во главе с владельцем Эмпайр-стейт-билдинг Лоуренсом Вином (Lawrence A. Wien) выразили озабоченность по поводу этого, во многом «субсидируемого», строительства офисного пространства на открытом рынке, конкурирующем с частным сектором, в котором уже и так наблюдался избыток вакансий. Сам Всемирный Торговый Центр не был арендован полностью до 1979 года, а затем наполнился только из-за того, что аренда помещений в комплексе субсидировалась Портовым Управлением, что делало аренду относительно дешевле, чем в сопоставимых офисных помещений в других зданиях.

Дизайн Всемирного Торгового Центра вызвал критику Американского Института Архитекторов (American Institute of Architects) и прочих групп. Льюис Мамфорд (Lewis Mumford), автор книги «The City In History» и других работ по городскому планированию, критиковал проект и описал его и другие новые небоскрёбы, как «простые стеклянно-металлические шкафы». Башни-близнецы описывали похожими на «коробки, в которых доставили Эмпайр-стейт и Крайслер-билдинг». Узкие офисные окна башен-близнецов, шириной в 18 дюймов (46 см) и обрамлённые колоннами, ограничивающими взгляд в каждую сторону, не любили многие. Активист и социолог Джейн Джейкобс также подверг критике планы по строительству ВТЦ, утверждая, что береговая линия должна быть открыта для жителей Нью-Йорка, чтобы ею наслаждаться.

«Суперблок» Торгового Центра, размером с квартал, заменивший собой более традиционный густой район, был рассмотрен некоторыми критиками как негостеприимная среда, нарушающая сложный сетевой трафик, типичный для Манхэттена. Например, в своей книге «Pentagon of Power» Льюис Мамфорд осудил ВТЦ в качестве «примера бесцельного гигантизма и технологического эксгибиционизма, что в настоящее время потрошит живую ткань каждого большого города».

На протяжении многих лет огромная Austin J. Tobin Plaza страдала от оживлённых ветров у уровня земли, вследствие эффекта Вентури, возникающего между двумя башнями. В самом деле, некоторые порывы были настолько высоки, что пешие переходы через неё должны были совершаться по верёвкам. В 1999 году плаза открылась после прошедшей реконструкции, стоимостью в 12 миллионов долларов, в которой была заменена брусчатка с серыми и розовыми гранитными камнями, были добавлены новые скамейки, цветочные горшки, рестораны, продуктовые киоски и открытые кафе.

Комплекс

До 50000 человек работали в башнях в обычный рабочий день и до 200000 проходили их в качестве посетителей. Комплекс был настолько велик, что он имел свой собственный почтовый индекс: 10048. Башни предложили обширный вид со смотровой площадки на вершине Южной башни и ресторана «Окна в Мир» на вершине Северной Башни. Башни-близнецы стали известны во всем мире, появляясь в многочисленных фильмах и телевизионных шоу, а также на открытках и других товарах, и стали символом Нью-Йорка, как Эмпайр-стейт-билдинг, Крайслер-билдинг и Статуя Свободы.

Северная и Южная башни

Первый Всемирный Торговый Центр (1WTC) и Второй Всемирный Торговый Центр (2WTC), чаще просто «Башни-близнецы», идею которых выносил Минору Ямасаки, были разработаны в качестве каркасной трубы, обеспечивающие арендаторов открытыми этажными площадями, не прерывающимися колоннами или стенами. Были главными зданиями Всемирного Торгового Центра. Северная башня (1WTC) стала на момент своего завершения самым высоким зданием в мире, высотой в 1368 футов (417 метров), раньше Южной Башни (2WTC), строительство которой и началось раньше — в 1966 году. Широкое использование сборных компонентов помогло ускорить процесс строительства, и первые арендаторы заехали в Северную башню в декабре 1970 года, в то время как Южная была ещё в стадии строительства. После завершения строительства в 1973 году, Южная башня стала вторым по высоте зданием в мире, высотой в 1362 футов (415 м); обзорная площадка на крыше Южной башни расположилась на высоте 1362 футов (415 м), а также на 107 этаже башни на высоте 1,310 футов (400 м). Каждая башня стояла на 1350 футов (410 м) в высоту, и занимала около 1 акра (4000 м2) от общего объёма комплекса в 16 акров (65000 м2). Во время пресс-конференции в 1973 году Ямасаки спросили: «Почему два 110-этажных здания? Почему не одно 220-этажное?» Он ответил: «Я не хочу потерять человеческий масштаб».

