Южная военно-морская база Украины

Южная военно-морская база
укр. Південна військово-морська база
Новоозёрное, АР Крым, Украина
Штаб Южной военно-морской базы Украины в Новоозёрном
Координаты	45°23′51″ с. ш. 33°07′42″ в. д.45.39750° с. ш. 33.12833° в. д. / 45.39750; 33.12833
Период эксплуатации	1995 — 2014
Владелец	Украина
В управлении	Военно-морские силы Украины
События	Крымский кризис

Южная военно-морская база (укр. Південна військово-морська база) — часть военно-морских сил Украины, располагавшаяся в Новоозёрном, в заливе Донузлав.

История

В времена СССР территория базы относилась к Крымской военно-морской базе. В первые годы своего существования база находилась под личным управлением главнокомандующего ВМФ СССР Сергея Георгиевича Горшкова. В 1976 году на должность командира базы был назначен контр-адмирал Юрий Викторович Крылов. При его непосредственном участии были спланированы и выполнены проекты здания штаба, тыла Крымской базы, улиц, проспекта и приморского парка в Новоозёрном. Также в этом время в составе базы служил контр-адмирал Фёдор Иванович Кантур в должности начальника политического отдела. В честь Кантура в посёлке была названа одна из улиц. в 1979 году командиром базы был назначен Игорь Георгиевич Махонин, который позже стал контр-адмиралом.

В 1983 году базу возглавил Игорь Васильевич Кудряшов, который до этого работал в должности начальника штаба, а позже дослужился до звания вице-адмирала. Затем, в 1987 году гарнизон возглавил капитан 1-го ранга Алексей Иванович Фролов. В 1992 году командиром базы стал Александр Сергеевич Цубин. В конце 1980-х и начале 1990-х штаб базы возглавлял Борис Борисович Кожин, который затем стал командующим ВМС Украины и депутатом Верховной рады Украины.

В ночь на 8 апреля 1992 года, после принятия офицерами базы присяги Украине в посёлок Новоозёрное ввели боевую технику 361-го полка 126-й дивизии береговой обороны Черноморского флота России: 4 БТР и 2 мотострелковых взвода из Евпатории. Выход из залива Донузлав блокировали два ракетных катера и два корвета, так как личный состав кораблей заблокированных в бухте принял украинскую присягу. Приказ штаба флота был взять под охрану бронетехнику и здание местного совета Евпатории, однако командир 361-го полка не выполнил его.

21 июля 1992 года сторожевой корабль СКР-112 поднял украинский флаг и ушёл из Донузлава в Одессу. В течение 8 часов похода СКР-12 преследовали корабли Черноморского флота, применявшие предупредительный артиллерийский огонь и совершали попытки высадится на сторожевой корабль группу захвата. Украина направила в поддержу корабля истребитель и пограничные катера. В связи с угрозой моряки РФ не стали выполнять приказ штаба остановить корабль. После раздела Черноморского флота база перешла к Украине. По соглашению между Россией и Украиной о параметрах раздела Черноморского флота 9 июня 1995 года украинской стороне перешли следующие объекты на территории Новоозёрного: повседневный командный пункт, 682-й узел связи, 1861-й узел связи, 3335-й склад средств, 747-й пункт контроля безопасности связи, 1296-я станция ФПС, 61-я лаборатория настройки и регулировки вооружения, 2818-й склад горючего, военно-морской госпиталь с поликлиническим отделением, 560-я корабельная группа спецмедпомощи, 273-й санитарно-эпидемиологический отряд, медицинский склад, объединенный склад вооружения и имущества, управление морской инженерной службы, мобдепо, электросеть, дорожно-эксплуатационный участок, узел комплексного технического контроля, лаборатория измерительной техники, расчетно-аналитическая станция, гидрометеослужба автомобильный склад, гараж №3, 43-я флотская команда, береговые базы 4533-я, 5713-я и 4258-я, Дом офицеров, матросский клуб, издательство газеты Крымской ВМБ, кинопрокатная база и военная комендатура.

9 июля 1996 года часть была преобразована в Южный морской район Военно-морских сил Украины. В него вошли органы военного управления, корабли, суда, воинские части и подразделения с пунктами базирования по всему Крыму. Первым командиром был назначен контр-адмирал Борис Николаевич Рекуц.

Летом 1997 база приняла участие в проведении первых в истории Украины международных учений Си-Бриз с привлечением кораблей и судов США, Турции, Болгарии, Грузии и Румынии. В 2001 году командиром базы был назначен контр-адмирал Игорь Владимирович Князь. В 2003 году в ходе реформирования Вооруженных сил Украины Южный морской район реорганизуется в Южную военно-морскую базу. В 2004 году командиром базы назначен Владимир Николаевич Догонов. В апреле 2006 года были проведены учения в рамках Черноморской военно-морской группы. 29 апреля 2009 года на штабом ЮВМБ был поднят самый большой военно-морской флаг Украины размером 4 на 6 метров, флаг был поднят в честь перехода Черноморского флота под контроль Украинской Народной Республики в 1918 году. В октябре 2009 года прошли военные тактические учения. За действиями армии наблюдал Президент Украины Виктор Ющенко, Начальник генерального штаба Вооружённых сил Украины Сергей Кириченко, командующий Военно-морскими силами Украины Игорь Тенюх, первый заместитель главы Секретариата Президента Юрий Ехануров, также на учениях присутствовали Пётр Шатковский, Анатолий Гриценко, Виктор Плакида и Леонид Жунько. В учениях участвовали корабли и вспомогательные суда, морская пехота и морская авиация. Сухопутные войска были представлены армейской авиацией и бронетехникой.

Крымский кризис

3 марта 2014 года появилась информация о блокировании работы части военнослужащими Российской Федерации. Ракетный крейсер «Москва» в сопровождении 4 кораблей Черноморского флота РФ блокировали выход из залива Донузлав, где находятся корабли Военно-морских сил Украины. В ночь с 5-го на 6-е марта 2014 года на выходе из Донузлава был затоплен списанный большой противолодочный корабль «Очаков» принадлежащий РФ. 7 марта было затоплено водолазное морское судно «ВМ-416». В итоге в Донузлаве были заблокированы корабли ВМС Украины: корвет «Винница» (U206), морской тральщик «Чернигов» (U310), морской тральщик «Черкассы» (U311), рейдовый тральщик «Геническ» (U360), средний десантный корабль «Кировоград» (U401), большой десантный корабль «Константин Ольшанский» (U402), противопожарный катер «Евпатория» (U728), транспорт «Горловка» (U753), морской буксир «Ковель» (U831), противодиверсионный катер «Феодосия» (U240), катер-торпедолов «Херсон» (U891) и буксирный катер «Новоозёрное» (U942).

19 марта 2014 года штаб Южной военно-морской база Украины перешёл под контроль РФ. Ворота штаба возле контрольно-пропускного пункта были снесены бульдозером. 22 марта корвет «Винница» поднял Андреевский флаг ВМФ РФ.

Командиры

• Крылов Юрий Викторович (1976—1979)
• Махонин Игорь Георгиевич (1979—1983)
• Кудряшов Игорь Васильевич (1983—1987)
• Фролов Александр Иванович (1987—1992)
• Цубин Александр Сергеевич (1992—1996)
• Рекуц Борис Николаевич (1996—2001)
• Князь Игорь Владимирович (2001—2003)
• Носенко Виктор Иванович (2003—2004)
• Догонов Владимир Николаевич (2004—2014)

Ссылки

• [novoozernoe.net/index.php?name=News&op=article&sid=15.htm История кораблей и соединений Донузлава]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Южная военно-морская база Украины

– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.