После завершения строительства в 1972 году 1WTC был самым высоким зданием в мире в течение двух лет, обогнав Empire State Building после 40-летнего царствования. В 1978 году на Северной башне установили телекоммуникационную мачту (антенну), которая была добавлена в верхней части крыши, высотой в 362 футов (110 м). Вместе с ней высочайшая точка Северной башни располагалась на высоте 1,730 футов (530 м). Башни Всемирного Торгового Центра удерживали звание самых высоких непродолжительное время, до мая 1973 года, когда в Чикаго открылся Сирс-тауэр высотой по уровню крыши в 1,450 футов (440 м.) На протяжении своего существования в башнях ВТЦ было больше этажей (110), чем в любом другом здании. Это число не было превзойдено до появления Бурдж-Халифа, который был открыт в 2010 году (163 этажа).

Пожар 13 февраля 1975

13 февраля 1975 г. раздались три сигнала пожарной тревоги на 11-м этаже Северной Башни. Огонь распространился по центральным пустым трубам до 9-го и 14-го этажа из-за возгорания телефонных проводов в шахте, расположенной вертикально между этажами. Те области, куда огонь проник по проводам, удалось потушить практически сразу же, с очагом возгорания справились через несколько часов. Большая часть причиненного ущерба пришлась на 11-й этаж, где началось возгорание в кабинете, наполненном бумагой, жидкостью для печатных машин и другим офисным оборудованием. Противопожарная обработка стали против плавления спасла сам остов, и башне не было причинено никакого структурного вреда. На втором месте по причиненному ущербу оказались нижние этажи, пострадавшие не столько от огня, сколько от пожарной пены. На тот момент во Всемирном Торговом Центре не было системы для тушения пожара.

Террористический акт 26 февраля 1993 года

26 февраля 1993 г. в 12:17 на территорию подземной парковки Всемирного торгового центра заехал грузовик с 680 кг взрывчатки, за рулем которого был Исмаил Айяд, рядом сидел организатор теракта — Рамзи Юзеф. Грузовик взорвался в подземном гараже Северной башни. Шесть человек было убито и более 1000 — ранено.

Юзеф бежал в Пакистан вскоре после взрыва, но был арестован в Исламабаде в феврале 1995 г. и экстрадирован в США для судебного процесса. Шейх Омар Абдел Раман в 1996 г. был обвинён в участии в организации взрыва и в других заговорах. Юзеф и Эйяд Исмоил были приговорены к пожизненному заключению в 1997 г. за причастность к взрыву. Ещё четверым также за участие во взрыве был вынесен приговор в мае 1994 г. Согласно данным суда, целью заговорщиков была полная дестабилизация Северной башни, которая должна была упасть на Южную — то есть полное уничтожение обеих башен.

После теракта портовые власти установили фотолюминесцентные указатели на стенах. Система извещения о пожаре была полностью заменена из-за того, что проводка и система сигнализации оригинальной системы вышли из строя.

В память о жертвах был создан зеркальный пруд[en] с именами погибших в результате взрыва. В результате теракта 11 сентября мемориал был разрушен. Новый мемориал, общий для жертв взрыва и теракта, появится в новом мемориальном комплексе, открытом на месте бывшего Всемирного торгового центра.

Разрушение 11 сентября 2001

11 сентября 2001 г. террористы захватили рейс 11 авиакомпании American Airlines и устроили преднамеренное столкновение его с Северной башней в 08:46 (со стороны северного фасада, между 93 и 99 этажами). Спустя семнадцать минут вторая группа террористов врезалась на таком же похищенном самолёте рейса 175 (United Airlines Flight 175) авиакомпании United Airlines в Южную башню (этажи 77-85).[3] Вследствие разрушений, причинённых Северной башне корпусом самолёта, были полностью перекрыты все выходы из здания выше места столкновения, в результате чего в ловушке оказались 1 344 человека.[4] Удар второго самолёта, в отличие от первого, пришёлся ближе к углу небоскрёба, и один лестничный колодец остался неповреждённым. Однако немногим людям удалось беспрепятственно спуститься по нему до момента обрушения строения. Но всё же, несмотря на то, что удар самолёта по Южной башне пришёлся ниже, здесь оказались заблокированными между этажами или погибли сразу менее 700 человек — гораздо меньше, чем в Северной. В 9:59 Южная башня рухнула из-за пожара, повредившего стальные элементы конструкции, уже и без того ослабленные столкновением с самолётом. Северная башня обрушилась в 10:28 утра, после пожара, длившегося 102 минуты.[5]

В 17:20 11 сентября 2001 г. развалился восточный пентхаус седьмого корпуса Всемирного торгового центра (ВТЦ-7), а в 17:21 рухнуло всё здание[6] из-за того, что стихийно возникшие пожары необратимо разрушили его конструкцию.[7] Третий корпус Всемирного торгового центра, отель Марриотт (ВТЦ-3), был задет падающими башнями-близнецами. Три оставшихся здания комплекса серьёзно пострадали от упавших обломков и, в конце концов, были снесены, поскольку не подлежали восстановлению.[8]
Здание Дойче банка на другой стороне Либерти-Стрит, напротив комплекса Всемирного торгового центра, позже было признано непригодным для нахождения в нём людей из-за высокого содержания токсичных соединений в помещениях; сейчас это строение разобрано.[9][10] Фитерман-Холл Общественного Колледжа Манхеттена на Западном Бродвее, 30, также предназначен к сносу из-за обширных повреждений, полученных во время теракта.[11]

Уже после теракта СМИ сообщили, что могли пострадать десятки тысяч человек, так как в обычные рабочие часы в комплексе могло находиться свыше 50 000 человек. В результате теракта 9/11 были выписаны 2 752 свидетельства о смерти, в том числе, на имя Фелиции Данн-Джонс, чья смерть была зарегистрирована только в феврале 2002 г.; Данн-Джонс умерла спустя пять месяцев после теракта из-за ужасного состояния лёгких, вызванного тучами летающей пыли во время обрушения зданий Всемирного торгового центра.[12] Ещё две жертвы были позднее добавлены в официальный список погибших: врач Снэа Анна Филип (Sneha Anne Philip), которую в последний раз видели за день до теракта, и Леон Хейуорд, умерший в 2008 г. от лимфомы, спровоцированной вдыханием воздуха, насыщенного пылью, поднявшейся при обрушении Башен-близнецов.[13][14] Инвестиционный банк Кантор Фицджеральд Л. П., размещавшийся на 101—105 этажах Всемирного торгового центра, потерял 658 сотрудников — больше, чем любое другое учреждение, даже Компании Марш и МакЛеннан, расположенные непосредственно под помещениями банка на 93—101 этажах (куда врезался самолет террористов) и потерявшие 295 человек. На третьем месте по людским потерям (175 человек) — Корпорация Аон (Aon Corporation).[15] Ещё погибли 343 пожарных Нью-Йорк Сити, 84 служащих Портового управления — Port Authority of New York and New Jersey, в том числе 37 сотрудников Департамента полиции Портового управления — Port Authority Police Department (PAPD) и 23 офицера Департамента полиции Нью-Йорка.[16][17][18] Из всех тех людей, которые находились в башнях в момент их обрушения, живыми были извлечены только 20 человек, в том числе полицейские PAPD — Уилл Джимено и Джон МакЛафлин (восемнадцатый и девятнадцатый выжившие).[19] Также по данным официальных властей из окон верхних этажей обеих башен, охваченных пожаром и густым дымом, выбросилось 200 человек. Один пожарный погиб, когда на него упал выбросившийся человек.

Последствия

В результате террористического акта три здания комплекса были обрушены: два самых высоких строения (Северная Башня, Южная Башня) и также ВТЦ-7 . Отель «Марриотт» был почти полностью уничтожен обломками ВТЦ-1 и ВТЦ-2, ещё трём строениям был причинён такой ущерб, что они были признаны непригодными к восстановлению и позже снесены. Также в результате обрушения ВТЦ-2 был нанесён непоправимый урон 40-этажному зданию Дойче Банка, которое в настоящее время демонтировано.

Новый комплекс

Реконструкция Всемирного торгового центра
Здания
1, 2, 3, 4, 5, 7
Другое
Мемориал
Транспортный хаб

В 2002 году началась постройка первого здания Нового Комплекса Всемирного Торгового Центра — 7-го ВТЦ. Через четыре года здание было построено, а позже начались постройки Мемориала ВТЦ (открыт с 11 сентября 2011 года) и 1 ВТЦ под названием «Freedom Tower» (рус. «Башня Свободы»), строительство которого закончилось в апреле 2013 года. Также в 2010 году было начато возведение третьего ВТЦ, которое закончилось в ноябре 2014 года. После начала 1 июня 2010 года на 2015 год запланирован конец постройки второго ВТЦ, 4-й ВТЦ был открыт в октябре 2013 года, к строительству ВТЦ-5 приступили 9 сентября 2011 года.



Интересные факты

  • 11 сентября 2001 года во Всемирном торговом центре, согласно легенде, погиб гениальный и никому неведомый скульптор Брюс Хай Кволити (Bruce High Quality)[20]. Через несколько лет шесть молодых художников назвали в честь фантастического покойника свою арт-группу «Bruce High Quality Foundation»[20].
  • В 2009 году в Иерусалиме открылся кенотаф в память о погибших в теракте 11 сентября. В основание обелиска заложен кусок оплавленного металла от ВТЦ[21].
  • В клипе Rollin' группы Limp Bizkit музыканты играют на вертолетной площадке южной башни Всемирного Торгового Центра.
  • 7 августа 1974 года известный канатоходец Филипп Пети прошел по канату, натянутому между Северной и Южной башнями-близнецами Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. По этому событию был снят фильм «Прогулка» 2015 года.
  • Поначалу нью-йоркцам вовсе не нравились модернистские исполины ВТЦ. Многие считали, что башни изуродовали облик Манхэттена. Даже придумали язвительную шутку, что «башни-близнецы — это коробки, в которых привезли Эмпайр-стейт-билдинг и Крайслер-билдинг». В итоге башни-близнецы повторили судьбу Эйфелевой башни: в начале их невзлюбили, потом к ним привыкли, затем их полюбили, и в конечном счёте они стали гордостью и символом Соединённых Штатов.

В произведениях искусства

Фильмы
Музыка
  • I Can’t See New York (песня Tori Amos, альбом Scarlet's Walk, 2002)
  • Free (альбом группы Bonfire, 2003)
  • New New York (песня группы The Cranberries, альбом Stars, 2002)
  • Façade of Reality (песня группы Epica, альбом The Phantom Agony, 2003)
  • The Evil Has Landed (песня группы Testament, альбом The Formation of Damnation, 2008)
  • When the Eagle Cries (песня группы Iced Earth, альбом The Glorious Burden, 2004)
Игры
  • Наиболее точную модель Всемирного Торгового Центра можно установить в игру GTA IV. Изначально в игре нет ВТЦ, но так как город Либерти-Сити является прототипом Нью-Йорка, при установке модификации башни-близнецы располагаются в том же месте в Нижнем Манхэттене, как это было в реальности.

См. также

Напишите отзыв о статье "Всемирный торговый центр"

Примечания

  1. Ермолович Д. И. [yermolovich.ru/faq/4-0-2 «Всемирный торговый центр» — теперь и в Москве...] (рус.). Переводизмы. Русский язык и перевод (2009). Проверено 5 ноября 2014.
  2. [news.bbc.co.uk/dna/place-lancashire/plain/A32873871 World's Tallest Buildings - A Timeline for the 20th Century] (англ.). BBC. Проверено 25 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EiIUzKe5 Архивировано из первоисточника 26 февраля 2013].
  3. [www.9-11commission.gov/report/index.htm 9/11 Commission Report]. The National Commission on Terrorist Attacks Upon the United States. [www.webcitation.org/61FqDOTbZ Архивировано из первоисточника 27 августа 2011].
  4. Dwyer, Jim, Lipton, Eric et al.. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9F00E6DC153BF935A15756C0A9649C8B63&sec=&spon=&pagewanted=4 102 Minutes: Last Words at the Trade Center; Fighting to Live as the Towers Die], The New York Times (May 26, 2002). [www.webcitation.org/5bTftBx4s Архивировано] из первоисточника 10 октября 2008. Проверено 23 мая 2008.
  5. NIST NCSTAR 1-1 (2005), p. 34; pp. 45-46
  6. [www.fema.gov/pdf/library/fema403_ch5.pdf FEMA 403 -World Trade Center Building Performance Study, Chapter. 5, section 5.5.4] (PDF). Проверено 30 января 2011. [www.webcitation.org/61FqEGJar Архивировано из первоисточника 27 августа 2011].
  7. [wtc.nist.gov/media/NIST_NCSTAR_1A_for_public_comment.pdf Final Report on the Collapse of World Trade Center Building 7 - Draft for Public Comment] xxxii. NIST (August 2008). [www.webcitation.org/61FqEz9dj Архивировано из первоисточника 27 августа 2011].
  8. [www.fema.gov/rebuild/mat/wtcstudy.shtm World Trade Center Building Performance Study]. FEMA (May 2002). Проверено 12 июля 2007. [www.webcitation.org/61DZM9UW8 Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
  9. [www.fema.gov/pdf/library/fema403_ch6.pdf World Trade Center Building Performance Study - Bankers Trust Building]. FEMA (May 2002). Проверено 12 июля 2007. [www.webcitation.org/61DZMaSlU Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
  10. [www.renewnyc.com/plan_des_dev/130Liberty/default.asp The Deutsche Bank Building at 130 Liberty Street]. Lower Manhattan Construction Command Center. Проверено 12 июля 2007. [www.webcitation.org/61DZN1B92 Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
  11. [www.lowermanhattan.info/construction/project_updates/fiterman_hall_39764.aspx Fiterman Hall - Project Updates]. Lower Manhattan Construction Command Center. Проверено 19 ноября 2008. [www.webcitation.org/61DZNWniJ Архивировано из первоисточника 26 августа 2011].
  12. DePalma, Anthony. [www.nytimes.com/2007/05/24/nyregion/24dust.html For the First Time, New York Links a Death to 9/11 Dust], The New York Times (May 24, 2007).
  13. [www.cbsnews.com/stories/2008/07/10/national/main4250100.shtml Official 9/11 Death Toll Climbs By One], CBS News (July 10, 2008). Проверено 29 августа 2010.
  14. Foderaro, Lisa W.. [www.nytimes.com/2009/09/12/nyregion/12groundzero.html 9/11's Litany of Loss, Joined by Another Name] (September 11, 2009). Проверено 29 августа 2010.
  15. Siegel, Aaron. [www.investmentnews.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/20070911/REG/70911011 Industry honors fallen on 9/11 anniversary], InvestmentNews (September 11, 2007). Проверено 20 мая 2008.
  16. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9C05E1DC1631F933A2575AC0A9649C8B63 Lung Ailments May Force 500 Firefighters Off Job], The New York Times (September 10, 2002). Проверено 23 мая 2008.
  17. [www.usatoday.com/news/nation/2002-08-19-nypd-nyfd-report_x.htm Post-9/11 report recommends police, fire response changes] (August 19, 2002). Проверено 23 мая 2008.
  18. [archives.cnn.com/2002/US/07/20/wtc.police/index.html Police back on day-to-day beat after 9/11 nightmare], CNN (July 21, 2002). Проверено 23 мая 2008.
  19. [www.svobodanews.ru/content/News/259800.html В Нью-Йорке состоялась премьера фильма Оливера Стоуна], Радио Свобода (August 07, 2006). Проверено 5 марта 2011.
  20. 1 2 Гулин И. [www.kommersant.ru/doc/2218253 Ретроспектива анонимного художника] // Коммерсантъ Weekend. — 2013. — 28 июня.
  21. [www.haaretz.com/jerusalem-to-dedicate-first-9-11-memorial-with-names-outside-u-s-1.4646 Jerusalem to dedicate first 9/11 memorial with names outside U.S.]  (англ.) на сайте haaretz.com, 6 ноября 2009

Ссылки

  • [wtc.com/ Официальный сайт] (англ.)

Отрывок, характеризующий Всемирный торговый центр

Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.